По образу и подобию (СИ) - Шмидт Мария - Страница 43

Я дома.

В это даже трудно поверить.

Глубокая ночь, а я все сижу у окна и совершенно не хочу спать. За окном белая ночь. Надо закрыть шторы и постараться уснуть.

Как мне не хватало всего этого.

Ходили в Кировский на Кармен. Впечатлило все. Здание театра снаружи и внутри, его история, которую рассказала Агнесса Ильинична. Звучание оркестра. Музыка Бизе. И сама Кармен.

Завтра идем в медицинский институт, посмотреть, что и как. Агнесса Ильинична рассказала, что раньше в нем обучали только женщин. Она так много знает, это удивительно. Я счастлива, что могу слушать ее рассказы, видеть своими глазами такие важные для истории здания. И жить здесь.

Получили дубликат свидетельства о рождении, узнала, что нужно для того, чтобы получить паспорт. Еще нужен аттестат, здесь придется пойти на хитрость. Пойти на самом деле учиться в школу хоть на один год у меня просто нет времени, значит, придется немного нарушить правила. Но ведь не всегда получается в жизни делать все по правилам. Так Агнесса Ильинична говорит.

Дневник Эринии Конерс

Ленинград, 11 июня 1958 года.

Побывали в медицинском институте. Что-то мне стало страшно, вдруг не примут? Или вдруг не смогу здесь учиться? Все, что увидела, очень интересно, теперь нервничаю. Здесь есть профессора, которые работают над учебником анатомии. Считаю, что анатомию надо изучать в первую очередь.

После медицинского поехали в Зеленогорский парк. Ехать, конечно, далековато, но оно того стоит. Море, пляж, в парке очень красиво. Сегодня там были художники, рисовали. Долго наблюдала и сделала неутешительный вывод: я совершенно ничего не умею.

Ничего не умею и ничего не знаю. Ни как в метро ехать, ни как за трамвай платить. Даже в магазинах теряюсь.

Агнесса Ильинична сказала, что это все усталость от большого количества впечатлений, всему научусь и ко всему привыкну со временем. Надеюсь. А то попала в глупую ситуацию, даже стыдно писать об этом.

В Аримании все было просто и понятно. Интересно, как там Конерсы? И Ромка? Агнесса Ильинична сказала, что лучше синица в руках, чем журавль в небе. Молодым девушкам надо выходить замуж, рожать детишек. Жить.

А еще она говорит, что детская влюбленность редко перерастает во что–то большее. Просто первый опыт любви. И это нормально, что он может быть грустным. Жизнь она вообще такая, разнообразная.

И еще говорит, что Ромка — хороший. Настоящий и надежный, был таким с самого детства. А Ланаор — романтик, от таких вообще подальше надо держаться.

Кажется, она не совсем права. Но спорить не стала.

Глава 21. Дорога в Ленинград. Детский дом

Ашхабад,

7 октября 1948 года

Маленькая глупая девочка не могла знать, что в эту ночь на Земле произошло мощное землетрясение, похоронившее под руинами десятки тысяч жителей южного города. Дома, сложенные из необожжённых кирпичей, развалились за считанные минуты. Вместе со стенами обрушились потолки, которые многие годы наращивали глиняным раствором. Эриния кинулась в неизвестность и оказалась зажатой в тесном пространстве. Она не знала, что всего несколько буковых досок столешницы спасают ее от метрового слоя глины над головой. Но зато сразу поняла, что здесь практически нечем дышать.

В эту ночь сотни обреченных погибнуть под завалами жителей города были спасены, оказавшись в Аримании. Оле Петровой тоже повезло. Она не задохнулась, а впала в некое оцепенение. И это настоящее чудо, что ее маленькая жизнь не оборвалась за те долгие часы, которые она провела под завалом.

Голоса становились все громче, отзываясь болью в висках. «Живая!», — раздалось где-то совсем рядом. Девочка вдохнула и закашлялась, пыль была повсюду.

— В лазарет, быстро!

Ее несли, потом положили. Среди множества звуков в памяти отозвался один смутно знакомый… машина. Так шумят большие грузовые машины. Пол, на котором она лежала, мелко дрожал, ее куда-то везли.

Оля разлепила глаза. Высоко над нею синее небо, облака.

Машина остановилась, замолчала. Всех стали выгружать. Мужчина с грязным лицом, в пыльной одежде, нес ее на руках, потом снова положил, почему-то на землю.

Оле здесь не нравилось. В воздухе стоял ужасный запах, в голове шумело. Какие-то голоса просили о помощи, стонали. И это не было кошмарным сном.

Она должна было уйти отсюда как можно скорее. Туфли все еще были крепко зажаты в руках.

Девочка поднялась, обулась.

Из-за тумана в голове было очень трудно разобраться, куда идти.

Оля стала пробираться между беспомощно лежащими людьми. Почему-то было трудно удерживать равновесие, она чуть не упала несколько раз.

— Ты куда? — остановила ее какая-то женщина.

— Мне надо в Ленинград, — ответила Оля.

— Далековато. Ты чья будешь, родители где работают?

— Я из Ленинграда.

— Здесь у родственников жила? Есть кому тебя забрать?

— Нет, мне надо в Ленинград.

— Понятно. Хоть имя помнишь? Как зовут тебя?

— Петрова Оля, Невская, десять, Ленинград.

— Хорошо. Голова болит? Посмотри на меня.

Женщина потрогала голову Оли, заставила посмотреть во все стороны, ощупала руки и ноги. Потом стала спрашивать, где болит.

— Нигде не болит, — на всякий случай ответила Оля.

Другая женщина крикнула:

— Валь, ты там что застряла? Не управляемся. Пусть ее в детдом везут, там разберутся.

— Знаю я, как они там разберутся, — ответила та, что разговаривала с Олей.

Потом снова обратилась к Оле:

— Странная ты какая-то. Но по одежде вижу, что не из простых. Давай-ка я тебя в милицию отведу. Пусть разбираются.

От слова "милиция" Оле сделалось совсем нехорошо на душе. Может, что-то в глубине памяти отозвалось. Или просто не понравился тон говорившей, было в нем что-то настораживающее.

— Нет, не надо, пожалуйста, — ответила Оля.

Она посмотрела женщине в глаза и попросила:

— Пожалуйста, помогите мне попасть в Ленинград.

— Вот же, — женщина поморщилась, словно от боли.

А потом взяла Олю за руку и повела куда-то.

У края навеса закончили погрузку в машину тяжелораненых.

— Слушай, Петрович, что хочешь делай, а увези ребенка отсюда. У нее шок, помнит только, что из Ленинграда, адрес назвала. Она и правда не местная, посмотри на нее. Может в гости приехала. Отправь ее самолетом до Ташкента. Там уже разберутся.

— Валентина, не выдумывай, видишь, кого везу?

— Ну ты что, не человек, что ли?

— Валентина, не задерживай.

Но Валентина не отступалась.

Мужчина посмотрел на девочку красными воспаленными глазами.

— Как зовут-то?

— Оля Петрова. Помогите, пожалуйста. Меня мама ждет.

— О как. Ладно, поехали, Оля Петрова. Залезай в кабину.

Потом Оля долго летела на самолёте до города Ташкента. Там ее передали милиции, так положено. Мужчина с толстым лицом аккуратно записал на бумагу адрес Оли в Ленинграде, а потом сказал, что сначала надо отправить запрос. А Олю временно разместят в детском доме.

Название места, где ей предстоит немного пожить, заинтересовало Олю. Но она никак не ожидала, что попадёт в мрачный серый дом, где на нее уставятся с любопытством десятки глаз. И что все дети в этом доме будут одеты в плохую одежду, а головы их и вовсе окажутся с щетинистым ежиком волос или даже совсем лысые.

— Пока мы ищем твоих родителей, ты поживешь здесь.

Милиционер, который ее привел, повернулся и ушел.

— Я не хочу здесь, я хочу домой, к маме.

— Каждый раз одно и то же, — недовольно проговорил директор детского дома, — что за работа у меня такая.

А потом обратился к подошедшей девушке:

— Юлдуз, принимай новенькую. Из Ашхабада. Волосы состричь, одежду продезинфицировать. У них там сейчас не дай Бог что творится. Чего угодно можно ожидать. Беда.

Олю отвели в небольшую комнату, велели сесть на стул в центре.

Когда упала на пол первая прядь, Оля попыталась убежать, но крепкие пальцы больно сжали плечо.