Единственное желание. Книга 2 (СИ) - Черпинская Надежда - Страница 22

Лахти придвинулся так близко, что Настя почувствовала, как воняет луком из его мерзкого рта. Она изо всех сил старалась отстраниться от этого борова.

– Только посмей меня тронуть, урод старый!

Лахти только заржал, хотел было ухватить её за грудь, но Рыжая, изловчившись, успела вцепиться в его руку ногтями. Естественно, незамедлительно последовал новый удар.

– Что-то больно горяча девка твоя... Может, её охладить немного? – крикнул Секач. – Фрай, ну-ка, искупайте эту!

Сразу двое разбойников вцепились в Настю и, оттащив немного назад, подвели к краю помоста.

– Эливерт, я начинаю терять терпение! Я знаю, что ты та ещё скотина. Но неужто тебе совсем не жаль свою девку? Или ты всё ещё не веришь мне? Думаешь, я тебя просто стращаю? Давай, ребята!

Настю в один миг повалили – один держал за ноги, а другой… макнул головой в пруд. Она едва успела вдохнуть.

Настя прежде никогда не боялась воды. Может, потому что никогда прежде ей не приходилось чувствовать себя так. Беспомощно, унизительно, жутко.

Ледяная вода обступила как склеп, из которого не выбраться. Кислород кончался, так хотелось вздохнуть, а нечем. И вот уже вода заливается в уши, в нос, в рот! Повсюду… Булькает где-то в горле, внутри.

Проклятие! Как хочется жить!

Мир внезапно вернулся: последние лучи заходящего солнца, пасмурное небо над головой и воздух, такой сладкий, такой свежий, такой божественно прекрасный!

Настя закашлялась, отплёвываясь и одновременно пытаясь вздохнуть полной грудью. Надышаться! Надышаться! Надышаться! Жива, всё ещё жива!

– Чую, в этот раз я прогадал, – разочарованно покачал головой Секач. – Видать, красотка, не стоишь ты того, чтобы тебя спасать. Эливерт, мне что, совсем её утопить? Или себе оставить? Как думаешь, её на всю нашу дружину хватит?

Разбойники, напряжено застывшие до сей поры, дружно захохотали.

– Мне уже прям любопытно, чего ты на самом деле стоишь, шлюшка? – хмыкнул Лахти.

– Сам ты – шлюха! А я не продаюсь, – Настя медленно поднялась на ноги, понимая, что сейчас наверняка опять ударят.

Но Лахти только покачал плешивой головой:

– А ты упрямая. Это хорошо. С теми, кто упирается, веселее. Ломать дольше – удовольствия больше! Все продаются, рыбка ты моя золотая. Не за фларены, так за что-нибудь ещё. Ты же хочешь жить? Что ты сделаешь ради того, чтобы остаться в живых? И прекратить это всё? Сама продашься или атамана своего продашь? Так всегда бывает – остальное только дело времени. Давайте, ребята! Рыбку в пруд!

***

Когда-то давно, читая книги и смотря фильмы, Настя всегда сочувствовала героям, которых пытали. И каждый раз она думала, а что бы делала она на их месте?

Сидя с очередным романов в руках, легко говорить: «Давай, брат, не сдавайся! Терпи!» А что делать, когда это тебе под ногти загоняют иголки или ломают пальцы? Тянут на дыбе? Или вот топят, как её сейчас? На сколько хватит бравады и силы духа?

Придуманные герои терпели, стиснув зубы, гордо шли на смерть, не проронив ни слова, ни слезы.

Враньё это всё! Сказки для сопливых романтиков!

И сочиняют их те, кто сам никогда не стоял на краю пропасти, не чувствовал, как леденит кожу бездушный металл приставленного к виску пистолета, не оказывался прижатым к стенке с лезвием, упирающимся прямо в горло. Те, кого не били и не истязали так жестоко, что даже просто встать или вздохнуть после такого – уже настоящий подвиг.

Когда тебе так страшно и так больно, что, кажется, проще умереть, чем выносить это, невозможно не молить о пощаде!

Настя не была героем эпоса. Она была простой девчонкой, студенткой. Никто не готовил её в спецназ или шпионы...

И когда её перевернули вниз головой, подняли за ноги и стали медленно опускать в воду, она извивалась и блажила так, что, наверное, даже в Ялиоле слышен был её нечеловеческий вопль. И там, под водой, была только одна мысль – только бы это всё прекратилось!

