Долины и взгорья (СИ) - Щепетнёв Василий - Страница 44

Прошёл и Гостелов. Остался Автандил Вахтангович, его ждём.

Играя «вслепую», не глядя на доску, вообще без доски, когда ходы передаёт судья-медиатор, в памяти держишь тридцать две фигуры и шестьдесят четыре клетки. Это если одну партию играешь. А в сеансе играют и десять партий, и двадцать. Великий Алехин играл вслепую тридцать две партии одновременно. Как? Эффективное мышление! Я? Нет, я сеансов вслепую не даю. Хотя мог бы, да. Это я к чему? Это я к тому, что запомнить четырнадцать участников делегаций для меня нетрудно. Держать их в памяти. Кто где, когда и с кем.

Так вот. Все на месте, кроме Автандила Вахтанговича. Может, там какие-то протокольные тонкости улаживает в последний момент? Закрывает поездку?

Но трап, вижу, откатился.

Однако!

Я поднялся.

— Самолет готовится к взлету, вернитесь, пожалуйста, в кресло, — сказала стюардесса. Да, та самая.

— Государственная необходимость, — говорю я, легко обхожу её (проходы здесь широкие) и сажусь рядом с доктором Гостеловым. Он зашел в самолет последним, может, знает, что с Автандилом Вахтанговичем.

— Знаю, — подтвердил он. Заработали моторы, пока на прогрев, но разговор маскируют. — Остался Автандил Вахтангович. Заболел.

— Чем?

Доктор заколебался, говорить, нет, потом подумал, что среди медиков таиться не стоит, и ответил:

— Рвёт и мечет. Пищевая токсикоинфекция. Возможно, сальмонеллез. Возможно, что-то иное. Даже, — он понизил голос — дизентерия. Заболел остро, под утро. Пришлось госпитализировать. Получат результаты анализов, там будет видно. А пока — по общим правилам.

— А в самолет — и домой?

— Инфекционного больного? Не положено. Тем более, в правительственном самолете.

— Ну да, ну да. Инфекционный. Значит, он сейчас в госпитале?

— Да вы не переживайте, Михаил. Прогноз благоприятный. Мы же все вместе питались, так? Никто не заболел. Видно, простое расстройство, от волнения. Это бывает. Но, сами понимаете, лучше перебдеть, чем недобдеть.

— Понимаю.

Двигатели прибавили, шум стал громче.

Я поспешил вперед, не обращая внимание на стюардесс. Стюардов нужно держать, стюардов, мощных, борцов или боксеров. Может, и держат? Но не в этом рейсе.

До Брежнева я, конечно, не дошёл. Он был в закрытой части, туда не пускают. Но Медведев был здесь, он меня и перехватил.

— Садись, сейчас выруливать будем, — сказал он мне. — Что ты вдруг возбудился-то?

— Тут такое дело… — я сел. — Неотложное дело.

— Какое же? — спросил он без любопытства.

— У меня пропал чемодан. В Москве его взяли, сказали, не беспокойся, мол, не обычным самолетом летишь. Доставят в лучшем виде. Но не доставили. Я спрашивал у Автандила Вахтанговича, где он, там же костюм, рубашки, белье, фотоаппарат, а он только отмахивался, да ещё с ехидцей, мол, не до тебя мне.

— Дел у него много, вот и отмахивался.

— Допустим, но на второй день нежелание Автандила Вахтанговича заниматься мной стало очевидно. И я подумал — почему? На ногу ему я не наступал, так откуда неприязнь? Может, он обиделся из-за Гулиа?

— Кого?

Самолет тронулся, начал выруливать.

— Я обыграл грузинскую шахматистку, Нану Гулиа. Та хотела, чтобы я проиграл ей, а я выиграл. Она разобиделась, пообещала отомстить. Может, Автандил Вахтангович — её родственник или поклонник? И отомстил, как смог? Да, мелко, да, глупо, но люди порой несдержанны.

— Ну, знаешь…

— И я задумался. Я ведь пожалуюсь непременно, так?

— Уже жалуешься.

— Именно. И вдруг да отзовётся? Вдруг я дойду до Леонида Ильича, и тот впишет минус в личное дело Автандила Вахтанговича? Нет, госслужащий рисковать не станет.

— Вот видишь.

— Разве что он уверен, что Леонид Ильич ничего плохого сделать ему, Автандилу Вахтанговичу, не сможет.

— Это почему не сможет?

— Потому. Да и я не смогу пожаловаться.

