Кукла вуду (СИ) - Сакрытина Мария - Страница 43

Ирка уже всё обсудила со своей пассией и очень нам рада. Флиртует с Ником напропалую. «Ой, как давно не виделись! Ой, какой у тебя рюкзак стильный, м-м-м…»  Издевается. Встречает мой недовольный взгляд и только шире улыбается. Так и хочется её спросить: а благоверный твой в курсе? Да нет, конечно. И кто я такой, чтобы портить сестре удовольствие? Тем более Никита тоже доволен.

Папа с матерью что-то обсуждают, запершись в кабинете. Мы хватаем коньки и надеемся, что за нами не потащится с десяток амбалов-телохранителей. Пусть защищают тихо, незаметно, а?

И позже, уже на катке, я невольно думаю, как же по-разному я себя чувствую здесь – с друзьями и Олей. С Ирой и Ником весело, можно бегать наперегонки, закручивать невероятные фигуры, даже танцевать. С Олей – в основном ехать по прямой. Но она смотрела на меня так, словно я герой. Словно обычное умение кататься делает меня суперменом.

Она неискушённая девочка, трусиха, и тараканы у неё в голове размером, наверное, с мой дом. Но с ней мне было хорошо. Словно я наконец стал целым.

Магия, наверное. Если честно, бесит.

***

Оля

В развалинах церкви стонет ветер. Лунные лучи пронзают пыльный витраж: два скелета под руку стоят на пороге, осыпаемые белыми лепестками. На одном скелете фрак, на другом – подвенечное платье и венок роз, тоже белых. Я долго смотрю, как играют на стёклах серебряные лучи, и мне почему-то грустно. И чудится музыка органа, которого здесь нет – стен ведь почти не осталось, какой уж тут орган? Этот витраж единственный уцелел, а ещё каменный пол, сквозь который пробивается трава и какие-то пушистые белые цветы. Вместо потолка – звёздное небо с плошкой-луной. Ах да, и скамьи. Наверное, это была католическая церковь. Протестантскую вроде не украшают витражи?

В стоне ветра мне чудятся голоса – крики, смех, mea culpa[2]… Лунный свет мечется по стенам, отбрасывая странные тени, рисуя целый спектакль. Мне чудятся рыцари с мечами, напоминающими кресты; ведьма, горящая перед площадью, полной народа; пир во время чумы с застывшими гостями-трупами…

Хватит, думаю я, оборачиваясь. И только сейчас замечаю замершую на дальней скамье фигуру.

Из осторожности – во сне я всё равно остаюсь собой, пусть мне и не страшно – я подхожу к ней медленно, словно бы невзначай. Да, я просто брожу тут, изучаю руины, ничего особенного…

Фигура как будто молится. Из-за неверного лунного света я даже не могу понять, кто это – мужчина или женщина. Я его знаю? Это Антон? Нет, точно нет, за последнее время я хорошо его изучила, узнаю и со спины. Не он.

Фигура не шевелится и молчит, даже когда я приближаюсь и, поколебавшись, сажусь рядом. И когда, не удержавшись от любопытства, наклоняюсь, заглядываю в лицо.

Да, это я вздрагиваю, потому что узнаю его – Никита Круглов, за которого Антон так переживает.

- Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, и мой голос уносит ветер.

Никита как будто не слышит – даже головы не поднимает.

- Эй? – зову я снова и на этот раз осторожно дотрагиваюсь до его плеча. Что это на нём? Старинный плащ? Мантия? Зачем?

И только после моего прикосновения – я хорошо это отмечаю – Никита вздрагивает и испуганно смотрит на меня. Ни его, ни Антона я не могу представить испуганным, потому удивляюсь.

- Оля?

Я убираю руку, и он снова замирает в прежней позе.

Эм, что?

Снова кладу ладонь на его плечо – Никита послушно оживает.

- Оля? – снова удивлённо шепчет он.

- Привет, - равнодушно говорю я, чувствуя странную слабость. – Что ты здесь делаешь?

Он сам хватает меня за руку – левую, запястье жжёт так сильно, что я вскрикиваю.

- Пусти!

Он жалобно смотрит на меня и сильнее сжимает мою руку.

- Помоги мне! – Никита кричит, понимаю я, но его голос тише ветра. Шелест листьев, не более. – Помоги, пожалуйста!

- К-как? – Я вырываюсь, но он держит крепко.

И всё повторяет:

- Пожалуйста! Умоляю, мне нужна помощь!

Я беру себя в руки – во сне это всегда легко сделать.

- Какая?

Никита качает головой, и я замечаю в его глазах слёзы. Боже ты мой!

