Тосты Чеширского кота - Бабушкин Евгений - Страница 36

И сразу же ещё:

28

Джаггер позвонил, когда я был дежурным по роте и разъяснял дневальному гусю технологию чистки раковины кирпичом. Лекция было чисто теоретическая.

Дело в том, что месяц примерно назад, еще до Нового года, наша часть и Первая Площадка, разумеется, готовилась встретить Московскую комиссию.

Офицерье наше, в предвкушении Большого Пистона, вилось мелкими бесами и доставало нас не на шутку.

За сутки до прибытия комиссии с генерал-лейтенантом во главе, вся воинская часть, наша Первая Площадка и рота, естественно, были вылизаны языком и протерты чистой ветошью.

Сверкало абсолютно все, что могло сверкать, а остальное было покрашено в хаки или затянуто кумачом, или на худой конец прикрыто портретом Ленина. Деревянные части интерьера обожгли паяльной лампой и покрыли лаком.

Я, по своему обычному счастью, оказался дежурным по роте в эти сутки. Мой дневальный гусь жужжал пчелой, и труд его принес заслуженные плоды. Рота блестела, как операционная.

Телефоны звонили непрерывно, докладывая о перемещении комиссии.

В роту залетел вспотевший прапорщик Самородко, назначенный Пузырем бдеть за санитарным состоянием роты перед проверкой.

Самородко аллюром процокал по всем помещениям, заглянул за экраны батарей отопления в ленинской комнате, куда мы обычно, от лени, бросали окурки. Прошелся белым платочком по плинтусам и выключателям и остался доволен.

– Молодец, дежурный, – похвалил меня Золотой, – выношу благодарность тебе лично и дневальному. Можете, гады, когда хотите.

– А! Умывальник, забыл.

Да! Несмотря на то, что сортир наш был холоден и неуютен, сливаясь, так сказать, с природой и погодой, отдельная умывальная комната располагалась в роте.

Это была крохотная каморка метр на метр, прятавшаяся за свежеокрашенной дверью недалеко от тумбочки дежурного. Внутри имелся медный кран, плевавшийся в любое время года ледяной водой, чугунная облупленная раковина, а под ней цинковое ведро, опорожняемое, по мере необходимости, прямо за угол.

Еще можно добавить, что медный кран, начищенный до одури пастой ГОИ, натурально резал глаз желтыми протуберанцами в свете тусклой лампочки. Оцинкованное ведро было новехоньким и радовало наблюдателя морозными узорами гладких боков, навевая мысли об утре в деревне.

Раковина же несколько проигрывала на фоне крано-ведерного великолепия. Чугун, выглядывающий сквозь дефекты эмали, благородно отдавал легкой ржавчиной.

– Нехорошо это, дежурный, – грустно сказал Самородко, – пытаясь отколупать ржавые чешуйки толстым ногтем цвета слоновой кости.

– Не очищается это, товарищ прапорщик.

– В армии все очищается. Даже совесть, – сказал известный на всю часть ворюга, и посоветовал: – Здесь кирпичом нужно чистить.

– Где ж его взять, товарищ прапорщик? Тундра вокруг…

– Где взять, не знаю. А чистить нужно кирпичом! Ясно?

– Так точно, кирпичом!

В это момент зазвонил телефон, и взбудораженный дежурный по части сообщил, что комиссия поехала по площадкам.

– Тут нам всем такой арбуз вставили! – порадовал дежурный напоследок.

Ясно стало, что комиссия серьезная.

В роту ворвался капитан Шурик-Димедрол, отправленный Пузырем проконтролировать Самородко. Шурик был трезв и зол с похмелья.

– Товарищ капитан, за время моего дежурства… – начал докладывать я, но Шурик только махнул рукой и побежал проверять порядок. Самородко поспешил за ним, а я следом.

– Хорошо, чистенько, хорошо, чистенько, – приговаривал Шурик, заглядывая во все щели.

