Темноводье (СИ) - Кленин Василий - Страница 56

Глядя, как Зея потихоньку отступает с затопленных лугов, Санька понимал, что пора ехать домой, в Темноводный. И только сильнее стискивал в объятьях любимую. Чакилган ерошила его космы и ободряюще улыбалась.

— Нож я тебе не отдам, — шептала она. — Никогда-никогда не отдам. Чтобы ты приезжал ко мне, снова и снова. Как бы далеко тебя судьба не уводила.

…Дощаник вошел в Бурхановку, вернувшуюся в прежние размеры, атаман издалека услышал шум работ.

— Сашко, леса совсем не заготовлено, а к зиме надо хоть несколько изб соорудить! — сразу вцепился в него Старик. — Пущай, мужики идут рубить!

— Атаман, мы, кажись, руду болотную нашли, — улыбался кузнец Карела. — Попробуем выплавить, может, что получится. Но надо много угля нажечь, а у нас рук совсем не хватает.

— Дурной, косить будем вообще? — разорялся Рыта Мезенец. — Смотри, волы зимой подохнут!

— Ни удил, ни стремян, ни пряжек! — орал Тютя, который не мог сделать новую сбрую для своей «собачьей» кавалерии. — Ты на Якуньку свово все железа спустил!

«Как мы вообще жили в тринадцатером?! — изумлялся Санька. — Сейчас более 30-ти человек, а рук ни на что не хватает… Как успеть?».

А ведь был план еще и второй дощаник построить за лето… Куда там!

Осень пришла подло: слишком рано и нежданно. Из главной радости: удалось-таки урожай спасти. Не ахти какой, но острожку на зиму с лихвой хватало. Только…

— Не дам! — орал Рыта. — Семена! На озимые да на будущий год!

— Тебе волю дай: ты всю жизнь ржу в землю закапывать будешь! — ярился Тимофей. — Отдавай, оглоед!

Зерно в итоге разделили на три кучки: одну припрятали на семена. Вторую — решили проесть. Ну, и хотя бы два пуда надо отвезти Кузнецу.

«Ох, не порадуют его эти слезы, — вздыхал Дурной. — Но семена важнее. О будущем думать надо».

Когда дауры привезли обещанных соболей — совокупно набралось около ста шкурок — пора было собираться в дорогу. Беглец из будущего знал, куда плыть: на севере, на правом берегу Амура, в устье речки Кумары (Хумархэ, по-ихнему), казаки должны построить Кумарский острог. Которому вскоре предстоит тяжелое испытание. Санька только не знал: началось уже строительство или еще нет.

— Ну, там и увидим! — решил он, загрузил дощаник и с десятком казаков вышел в темную волну Амура.

Глава 56

Острог начали строить. И это было грандиозно!

Кумара-Хумархэ впадала в Амур километрах в двухстах выше Темноводного. В этом месте невысокие горы по обоим берегам расступались, образуя плоскую плодородную равнину. Когда-то здесь жил небедный даурский род князя Емарды, который имел даже небольшую крепостцу. Ныне от крепости той и следа не осталось. Сначала ее Хабаров порушил, а что осталось, нынче казаки разбирали.

Стройка только началась, но уже видно было, что проект грандиозный. Полуголые муравьи-первопроходцы рыли рвы, насыпали валы, а поверх оных еще и стены будут возводиться, насколько знал Санька.

Как бы ни были увлечены работой казаки, чужой дощаник заметили издалека. К нему тут же рванулась лодка — струг, как ее тут называют.

— Кто такие? — грозно спросили с него.

— Из Темноводного острожка! — весело крикнул Дурной. — Ясак привезли и немножко хлебушка.

«Таможня» вмиг повеселела.

— За мной греби!

На берегу творилась суета. Молодой атаман вообще не понимал, куда идти. Велел своим сидеть на дощанике и быть настороже, но ватажка начала рассеиваться еще до того, как он из вида скрылся. Дурной хватал за руку то одного, то другого: спрашивал, куда идти к приказному. И всякий раз его посылали в разные направления. Наконец, он добрел через валы до жилых построек, где его принял малознакомый десятник и хмуро велел обождать. Часа через два его, наконец, повели в избу. Настоящая крепкая срубная изба, светлая, еще не успевшая закоптиться от черной печи.

