Единственное желание. Книга 2 (СИ) - Черпинская Надежда - Страница 72

Кайл наконец посмотрел Насте в глаза, улыбнулся.

– Ещё была Шэрми… Добрая, как Мать Мира. Тёплая, как свежий хлеб. Она отдавала всю себя обитателям Эруарда. Временами я ловил себя на том, что мне хочется назвать её мамой, но каждый раз прикусывал язык и запрещал себе это. Глупец! Я бы так хотел повернуть время вспять, обнять её и сказать: «Спасибо за всё, матушка Шэрми!» Теперь мне думается, что между отцом и Шэрми было что-то. Любили они друг друга, но, разумеется, тайком. Он ведь никогда бы не осмелился нарушить клятву и жениться второй раз. Да и неровня она ему была – дочь кухарки и кузнеца. Отец не смел омрачить светлую память миледи Надлен и прятал свои чувства от всех. Ещё был старик Митэи, который учил меня премудростям Свободного Народа. Полукровка, как и я, он сразу же прикипел ко мне всей душой. И стремился доказать мне, что я не урод. Что мне дано многое, чего не имеют мои сверстники, что свои особенности я могу использовать на благо себе и тем, кто в этом нуждается. Но прошло немало лет, прежде чем я хоть что-то из его советов сумел принять. Ненависть к «детям моря» в сердце моем превосходила даже ненависть к Форсальду и Ольвин. Я не мог забыть освещённое всполохами далёких огней лицо Дэриаля, похожее на маску, высеченную изо льда. Не мог забыть, как он требовал меня оставить там, на берегу. Не мог забыть его проклятий. Не мог простить лэмаярам того, что они отреклись от моей матери и бросили нас на верную смерть. И всё-таки там, в суровых вересковых землях Эруарда, сумели исцелить моё сердце и научить жить снова. И те десять лет, что я прожил в замке моего отца, стали самыми счастливыми годами в моей жизни!

Кайл вздохнул, на миг снова прервав своё повествование.

– Но счастье ведь не может длиться вечно… И тёмные предчувствия порой терзали меня. Я знал, что однажды моё проклятие напомнит о себе и снова отнимет тех, кто мне дорог. На самом деле оно уже действовало вовсю, подтачивало основу моего идеального мирка, как червь грызёт дерево изнутри, невидимый до тех пор, пока оно не погибнет. Всё началось спустя лет шесть после моего приезда в Эруард… Да, наверное, всё началось в тот вечер, когда Кея получила письмо из Солрунга. Очередное письмо – их было много за прошедшие годы. Но это стало особенным…

***

– Ты сегодня молчишь весь вечер, Кея. Как будто ты расстроена, моя девочка? – заметил владетель Эруарда, когда все они собрались за ужином в Каминном зале. – Что стряслось?

– Я получила сегодня письмо из Солрунга. Аделина выходит замуж, – сообщила Келэйя, не поднимая глаз от тарелки.

– Так это же прекрасная новость! Разве ты не рада? Опечалилась-то ты отчего? – не понял её отец.

– Флорин зовёт меня хотя бы на свадьбу приехать. И Аделина тоже, – нехотя пояснила девочка.

– Ну и что? Они, как всегда, зовут тебя в гости – ты, как всегда, не хочешь ехать. Напиши им письмо, откажись вежливо! Всё как обычно, дочка, не вижу причин для печали.

– Она хочет, – тихо вставил Кайл. – Она хочет поехать. Разве вы не видите, дядя? Кея всем сердцем поехать желает, но боится, что вы её осудите.

Девчонка вскинула голову, покосилась на него, сверкнув глазами, и отвернулась поспешно.

– Что мы оба её осудим… – поправил сам себя полукровка.

– Что за глупости! С чего ты взял? – покачал головой Ратур. – Девочка моя, это правда? Ты, в самом деле, хочешь поехать на свадьбу к сестре?

– Батюшка, зачем спрашивать? Ты же знаешь, Кайл души читает, особенно мою!

– Стрекоза моя, разве я тебе когда-нибудь запрещал навещать сестёр? – Ратур со вздохом покачал головой. – Мне казалось, ты сама не хочешь этого. Я не стану тебя удерживать. Хоть сегодня снарядим тебя в путь. Талвару скажу – он тебя с надёжными людьми сопроводит. И вовсе никто тебя за это не осудит! Просто… мы с Кайлом скучать по тебе будем. Ты же всегда с нами, каждый день… А тут уедешь… Будто солнышко исчезнет с небосвода.

