Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Генерал-майор - Посняков Андрей - Страница 34


34
Изменить размер шрифта:

Выйдя из парадного, Денис сразу же приметил дожидавшуюся его пролетку, запряженную парой лошадей. Красивую, на рессорах, с поднятым верхом и прикрепленным позади номером. «Лихач» – один из самых дорогих извозчиков, считавшийся вполне шикарным, в отличие от более демократичных «резвых» или совсем уж дешевых «ванек» – крепостных, отпускаемых помещиком на зиму «на извоз». «Ваньки» нынче ездили на санях, а вот «лихачи» – на колясках, не так-то и много снега имелось в центре Санкт-Петербурга, он то выпадал, то – в оттепель – таял, исходя коричневатой чавкающей грязью, цепляющейся и за обувь, и за колеса, и к полозьям саней.

– Пошел! – Усевшись, Давыдов навал адрес.

– Полтина, уважаемый господин! – обернувшись, сообщил извозчик – молодой парень с франтоватыми усиками и в красивом армяке, расшитом бахромой и позументами. Вся эта «музыка», верно, стоила немало… Ну так и что? Это ж не какой-нибудь «ванька». «Лихач» – элита извозчичьего мира. Вполне мог себе позволить, вполне.

Полтина, конечно, было дороговато. Обычная средняя такса составляла еще больше – восемьдесят копеек, примерно столько же зарабатывал в день у себя в «присутствии» какой-нибудь коллежский регистратор. Обычно да – восемьдесят, а этот запросил пятьдесят… Однако же что тут и ехать-то? С Гороховой-то на Невский!

Как бы то ни было, гусар заплатил не торгуясь, памятуя о материальном вспомоществовании, определенно обещанном министром. Надо было только заехать в министерство да написать рапорт – в бюрократической системе без бумажки никак нельзя.

«Заеду! – устраиваясь поудобнее, твердо решил Денис. – А то все свое жалованье прокатаю!»

Извозчик взялся за вожжи. Поехали, покатили. Все быстрей и быстрей. Что в Петербурге, что в Москве считалось шиком вот так вот гонять, распугивая собак и прохожих. Что касается пешеходов, то им вообще не советовали переходить центральные улицы в «часы пик». К таковым улицам относилась и Гороховая и, естественно, Невский, куда бодрая коляска вынеслась с набережной Мойки, едва не сбив какого-то бедолагу.

– Посматривай! – взмахнув кнутом, грозно закричал «лихач». – Посматривай!

Ах, как было хорошо так нестись, глядя на многолюдный и полный экипажей проспект! Тут и там скакали верховые, как видно, по важным делам, неслись гербовые кареты, щегольские коляски и дрожки, английские возки, неповоротливые дормезы, а еще – кабриолеты, фаэтоны, линейки. Тут же, запряженные медлительными волами, тяжело катили груженые телеги и фуры, раскидывая ошметки мокрого снега, скрипели сани, саночки и салазки. Кругом сверкали разноцветные вывески ресторанов, модных магазинов и лавок, по тротуарам шатались толпы людей.

Действительно – столица! Действительно – империя! А то ж!

Глава 5

К особняку баронессы Моренгейм подъехали примерно через полчаса. По такому-то движению – вполне себе нормально. Выбираясь из пролетки, Денис хотел было велеть извозчику ждать, но тут же раздумал. Подобных «лихачей» на Невском было немерено, так чего ж зря деньгами сорить? За ожидание стервятник сей ведь наверняка заломит цену… А ведь неизвестно еще, как здесь все пойдет и сколько бравый гусар у вдовицы пробудет! Может, затянется разговор… Вполне может быть, вполне.

Невдалеке остановилась коляска с зеленым верхом. И чуть поодаль – такая же, тоже с зеленым. И вон там, у моста, – с зеленым… И еще… Да много тут таких! Как в СССР – белых «жигулей» или в современной России – серебристых «логанов». У каждого второго, не считая каждого первого. Ах, ну к чему ж вся эта подозрительность? Никто здесь про тайное задание Дениса не знает, не ведает, да и кому нынче есть дело до грязного августейшего белья, давно уже пропахшего плесенью? Хотя… нет. Как раз есть кому. Иначе б Давыдова сюда не вызвали.

Особняк баронессы, бело-бирюзовым фасадом своим выходивший прямо на Невский проспект, выглядел очень даже солидно и богато. Лепнина, колонны и все такое прочее. Правда вот золоченые ворота, ведущие во внутренний двор, оказались запертыми, и Давыдову стоило больших трудов подозвать привратника. Голос сорвал, покуда дозвался!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Эй, эй, милейший! Да есть тут хоть кто-нибудь? Эгей!