– Стараемся, товарищ капитан, – суетился Самородко.

Молодец, прапорщик! Все посмотрели? О, умывальник… рано, прапорщик, я вас похвалил. Что это на раковине?

– Товарищ капитан, это ржавчина! Она не отмывается…

– Прапорщик, вы что, млядь, не знаете, что в Советской армии отмывается все? Почему кирпичом не почистили? Что значит, где взять кирпич? Пойдите и принесите…

Хлопнула дверь, в роту вошел майор Пузырев.

– Товарищ майор… – начал я доклад, но Пузырь, отодвинув меня, сразу ухватил Шурика-Димедрола и обнюхал.

– Трезвый? Рота готова? Все проверил?

– Так точно!

– Если что не так, змей линялый, душу выну из тебя. За мной…

И Пузырь пошел по роте, трогая все белым платком. Шурик и Самородко потопали за ним, ну и я тоже пристроился из любопытства. К концу проверки платок майора Пузырева так и остался белым, что сильно его порадовало.

– Рады стараться! – гаркнули Шурик-Димедрол и Самородко в ответ на скупую похвалу майора. И поторопились, поскольку Пузырь отворил дверь в умывальник.

– Что это? – холодным голосом спросил Пузырь, и сам себе горько ответил: – Да это ржавчина! Ржавчина в моей роте?

– Товарищ майор, она не очищается!!! – закричали дуэтом прапорщик с капитаном.

Пузырь спокойствие утратил мгновенно.

– Вредители! Ржавчина у них не очищается! Может, она где-то в китайской армии и не очищается, а в нашей чистится очень даже хорошо! Кир-пи-чом! Исполнять!

И выскочил из роты, так хлопнув дверью тамбура, что единственная лампочка, освещавшая вход, погасла.

Прапорщик с капитаном бросились следом, и тут я услышал звук машины снаружи. Прибыла комиссия.

Я занял свой пост у тумбочки.

Вот бухнула первая дверь тамбура. Заскрипела и начала приоткрываться вторая. Из-за сгоревшей лампочки было довольно сумрачно. Невысокая, толстая фигура в шинели и папахе шагнула через порог.

Я вытянулся, бросил руку к виску и закричал, что есть мочи:

– Рота, смирно! Товарищ генерал-лейтенант! Во время моего дежурства никаких происшествий…

Тут я обратил внимание, что из-за спины генерала мне машут руками и делают таинственные, негодующие лица майор Пузырев, капитан Шурик-Димедрол и даже прапорщик Самородко.

Что не так? Я присмотрелся и разглядел, наконец, погоны генерал-лейтенанта. Им оказался самый обычный, хотя и московский, полковник. Более высокое начальство, видимо, уже отправилось в баню на банкет, а его, мудилу, послали проверять площадки.

Я не стал прерывать доклад и понижать офицера в звании. Московский полковник довольно улыбнулся.

– Вольно! Молодец, солдат, службу знаешь, – сказал он мне.

Я же, продолжая стоять смирно, ел его глазами, припомнив уроки Швейка.

Полковник царственно прошествовал в роту. Пузырь, ШурикДимедрол и Самородко уважительно приседая, шли за ним.

– А что так темно на входе? – спросил вдруг полковник подозрительно.

Пузырь посмотрел гневно на Шурика. Шурик на Самородко. А уж Самородко так злобно взглянул на меня, что я тут же ответил.

– Из соображения секретности, товарищ генерал!

– Ладно-ладно, хватит, – похлопал меня по плечу московский гость.

– Какого года службы? А почему до сих пор не сержант? – тут он укоризненно посмотрел на Пузыря. – Нужно поощрить бойца… Ну, майор, показывай роту.

Московскому полковнику понравилось всё. Он шёл впереди, крутя головой и радуясь, как в музее, а следом на полусогнутых от почтительности ногах двигались Пузырев, Шурик, Самородко и я в арьергарде.