Пятнадцать ножевых. Том 5 (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 23

Он встал с табуретки, кем-то поставленной перед палаткой и пригладил усы. Если на форму не смотреть, так и кажется, что за углом накрыт стол, на мангале подходят шашлыки, а хозяин встречает запоздалого гостя. Горы есть? Есть. Грузин есть? Есть.

— Что брать? — спросил я, наученный горьким опытом.

— Голову. Ну и ручку. Главный врачебный инструмент. Свидетельства о смерти приходилось заполнять?

— Нет, — ответил я. — Это же обычно в стационарах, а я на скорой.

— Это не страшно, генацвале, сейчас научишься. Ничего сложного, но ошибки всё равно делают, засранцы. А документ строгой отчетности, потом мне мозги ложкой выгребают за них. Так что смотри мне! — вполне серьезно погрозил он. — Напортачишь… Но лучше не надо.

— Так может, кто умеет, займется этим?

— Это ты. Врач должен всё уметь, хоть немножко. Вот ты роды принимал?

— Было дело, на акушерстве все принимали, без этого зачет…

— Вот! — показал небу указательный палец начальник. — А здесь это умение тебе… только теоретически пригодится. Давай, хватит торговаться, а то до сих пор не знаешь, где у нас морг находится.

Я патанатомию не люблю. И судебку тоже. Вовсе не потому, что трупы вызывают у меня какие-то эмоции. Я вас умоляю. Это у первокурсников случается, они чувствуют себя причастными к божественному, как им кажется, промыслу, и как всякие неофиты, лезут препарировать и вскрывать. Меня бесит въедающийся во всё запах. Упаси боже вас сходить на вскрытие в шерстяном свитере. После этого можете смело отдать его первому встречному бомжу.

Но это у меня так. И ничего не могу с собой поделать. А что, психиатрия — штука заразная, хотя это утверждение и считается лженаучным. У меня, кстати, бзик пока безобидный, и никому не мешает. А один коллега у нас всерьез был уверен, что за ним следит трехбуквенная организация. У него имелась разветвленная теория о признаках слежки, которую он рассказывал всем желающим, и он тратил довольно много времени и бензина на то, чтобы оторваться от следующих за ним повсюду машин наружки. А в остальном он был грамотный и хороший специалист.

Местный морг занимал два стандартных сорокафутовых контейнера. То есть получалась общая площадь метров шестьдесят. Тесновато, конечно. Зато аж четыре кондея. Не просто так, подобную роскошь мало кто из простых смертных мог себе здесь позволить. А тут гудят, конденсат не капает даже, а льется тонкой струйкой.

— Слушай, Панов, два раза повторять не буду. Что надо для того, чтобы отправить тело военнослужащего в Союз?

— Свидетельство о смерти, — неуверенно начал я и запнулся. — Шота Николаевич, я в этих военных бумажных делах ничего не понимаю, так что лучше сразу расскажите.

— Перед выпиской свидетельства надо подписать акт опознания. Три автографа — командира подразделения, командира части, и мой. Если бы мы делали по правилам, то командиру части и мне пришлось бы переселиться сюда, и встречать всяких старлеев. Поэтому подписи ставят, но не одновременно. Потом мы выписываем свидетельство о смерти. Внимательно смотри, чтобы на корешке и в самой бумаге всё совпадало. Записал?

— Сейчас, секундочку, неудобно на весу. Готово.

— Следующее, что от нас требуется — заключение о причинах, повлекших гибель военнослужащего. Без нас оформляют бумагу о причинах ранений, справку о невложении — что в гробу кроме покойника ничего нет, и в конце эпидемиологи свое заключение добавят. Умереть легко, отправить трудно. Готов? Пошли.

— А если труп не опознали? Бывает же такое?

— Всё бывает, — сухо ответил Горгадзе. — Оторвало голову снарядом и все, нахвамдис.

— Нахвамдис?

— До свидания.

— Что же дальше с телом делать?

— Отправляем в Кабул, в центральный морг. Это уже дело прокуратуры, устанавливать личность.

Он открыл дверь, и мы вошли. Трупный запах, конечно, присутствует, но не он главный. В нос первым делом мощно шибануло запахом конопли. Будто зашли в наркопритон какой-то.

— Что, студент, знакомый дух? — улыбнулся начальник. — Чарас. Дело распространенное, хоть и недозволенное. Но ты же понимаешь?