— То есть ты считаешь, что…

— Неважно, что я считаю. Только мы сейчас взлетим, а Автандил Вахтангович останется в Триполи. Заболел он внезапно. Не может с нами лететь. Не положено. Понос и всё остальное.

Отвечать Медведев не стал. Побежал в отсек Брежнева.

Что там происходило, не знаю, но только мы не взлетели. Зарулили назад и остановились на прежнем месте. Почти.

— Просим оставаться на своих местах, — объявили по трансляции.

Подали трап.

Первым эвакуировали Брежнева, потом министра мелиорации и водных ресурсов, потом трех замминистров — иностранных дел, сельского хозяйства и опять мелиорации и водных ресурсов, а потом и вспомогательный персонал. Я — последний, опять. Но на этот раз меня вместе со всеми довезли до здания аэровокзала.

Сидим, ждём. Что делает Медведев и остальные — не знаю. Его с Брежневым, и дипломатов, министра и замминистров, увезли на двух «Мерседесах», а мы остались. Протокол нарушен, церемониймейстер отсутствует. Здесь, в аэропорту, хорошо, прохладно в меру. Полётов из аэропорта пока немного, и без нас зал был бы пустым. Он и с нами-то почти пустой. Дайте срок, и сюда будут летать не реже, чем в Хитроу или Орли.

Есть хочется. Сейчас бы в самолете подали воду, а там, глядишь, я бы опять икорку заказал. Как бы решила стюардесса — достоин я, нет?

Прошёл час. Прошло два. Люди волнуются.

— А не пообедать ли нам? — сказал я докторам, Гостелову и Жучарскому.

— Денег нет, — признались доктора. — Вчера всю валюту потратили, там и валюты было на сегодня — в половинном размере суточные. День отлета.

— Чернозёмск угощает, Чернозёмск валюту не тратил, — и мы пошли в ресторан. Здешний, при аэропорте.

Я бы, конечно, мог и всю честную компанию позвать, всю делегацию и экипаж самолета, деньги у меня были, но это было бы слишком уж по-гусарски. Лишнее. К тому же есть ведь у батоно Автандила заместитель, не может не быть.

Для обеда было рановато, но кто знает, что там, впереди, ждёт. Потому не торопились. Пробовали и то, и это, и так далее. Особого национального колорита в меню ресторана не было, но всё же.

Вернулись. Прождали ещё час. Трижды звонили в посольство, отвечали стандартно: ждите.

Мне надоело, я взял такси и поехал в город. Доктора отказались — как можно без разрешения? Велено ждать — нужно ждать!

По пути поговорил с водителем, что слышно в городе. Ну как же, вчера покушение на русского устроили, на Брежнева. «Джинны Пустыни», отряд египетских фидаинов.

— И что?

— Да наши их перебили, этих джиннов.

— Наши?

— Капитаны Революции. Гвардейцы особой секретности, для охраны полковника. И Брежнева спасли. Но это секрет, понятно?

— Само собой.

Завернули в госпиталь — хотел сменить повязку, раз уж мимо еду.

Но в госпиталь не пустили. На дорогах посты, и вокруг много людей в форме.

Я заметил знакомого лейтенанта.

— В чем дело?

— Сами не знаем. Тут одного русского убили. Часа три назад. К нему сначала дознаватели выехали, он из вашей делегации. Заболел внезапно, и его в госпиталь поместили. Так дознаватели из СБ допросить хотели, приехали, а он уже мёртвый.

— Умер? От болезни?

— Стальное отравление. Кинжалом закололи. Вот и велено — никого не впускать, никого не выпускать. Мне доложить о вас?

— Нет, не нужно. Я сам. Потом.

Вернулся в такси.

Похоже, я так и не узнаю судьбу чемодана.

Куда ехать? В посольство? В резиденцию?

Заехал в лавку, накупил воды в бутылках, рахат-лукума и лепешек. Вернулся в аэропорт. Вода, лепешки и сладости пошли на ура.

Посольство по-прежнему велит ждать.

Глава 21

28 декабря 1977 года, среда

Эпидемия

— А лекарства? Какие мне пить лекарства?

— Если температура не выше тридцати девяти, то никаких лекарств пить не нужно, — сказала Зина Неклюдченко. — Пейте слабый зеленый чай. И то в меру.

— В какую меру?

— Хочется пить — пейте. Не хочется пить — не пейте.

— А если температура будет выше тридцати девяти? Сорок?