– Батюшка, ты у меня самый добрый, самый лучший! – Келэйя просияла и, вскочив со своего места, бросилась к отцу с объятиями и поцелуями. – Не грусти! Я же ненадолго. Несколько дней, и всё. Аделина обещает устроить настоящий бал. Гостей со всего Герсвальда позовут. А я ведь никогда не была на балу. Я так хочу посмотреть! И на свадьбу тоже! А потом сразу домой, к вам.

– Тогда надо Шэрми попросить, чтобы самые лучшие платья тебе в дорогу собрала. А ехать когда? Может, ещё новое сшить успеем? Моя дочь самой красивой на этом балу будет! Жаль, не увижу… Ну да ты мне потом всё расскажешь! Кайл, может статься, ты тоже поехать хочешь?

– Вот ещё! Меня туда не звали, – холодно процедил мальчик. – А хоть бы и звали, я бы не поехал!

– Так я и знала, что ты разозлишься, – поджала губы Кея. – Что же мне теперь сидеть тут с тобой до конца дней моих, пока не состарюсь? Тоже мне радость!

– Нет. Зачем же? Кто я такой? Ты – миледи, а я – сын рабыни. А эти, из Солрунга – тебе ровня, – мальчик вскочил со своего места. – Езжай куда хочешь!

Полукровка стремглав взбежал по лестнице.

– И поеду! – звонко крикнула ему вслед Кея, и из золотисто-ореховых глаз брызнули непрошеные слёзы.

***

– Несколько дней растянулись почти на месяц. Мучительно долгий месяц: тоскливые дни и бессонные ночи. Не передать, как я скучал! Словно пёс, брошенный хозяином. И ревновал безумно!

Кайл вздохнул судорожно, и Настя почувствовала, что тоже безумно ревнует к той далёкой незнакомой девчонке с окраин Герсвальда, которую он так незаметно для себя, как бы вскользь, назвал своей первой и единственной любовью.

– Мне чудилось, что меня снова предают. Она уехала туда, в ненавистный Солрунг, и ей там нравилось. Золотая стрекоза не спешила лететь обратно домой. Она прислала несколько писем отцу, в них неизменно просила передать, что скучает по мне и обнимает нежно, но лично мне не отправила даже короткой записки. Я чувствовал даже на таком расстоянии – что-то происходит… Я слышал, будто наяву, как с треском рвётся канва нашей судьбы, как жизни – её и моя– рассыпаются со звоном, словно тонкий сосуд, неосторожно брошенный на пол. Души наши были словно связаны тонкой светлой ниточкой, и когда Кея уехала, она натянулась как струна келлроу. Теперь я ждал со страхом, что она вот-вот оборвётся. Порой мне казалось, и отца гложет мучительная тоска, которую он тщетно пытается скрыть, столь непреодолимая, что он скоро сам сорвётся в путь, дабы привезти дочь обратно в родной дом.

***

А ещё Шэрми подливала масла в огонь.

– Напрасно, напрасно вы её пустили, милорд! В дурное время позволили нашей голубке уехать, ох, в дурное!

– Ну что ты причитаешь? Что за вздор? – ворчал милорд Ратур. – Опять какие-то бабские суеверия.

– Кабы так! Ах, милорд, она ведь уже не дитя, но и взрослой ещё не стала! Нельзя в таком возрасте девочку без присмотра оставлять. Вы своих детей воспитали, как подобает, тут сомнений нет. Да только нет в ней ещё стержня крепкого, душа мягкая, податливая, как глина, и всякий из неё лепить может, как пожелает. Боюсь я за неё. Что она, кроме Эруарда, видела? Она зла не ведает. Думает, все такие, как вы. Ох, соблазнят, погубят дитя чистое, милорд, чует моё сердце!

– Да что ты придумала, Шэрми! Неужто Келэйя цены себе не знает? Моя дочь никогда не забудет, что такое честь! – сердился Ратур. – Я её не тому учил. Да и Талвар не позволит. Если только заметит, что кто-то из гостей Солрунга себе лишнее позволяет, так наглец, пожалуй, без руки останется, а то и без головы!

– Упаси нас Владетель Света! Да разве я бы посмела такое подумать, милорд?! – всплеснула руками домоправительница Эруарда. – Я знаю, что Кея – достойная и целомудренная, и срама всякого не допустит. Не о том я вовсе. Я же помню миледи Ольвин, когда та ещё молодая была. Скверная женщина. Одно золото да наряды в голове. У паука в паутине сердце добрее, чем у неё! Про милорда Форсальда и говорить нечего! С родным сыном вон как обошёлся. Изувер! И дочери их… От змеи птица не родится.

– Не смей так говорить, Шэрми! Дети за родителей не в ответе.