Это уже потом, отдышавшись, она взмолилась мысленно:

«Эливертик, миленький, ну, где же ты, сволочь?! Спаси меня! Или сделай так, чтобы уже убили. Только бы не мучили больше! Только бы не мучили!»

Но жить... Как же хочется жить!

А когда ледяные тёмные воды стали неотвратимо приближаться в третий раз, она уже взывала во весь голос:

– Эливерт! Эливерт! Не надо! Прошу вас! Эливерт! Помоги! Нет…

Настю снова вытащили из воды и вернули на твёрдую землю, вернее на шаткий пирс. Ноги подкашивались, и стоять самостоятельно было трудно. Но это и не требовалось, конвой не отпускал ни на минуту.

– Стальной он, что ли, твой атаман? – проворчал Лахти, снова приближаясь к Насте. – Даже у меня бы уже душа не выдержала, если бы у меня была душа.

Он порадовался собственной шутке, и губы скривились в улыбке гиены.

– А ты, смотрю, охладилась слегка, успокоилась? Теперь покладистее будешь? – Секач развернулся, обращаясь к мельнице: – Ворон! Ну ладно, искупали… Это – детская забава. Но неужели, когда я твою девку на глазах у тебя отымею, ты тоже будешь в норе отсиживаться и спокойно за этим наблюдать? А если мы все разом?

Берег и лес ответили ему тишиной.

И Настя сжала зубы и закрыла глаза, когда монстр по имени Лахти буднично добавил:

– Ну что ж… Проверим!

***

Секач рванул Настину блузку, мокрая ткань затрещала, и грудь выскользнула из красивого декольте, которым так гордилась Рыжая.

– Ребята… Гляньте только! Ишь фигуристая какая! Не зря на тебя Ог позарился.

– Чтоб ты сдох, тварь! – Настя уже не могла кричать и прошептала это тихо-тихо.

– Только после вас! – ухмыльнулся Лахти, плотоядно облизнувшись. – Что-то встали мы ни туда ни сюда. Фрай, Лаван, давайте её на берег! Вон на бревно! И держите! Ворон, тебе там хорошо будет видно, а?

Секач засуетился, торопливо направляясь к берегу. Впереди него шла троица его людей. Рослые молодчики Фрай и Лаван тащили обессиленную Настю. И кто-то ещё плелся сзади.

Что-то булькнуло совсем рядом, словно бросили камешек в воду…

И тут же шмяк, шмяк, шмяк!

Настя неожиданно лишилась поддержки и упала на колени.

Вскинула голову и поняла – её отпустили!

Фрай дёргался рядом, обеими руками зажимая бьющий из раны фонтан крови. А Лаван плавал, раскинув широко руки и ноги, и из глаза у него торчал арбалетный болт.

Шмяк, шмяк.

Лахти и вся компания ломанулись под прикрытие берега, озираясь и пытаясь понять, откуда стреляют. Самый последний, тот, что шёл за Настей, не успел добежать – заорал и упал на брёвнах, перекатываясь и пытаясь вырвать болт из ноги.

Всё это произошло меньше, чем за минуту.

Решение моментально пришло к Насте. Более того, в тот миг ей показалось, что она отчётливо услышала голос Эливерта. Это была только её собственная фантазия. Но она исполнила приказ, которого невозможно было ослушаться – «В воду!» – и нырнула с пирса, не вставая, словно спугнутая рыбаками русалка.

– Твою ж! Девку держи! – заорал Лахти.

Это она ещё успела услышать, а потом ледяная мгла поглотила её.

Никогда в жизни Романовой не было так холодно – даже в самый суровый трескучий мороз. Словно миллион мелких ледяных зубов впился в её кожу. Сердце в груди грохотало набатом, норовя проломить ребра и выскочить наружу. Легкие сдавил спазм, даже будь она на поверхности – вряд ли бы смогла дышать.

Ещё чуть-чуть, и она пойдёт ко дну, а всплывать тоже нельзя.

Настя сделала пару гребков под водой, открыв глаза. Что-то тёмное маячило впереди… Колесо!

Она сделала ещё рывок и поднялась на поверхность.

Вынырнуть – это риск опять попасть в руки Лахти, но воздух был на исходе, выбора не оставалось.

В этот раз Рыжей повезло – её пока не заметили. Но здесь, в тени колеса и его крепёжных балок, совсем рядом с бревенчатым настилом, по которому ещё метались разбойники, она не могла прятаться долго.

Да и ледяные воды Топлюхина пруда беспощадно высасывали из неё жизненное тепло. Настя уже не чувствовала ноги, а зубы выбивали такую дробь, что хоть танцуй фламенко.