- Я не хочу умирать. Пожалуйста…

Звонко стучит по полу трость – и, содрогнувшись, словно тряпичная кукла, Никита меня отпускает. Теперь он снова сидит, склонившись, словно молится. В его глазах стынут слёзы.

- Насмотрелась, куколка?

Думаю, если бы череп мог хмуриться, Барон бы так и сделал. Сейчас он внимательно смотрит на меня, и от его взгляда мне не по себе.

- Что с ним? – Я снова тянусь к Никите, но Барон тростью бьёт меня по руке.

- Пти бон аж, дурочка. Только не твой. Уходи, это не твой сон и не твой мир.

Как будто я сама сюда напросилась!

- Я хочу знать, что с ним?

Барон усмехается. И протягивает руку.

- Потанцуем, куколка?

Я отстраняюсь – для этого мне приходится встать со скамьи. Ох, да вон же дверь! Мне точно туда…

Но прежде чем сбежать, я спрашиваю:

- Почему ты всё время так настойчиво зовёшь меня танцевать? Что будет после этого?

- Ты станешь моей, - улыбается Барон.

Что-то подобное я и представляла. И… я не дурочка, я понимаю, что хорошо вся эта история для меня не закончится. Только одно не ясно:

- Зачем я тебе?

Барон пожимает плечами и лукаво смотрит на меня

- Твой страх такой яркий, пить просто за…сь. Думаю, нам понравится танцевать. Ну что, куколка, ты идёшь?

Я отступаю к двери.

- Если соглашусь, я умру?

Барон с улыбкой кивает. Улыбка черепа – что может быть страшнее? Наверное, лишь танец с ним.

- Я пока не хочу умирать.

- Неужели? И ради чего же тебе жить?

От неожиданности я останавливаюсь.

- Твоя жизнь жалкая и ничтожная, - продолжает Барон. – Твоим близким плевать на тебя, или они мертвы, что, поверь, одно и то же. Ты и сама не раз думала о самоубийстве. Что ещё тебе делать, как не танцевать со мной? Идём, куколка, всё будет офигенно, уж поверь мне.

 Я сцепляю руки за спиной.

- Что нужно сделать, чтобы всё это прекратилось?

Барон насмешливо смотрит на меня и качает головой. Перья дрожат на его шляпе, как и маленькие человечьи черепа.

- Как я за…ся с тобой, дурочка! Как в твою маленькую глупую голову вообще торкнуло, что если ты позовёшь колдуна, который, е…ть, находится под моим покровительством, у тебя что-то получится?

- Зачем? – вырывается у меня. – Зачем ты ему помогаешь, он детей убивает!

Барон хохочет.

- О да. А я же, мать твою, такой милашка, да?

До двери, за которой (я знаю), сон закончится, остаётся ещё шаг.

Я смотрю на Никиту и говорю Барону:

- Ты двуличный кукловод. А он – он на самом деле жив! Твой колдун специально нас путает! И это не мой учитель математики, это не может быть он!

Барон ухмыляется.

- Уверена?

Словно верёвочная кукла, Никита встаёт со скамьи, идёт ко мне – медленно, спотыкаясь, словно зомби. Из его глаз снова текут слёзы.

- Помоги мне, - шепчет он на ходу. – Мне нужна помощь!

Напуганная, я делаю последний шаг.

И сон заканчивается.

Потом, уже проснувшись, я долго смотрю на потолок. Ещё не рассвело, от фонарей и деревьев снаружи по комнате скользят тени. Как в той церкви, только нормальные.

На прикроватном столике стоит стакан с чем-то мятным и лежит записка:

«Как проснёшься, пожалуйста, выпей.

А. Н.»

Я вспоминаю, что было вчера, и мне действительно хочется убиться головой о стену. Боже мой, я что, с ума сошла? Я завишу от этих людей, как я могла, как я… посмела?! Ну и что, что их сын ко мне привязан – рано или поздно это закончится, и уж тогда-то мне всё вспомнят.

Если только я не умру раньше. Предчувствие (та часть нерациональности, которой я никогда не верила) тоскливо сжимает сердце. Я откуда-то знаю, что хорошо эта история для меня не закончится. Таких случайных жертв, как я, обычно убивают – и это (я смотрю на татуировку) тоже убийство, просто отсроченное. Всё и так ясно – рано или поздно, магией или нет – я соглашусь потанцевать с Бароном, что бы это ни значило. И если честно, он прав: зачем мне жить? Для чего? Если бы не боялась боли, я давно бы сама… Но я боюсь – и, наверное, буду рада, если кто-нибудь сделает этот выбор за меня.