Элвис Пресли. Последний поезд в Мемфис - Гуральник Питер - Страница 15

В последнем классе школы средней ступени он работал в MARL Metal Products — на мебельной фабрике неподалеку от моста Арканзас. Работал он ежедневно, с трех пополудни до половины двенадцатого вечера, но вскоре ему пришлось уйти. Как вспоминала его учительница Милдред Скривенер: «Элвис, работал слишком много. Я была их классной руководительницей, к тому же он занимался в моем классе историей, и одним из основных моих требований было, чтобы ученики не дремали на уроках. Ничто так не действует на учащихся, когда кто–то из них начинает зевать — зевота заразная штука. А Элвис однажды просто заснул на уроке… Когда прозвенел звонок, он вскочил и вышел из класса, совершенно не осознавая, что происходи вокруг, — словно лунатик». «Ему пришлось нелегко, — говорила Глэдис, — он ужасно уставал, и в конце концов мы настояли, чтобы он ушел с этой работы. А мне пришлось вернуться в больницу Св. Иосифа».

И в результате их выкинули из Лодердейл–кортс. Несмотря на то, что у Вернона постоянно болела спина, к ноябрю 1952 года совокупный годовой доход семьи составил 4 тысячи 133 доллара, что превышало установленный лимит, и 17 ноября администрация прислала уведомление, что к 28 февраля Пресли должны покинуть муниципальное жилье. В каком–то отношении это уведомление говорило о том, что семья наконец начала повышать свой жизненный уровень, но Верона этот факт отнюдь не обрадовал.

А Элвис все это время трудился над тем, чтобы как–то доказать свое отличие от остальных ребят. Нет, он по–прежнему оставался скромным, хорошо воспитанным подростком, но его одежда, его прическа, весь его внешний вид служили ему чем–то вроде Декларации независимости. Все чаще и чаще одноклассники называли его «придурком» и «чудиком», но сам себя он чудаком отнюдь не считал. И хотя «массы» его отвергали, по фотографиям того периода видно, как меняется его образ и как растет его уверенность в себе. Вот, например, фотография из местной газеты, сделанная на юношеском соревновании автомехаников, спонсором которого была Молодежная торговая палата: Элвис меняет тормоза. Он тщательно одет и причесан, а все остальные подростки — в рабочих штанах, башмаках и с закатанными рукавами. Любимый его наряд состоял из черной куртки с розовыми отворотами, отглаженных брюк, черных ботинок и черной рубашки.

Известный всему Мемфису футболист Ред Уэст тот самый, который спас Элвиса во время неприятного инцидента в раздевалке футбольного клуба, в результате чего стал другом Элвиса на всю жизнь, — восхищался этой его внутренней смелостью, стремлением отличаться от других. «Однако он был очень одинок, и мне было его жалко». Ронни Трауту, тоже школьнику, который работал вместе с ним в мебельной мастерской, казалось, что Элвис усиленно трудится над созданием своего нового «я»: «Он ходил в школу в брюках со стрелкой — в то время, как все остальные носили джинсы. А еще он надевал пальто и к нему — шарф, который он повязывал так, как повязывали его кинозвезды. Конечно же; он выглядел среди всех «белой вороной», и люди смотрели на него и думали: «Ну что за странный тип». Казалось, он старался обогнать время и преподнести себя таким, каким он когда–нибудь станет. И вот еще что я заметил: походка у него была такая, будто он не расстается с пистолетом, будто он готов выхватить его в один миг. Это действительно выглядело странно.

А вот как я узнал, что он умеет играть на гитаре… Наш мастер, мистер Уиддоп дал нам задание: принести из дома что–нибудь деревянное, что нуждалось в починке. Мистер Уиддоп оценит степень ущерба, а мы за шесть недель должны были под его руководством привести этот предмет в порядок. Элвис притащил гитару. И он все возился с ней — сначала счистил старый лак, потом заделал какую–то трещинку, потом принялся ее полировать, покрывать лаком, и в конце концов она стала выглядеть как игрушка. А потом он натянул струны и начал ее настраивать. Ну, естественно, кто–то из ребят спросил: «Эй, а ты играть на этой штуке умеешь?» А он ответил: «В общем–то, нет. Знаю только несколько аккордов — меня дядя научил». Тогда парни попросили: «Сыграй что–нибудь для нас», а он принялся отказываться. Ну, кто–то схватил его сзади за руки, парни вытащили у него из кармана ключи от машины и заявили, что не отдадут, пока он им не сыграет. И он сказал: «Ладно, только я не очень–то хорошо это делаю». И он начал наигрывать мелодию, которую сегодня вряд ли кто помнит — «Under the Double Eagle», и играл очень здорово. Я был просто поражен — я сначала думал, что это не его гитара, что он просто у кого–то ее взял для починки».