Я кивнул. Понятно. Не дай возможности бороться с постоянным стрессом — солдат с ума сойдет. А в таком месте — очень быстро. Потому что было здесь… ужасно. Обычно в морге кого больше? Правильно, стариков. На их фоне молодые теряются, что ли. Но когда заходишь, и видишь десятка два молодых парней, и больше никого… Пробирает.

— Егоров! Шамхалов! Вы где там попрятались? Вылезайте уже! Спите вы, что ли?!

— Никак нет, работаем, — вошел из второго контейнера приземистый паренек в трениках с растянутыми коленями и линялой футболке с олимпийскими кольцами. — Сами видите, отдохнуть некогда.

— А там?.. — кивнул я на дверь.

— В гробы пакуют. Сейчас на этих бумаги подпишут, и их уложат.

Я с трудом сглотнул слюну. И мне тут работать, заполнять документы?

— Все они — добровольцы, — объяснял мне Горгадзе, когда мы шли назад. — Никто не хочет в морге работать. Хоть и паек офицерский дают, и на дембель в первую очередь. Живут в отдельной палатке. Парии, короче. Слыхал про таких? В Индии целая каста. А ведь это мои люди. Егоров — фельдшер, остальные санинструкторами числятся. Только никто к ним за медпомощью не пойдет. Вот такая петрушка, студент. Вина хочешь? Настоящей, грузинской хванчкары?

Ну кто же от такого отказывается… Я потер себя в районе печени — доживет ли до Союза?

— Хочу. А на разводе?..

— Сегодня опять не будет. Подпол уехал в Кабул.

Мы зашли в персональную палатку Горгадзе, я осмотрелся. А ничего так. Кучеряво. Ковер на земле, кровать с москитной сеткой, нормальный, а не раскладной стол, стулья.

— Слышал, ты уже отработал медсестричку. Черненькую, — капитан достал из баула глиняный кувшин, сбил сургуч. Ох какое темное, густое вино. Ну точно, не магазинное. И пахнет… От такого вина не спиваются — хоть каждый день пей.

— Кто настучал?

— Да все уже сообщили. И о вашей драке с Бубновым тоже.

Я почувствовал, что краснею. Прямо детский сад, ей-богу. Мне стало стыдно за нашу «петушиную» стычку с лейтенантом.

— Я не вмешиваюсь — сами разберетесь, так, генацвале? А не прекратите дурью маяться, так я сочту, что у вас нагрузка маленькая. Доступно излагаю?

Осталось только утвердительно кивнуть.

— Тут все держится на старослужащих в ротах. Хороший дедушка рулит всем — лейтенанты не участвуют. Только передают команды начальства и все. Ну в бою руководят. Если не струсят.

Капитан подлил мне вина, выложил на стол виноград. И это вся закуска? Я почувствовал, что «кровь земли» мне сразу ударила в голову.

— Ты вот, что Панов, давай, рассказывай все эти свои расклады. Разные слухи про тебя ходят… Кто ты на самом деле, почему сюда попал. Да так внезапно. Мне ясность нужна.

Ясность ему нужна. Она и мне самому бы пригодилась. Я покрутил в руках стакан с хванчкарой. Вот почему капитан меня подпаивает. Хочет, чтобы я по пьяни все разболтал. Хрен ему. Буду играть в несознанку.

Утром я пошел на развод, ничего не подозревая. Всё как обычно, похмелья ни в одном глазу, бодр и почти доволен жизнью… Солнце взошло на востоке, я продолжаю дышать кислородом, армия занимается чем-то непонятным, люди болеют.

— По заявке третьего батальона в рейд выделяется военврач. Не исключена возможность боестолкновения. Бубнов!

— Я!

— Проверишь оборудование, запасы. Панов к тебе стажером. Покажешь там ему всё. Все свободны.

Вот это сюрприз! Я понимал, что рано или поздно всё равно придется в этом участвовать, но надеялся на поздно. А тут… сразу в памяти всплыла безумная по отчаянию засада, которую я пережил, наверное, только по незнанию. А сейчас? Вдруг опять стрелять придется? Я так не договаривался. Всю жизнь людей лечил, а не наоборот. Не хочется от слова совсем. Увы, есть другое слово. Надо.

Бубнов пошел вперед, ничего не говоря. Нет, так не пойдет. Бывают срачи на работе, но я такое не люблю. Мне комфортнее, когда всё хорошо. Поэтому я догнал коллегу, хлопнул по плечу: