Доброе дело (СИ) - Казьмин Михаил Иванович - Страница 17

— Все вместе? — переспросил Шаболдин. — Никто по дороге не задержался?

— Нет, никто не задерживался, вместе пришли, — чуть подумав, подтвердил свои слова Погорелов.

— Дальше что было? — продолжил спрашивать пристав.

— Мы с Лизой и Ольгой позавтракали, матушка и Фёдор не стали.Часа не прошло, вошли Ангелина с доктором, — сказал Погорелов. — Ангелина объявила о смерти дяди, а доктор настоятельно присоветовал Фёдору позвать губных, потому как похоже, что дядю отравили. Фёдор отправил посыльного к губным, и пока вы с вашими людьми не пришли, мы так и сидели в столовой. Дальше вы знаете.

М-да, интересно получается… Ангелине Гуровой пользоваться коридором, чтобы из спальни мужа перейти в свою, надобности не было — между спальнями имелась дверь. Стало быть, приметный шлафрок показали Погорелову специально, чтобы он заподозрил свою любовницу. Кто это, спрашивается, тут такой психолог, что смог просчитать реакцию молодого человека?

— Что же, Николай Матвеевич, держать вас здесь дальше никакой надобности нет, — пристав, должно быть, тоже решил, что допрос Погорелова себя исчерпал. — Я велю сей же час отвезти вас домой, но дом покидать вам запрещаю, пока не будет пойман отравитель. На прогулки во дворе дома запрет не распространяется, — смилостивился Шаболдин, — однако же более так глупо вести себя я вам не советую.

Пока младший Погорелов, воспользовавшись любезностью пристава, умывался, причёсывался и приводил в относительный порядок одежду, Шаболдин поинтересовался, как я собирался прояснить любовные похождения Погорелова до того, как они с Ангелиной Павловной сознались. Пришлось ответить, что была у меня мысль привлечь Вареньку — уж она-то, поговорив с бывшей актрисой и её служанкой, вполне могла бы выяснить, что там и к чему. Впрочем, оба мы сошлись на том, что получилось даже лучше, потому что быстрее и надёжнее. Далее мы обсудили наши дальнейшие действия. Отвезти Погорелова домой и сдать его с рук на руки родным Борис Григорьевич собрался лично, что и понятно — царевичу такое проявление уважения к семье своего учителя станет известно, а зарекомендовать себя в глазах вышестоящих для служивого человека всегда полезно, в каком бы чине он службу ни тянул. Затем Шаболдин намеревался навестить дом Гуровых и присоветовать охранные артефакты сыну убитого и его супруге — мало ли, кто там и кого пожелает ещё отравить. Собирался он задать и несколько вопросов слугам, чтобы, как выразился сам Борис Григорьевич, уточнить некоторые мелкие подробности. Сам я никакой потребности общаться сегодня с Погореловыми, а тем более, с Гуровыми, не ощущал, зато желание обдумать услышанное очень даже наличествовало, и с приставом я попрощался, договорившись зайти к нему завтра с утра.

Слушая за обедом щебетанье Вареньки о её новых успехах в совершенствовании своего тела, я уже предвкушал, как буду те самые успехи проверять, однако же причудливый ход моих мыслей снова привёл меня к оценке того, что мне стало известно сегодня.

Главное всё-таки состояло даже не в новых знаниях. Просьбу царевича о проверке виновности либо невиновности младшего Погорелова формально можно было считать исполненной, но именно что формально, потому как проверен и опровергнут был, строго говоря, только его самооговор. Поэтому у меня не появилось и тени мысли о том, чтобы устраниться от дальнейшего розыска — найдём настоящего отравителя, тогда и Николаю Погорелову не придётся оставаться героем невразумительной истории, где он как бы и не виноват, но дело-то, знаете ли, тёмное…

А потом я понял, что мы с приставом сегодня пропустили мимо себя о-о-очень интересную подробность. И что нужно обратить на неё внимание Шаболдина.

Глава 9. Новые сведения

Хороший всё-таки человек старший губной пристав Шаболдин, дай ему Бог крепкого здоровья и всяческих успехов в его нелёгкой службе. Утром он позвонил мне по телефону и отменил нашу встречу, сказав, что ему и сегодня придётся идти в дом Гуровых, остались там у него ещё какие-то незаконченные дела. Договорились, что я зайду к нему ближе к окончанию присутственных часов, так что благодаря предупредительности Бориса Григорьевича у меня появилось время и на другие свои занятия.