Ага! Явился не запылился! Со двора к воротам неспешно подошел пегобородый мужик в распахнутом на груди армяке и треухе, залихватски сдвинутом на затылок, как любят носит дембеля и мелкоуголовные элементы, в просторечии именуемые шпаной. Молча отворив ворота, привратник поклонился и показал рукой на едва расчищенную от снега дорожку, ведущую через внутренний двор к парадному крыльцу. Вокруг веяло какой-то неухоженностью, запущенностью, как бывает, когда хозяев нету. И впрямь предчувствия гусара не обманули?

Баронесса оказалась в отъезде, о чем уже с порога сообщил слуга в засаленной ливрее:

– А хозяйка уехавши! В Ниццу. Будет когда? Дак к осени возвернется, ага.

– К осени, значит… – Давыдов покусал ус. – А кто тут из старых слуг есть?

– Из старых? – Лакей, молодой парень, сутулый и тощий, с бледным петербургским лицом, почесал нечесаную шевелюру. – Это надо у метрдотеля спросить, у Фомича.

– А ты-то сам давно служишь? – пройдя в парадную, уточнил Дэн.

– Я-то? Да по весне уж с полгода будет.

С полгода… Однако – н-да-а-а…

– Ты вот что, голубчик. А ну-ка, зови мне этого твоего Фомича.

– А чего его звать-то? – ухмыльнулся парень. – Эвон он, во дворе, снег чистит. Посейчас, барин, покличу…

Метрдотель чистит снег во дворе! В грязном армячишке… Он же – и привратник, а лакей, видно, прислуга один за всех. Давыдов покачал головой, решив, что с деньгами у бедной вдовицы явно не очень. Только вот тут же возник вопрос: на какие-такие шиши баронесса в Ниццу укатила?

Между тем метрдотель Фомич явился-таки с улицы, поставил лопату в угол и, отряхнув от налипшего снега валенки, снова поклонился Денису:

– Спрашивали меня, вашество:

– Да мне бы барыню твою… Или хотя бы из старых слуг кого.

– Из стары-ых… – Метрдотель-привратник покачал головой и неожиданно задал вполне логичный и трезвый вопрос: – А с какого, собственно, времени старых?

– Ну те, кто служил здесь лет двенадцать назад… Да хотя бы десять.

– Ох ты ж! – удивленно ахнул Фомич. – Да с тех пор, барин, почитай, одна Аграфена осталась, служанка. Так она с барыней, в Ницце.

– Везет же некоторым. – Язвительно хмыкнув, Денис взял слегка обалдевшего от такой фамильярности привратника под руку и, отведя в уголок, задушевно спросил: – А что, братец, барыня-то твоя, я вижу, богатенько живет?

– Богатенько? – Метрдотель аж крякнул. – Да что вы, барин! Кто вам такое сказал? Раньше-то, при старом бароне, не жаловались. А как тот помер, хозяйка все денежки-то растранжирила, спустила! То балы, то, прости господи, вояжи…

– И что, быстро спустила? – как бы между прочим уточнил Дэн.

– Да быстро, барин… – Фомич покивал. – Года два-три…

– А сейчас, говоришь, в Ницце?

– Еще и в Италию заедет, – усмехнулся метрдотель. – Спросите, на какие шиши? А любовь у нее, вот! Воздыхатель дал.

– Что ж, рад за твою хозяйку, голубчик! – подкрутив усы, Денис просиял лицом. – Любовь – дело хорошее! А сколько, если не секрет, госпоже твоей лет-то? Я чего спрашиваю… Присматриваю особняки на продажу!

– Ага-а… – шмыгнув носом, протянул Фомич. – Теперь оно поня-атно… Не-а, не продаст барыня дом, коли уж нашелся воздыхатель…

– Так лет-то сколько?

Привратник всплеснул руками:

– Дак вот я и говорю: лет-то ей уж много, тридцать восемь! В этаком-то возрасте о душе пора думать, а не о, прости господи, любовниках.

– Ничего-ничего! Как сказал поэт, любви все возрасты покорны… Так, говоришь, не продаст она дом? – Вытащив из кармана полтину, Давыдов, словно бы так, машинально, повертел ее в руках…

Светлые глаза привратника вспыхнули алчностью:

– Я ведь, господин хороший, могу и поспрошать… Ну как барыня-то вернется…

– Вот это славно бы! – Монетка тут же перекочевала в широкую ладонь метрдотеля.