Его решимость быть собой — и не похожим на других — росла. Он начал носить короткую черную куртку–болеро, купленную в магазине Лански, и черные брюки с лампасами, в которых, как кто–то сказал, он выглядел подобно официанту из придорожной забегаловки. И он постоянно возился со своими волосами — причесывал, укладывал, мазал их какими–то гелями и муссами, совершенно не обращая внимания на то, что за ним наблюдают учителя и соученики. «И в конце концов все мы привыкли и к этой его дурацкой прическе, и к бакам», — вспоминает мисс Скривенер. А однажды он завил волосы и заявился в школу с вопросом: а не похож ли он так на Тони Кертиса?

Он заливал в «Линкольн» пару галлонов бензина и ездил по городу — в одиночку или с кузенами Джином или Бобби — они ездили в закусочную «Барбекю Леонарда», в аптеку, где Джин присматривал за аппаратом по разливу газированной воды, каждый вечер он заезжал на работу к матери в больницу Св. Иосифа, а пару раз они с Джином ездили аж в Тьюпело — повидать старых друзей. Возможно, он посещал и шоу Midnight Ramblers в театре «Хэнди». Там все бывали. И всей компанией они отправлялись воскресными вечерами в цветной квартал в Орэндж Маунд на вечернее шоу, на которое допускались только белые. Здесь выступали Эдди «Клинхед» Винсон, Айвори Джо Хантер, Вайнони Харрис, даже Диззи Гиллеспи, а также местные знаменитости вроде Бобби «Блю» Бланда, Литтл Джуниора Паркера или комики Руфус (Томас) и Боуне. Кто знает, ездил ли Элвис с ними — или лежал дома на своей кровати и слушал Дьюи Филлипса, путешествуя в мечтах там, куда заносила его музыка? Но известно, что он в одиночку отваживался на поездки в Овертон–парк — помимо прочего, там был и зоопарк, в котором он бывал в детстве (его дядя Ной возил туда ребятишек Восточного Тьюпело на своем автобусе). «Именно там, — вспоминал он позднее, — я дал свой первый концерт. А тогда я ездил туда послушать большие оркестры. Я во все глаза смотрел на дирижера, слушал музыку — больше всего меня поражало то, что эти люди могли часами исполнять музыку, и все это время дирижер даже не смотрел в ноты… В семнадцать–восемнадцать лет у меня были записи Марио Ланца, и я слушал записи Метрополитен–опера. Я просто любил музыку. Всякую музыку».

7 января 1953 года Пресли выехали из Лодердейл–кортс. Сначала они поселились в меблированных комнатах в доме № 698 на Саффаранс, в паре кварталов от школы «Хьюмз», а в начале апреля вернулись в свой прежний квартал и поселились в доме № 462 на Алабама–стрит — напротив дома Блэков, расположенного в северо–восточном конце Лодердейл–кортс. Джонни, как и его старший брат Билл, к тому времени уже оставил музыку, женился и переехал из материнского дома, но, подобно своим подросшим братьям и сестрам, часто навещал родной дом и вместе со старыми друзьями из Лодердейл–кортс иногда устраивал концерты. Жена Билла Эвелин на вопрос о том, как тогда к Элвису относились женщины, отвечала: «Мы считали, что он очень миленький. Мы, бывало, сидели под деревом перед домом миссис Блэк, а он играл для нас на гитаре, и мать Билла говорила: «Вот кто мой дружочек!» Мы знали, что он умеет играть, но, по правде говоря, ничего особенного в этом не видели».

Дом на Алабама–стрит — большой, в викторианском стиле — был разделен на две просторные квартиры. Арендная плата составляла пятьдесят долларов в месяц — собирала ее миссис Дубровнер, жена торговца кошерной пищей, — они тоже жили на этой же улице. И миссис Дубровнер, и соседи Пресли с верхнего этажа, рабби Альфред Фрачтер со своей супругой Жанетт, с пониманием относились к финансовым трудностям семьи Пресли и вообще были добры к ним. Фрачтерам очень нравился мальчик Пресли — по субботам, когда ортодоксальным евреям запрещено что–либо делать, он включал для них свет и зажигал газовую горелку. «Они были очень небогаты, — говорила миссис Фрачтер, — но каждое субботнее утро Вернон и Элвис вылизывали и полировали свой «Линкольн» так, будто это был настоящий «Кадиллак».