К середине дня мне наконец-то удалось составить более-менее приемлемый план докладной записки о необходимости создания в Царстве Русском системы профессионального обучения фабричных артефакторов, и я уже почти что полностью представлял себе, как эта записка должна выглядеть в законченном виде, но упёрся в неожиданное препятствие. Вот кому, скажите, я эту записку подам? Царю? Тогда надо упор делать на общие моменты, потому как в тонкости с подробностями государь вникать не станет, недосуг ему за другими царскими делами. Палате народного просвещения? Туда лучше подать бумагу, излагающую уже подробности, а ещё лучше будет переписать в виде докладной записки кое-какие фрагменты из моей же диссертации. Навскидку я бы мог назвать ещё пару-тройку мест, куда идею можно и даже нужно было бы забросить, но для каждого такого места требовался свой набор обоснований и доводов, но главное — никто и нигде не возьмётся начинать новое, ранее неизвестное, дело без царского на то дозволения, а лучше даже прямого указания. То есть получится, что если там впечатлятся моими идеями, то на их основе сами сочинят предложение на имя государя. А это, при всём моём уважении к государевым людям, будет уже то, что в прошлой моей жизни называли «испорченным телефоном». Уж для чего там будут переиначивать мои слова и мысли — для подгонки их под собственный ведомственный интерес или просто в силу особенностей своего понимания и восприятия — не суть важно, главное, что до царя мои предложения дойдут уже в переработанном виде. Оно мне, спрашивается, надо? Не надо. Стало быть, подавать докладную надо самому царю-государю нашему Фёдору Васильевичу. Так? Так, но…

Но царю вдаваться во все подробности не только, как я уже говорил, недосуг, но и не нужно, у него для того государевы люди есть. А вот увидеть и оценить все выгоды и преимущества моего предложения, как и представить, хотя бы в самых общих чертах, затраты на его исполнение Фёдор Васильевич уж всяко пожелает. Значит, моя задача в том состоит, чтобы как можно больше тех выгод, преимуществ и затрат государь увидел в моём представлении, а не в представлении тех, кому он спустит мою докладную. Спустит, замечу, не для исполнения, а поначалу для ознакомления и оценки. Из этой глубокой мысли со всею непреложностью последовали и две других: во-первых, аргументация моя должна быть исключительно продуманной и нацеленной именно на царя, а во-вторых, подавать государю докладную записку я должен непременно собственнолично, дабы главные доводы в пользу принятия моего предложения царь услышал именно от меня и именно в том виде, в каком я их изложу. Потом пусть спускает кому угодно, у самого государя мнение на сей счёт уже сложится, и задачу тем, кому царь отправит мою докладную, он поставит не «разобраться и доложить» вообще, а «разобраться, как лучше исполнить, и доложить». Ну, я надеюсь, что поставит.

А раз так, то мне нужна встреча с царём, встреча довольно продолжительная, чтобы у меня было время со всей убедительностью рассказать государю о своём предложении. И чтобы таковая встреча состоялась, предварительно надо встретиться с приятелем моим и зятем Леонидом Васильевичем, раз уж он имел милость назвать себя моим должником. Причём встреча с Леонидом должна состояться поскорее, пока царевич пребывает в благостном настроении — известие об освобождении Николая Погорелова из-под стражи он наверняка ещё вчера получил. А не вчера если, то сегодня уж точно. Так, что там мы с Варварой Дмитриевной обещали Леониду Васильевичу с Татьяной Филипповной? Пригласить их в гости на чай? Пришла пора обещание исполнять. Да, вот сегодня поговорю с Шаболдиным и определюсь, когда звать дорогих гостей…

— О, Алексей Филиппович! — обрадовался пристав. — А у меня новости!

Ну кто бы сомневался! Борис Григорьевич, человек, как я уже не раз говорил, хороший, но вряд ли именно мой приход вызвал у него этакую радость, тут я не обольщался. Повод для столь благостного расположения духа у пристава был явно иным. Что же, вот сам сейчас и поделится…