Кузнец решил принять его помпезно: на широких лавках в большой комнате сидели человек с десять. Дурному пришлось стоять — для него лавка не предусматривалась. Беглец из будущего с некоторым удивлением обнаружил, что вокруг приказного, кроме Артемия Петриловского и писчика Посохова, теперь обретались почти все новые люди. Кого-то он еще мог припомнить в лицо, но некоторых вообще не помнил.

«Похоже, смог Кузнец избавиться от элиты хабаровой» — не без удовольствия отметил гость.

— Сколь хлеба привез? И какова? — сразу спросил Онуфрий сын Степанов.

— Ржи с два пуда, — гордо ответил Санька, но приказной моментально скривился, и пришлось объясняться. — Мы пашню под Темноводным в три раза расширили, так что большую часть урожая пришлось на семена оставить.

— Что мне слова твои! — воскликнул Кузнец. — От государя ясно передано было: хлеба запасти на пятитысячное войско! А тут и нашему полку на месячишко…

«Ну, не паскуда ли! — еле сдерживался Известь. — Государь это тебе повелел сделать, а ты палец о пале не ударил. Мы ему, считай, дареное подаем, а ему мало…».

Говорить такое в лицо, конечно, не стоило. И беглец из будущего ляпнул прямо:

— Да не будет никакого войска из Москвы. Нам только на себя рассчитывать, Онуфрий. И кормить — тоже только себя…

— Что?! Откуда ведаешь? — Кузнец аж привстал.

Дурной закусил губу. Как же страшно тут пророчествовать! Вот откуда он знает?!

— С Олекминского острожка человечек бродячий до нас добрался, — начал он осторожно плести убедительную ложь. — Там говорят, что еще зимой черкасы запорожские всем миром решили под Москву перейти. Договор заключили. А значит, война с ляхами неминуема. Может быть, и уже началась. Не до Амура теперь государю.

Война с Речью Посполитой началась еще в мае этого года, но такие подробности Дурной знать никак не мог.

Приказного слова найденыша словно оглушили. Он устало опустился на лавку.

— Ишь какой мудрый! — язвительно влез какой-то новый малознакомый есаул. — О делах государевых рассуждает!

Но его намеки не оценили. Войны с Речью Посполитой шли постоянно. И войны эти тяжкие. Так что вряд ли теперь найдет Москва людей и средства, чтобы снарядить на другой край света аж 5000 воинов.

— Чем еще порадуешь? — мрачно поднял глаза Кузнец.

— Ясак привез. Мы к шерти шесть родов местных подвели. Пока немного собрали — около сотни соболей, но в конце зимы, каждый род обещал дать государю по одному сороку хороших зимних шкурок…

— Аманатов привез?

Повисла пауза.

— Нету аманатов, Онуфрий.

— Как нету? А как ты собираешься их в покорности держать? Как с них ясак вытребоваешь?

— Мы договорились, приказной. Дауры признали власть государя и обещали платить ясак, как оговорено.

— Как оговорено?! Мы все ведаем, что ты дурной, но это уж ни в какие ворота! Кто они такие, чтобы с ними договариваться?!

— Люди, — набычился Известь. — И это их земля. Мы к ним пришли, а, значит, и надо договариваться.

— Дурнем был, дурнем и остался. Тимошка, пойдешь с сотней служилых на Зею и объясачишь местных, как положено…

— Нет! — заорал уже Дурной. — Онуфрий, не надо! Мы ведь только договорились…

Он уже видел, как всё построенное грозит разрушиться, и мучительно искал нужные слова.

— Кузнец, ты же ходил по Амуру летом. Много ты видел родов на реке? Тех, которых вы объясачили «как положено». Все уходят к богдойцам. Ни аманаты, ни пушки их не остановят. Не будет у тебя ни соболей, ни хлеба! Ничего не будет — пустая земля. А на верховьях Амура еще хуже — там дауры русским ходу не дают. У Кашинца спроси. Тоже ведь — объясаченные «как положено». Ты ведь помнишь, как там Хабаров прошелся. Так, может, не надо «как положено»? По-другому надо? Поймите, это не Сибирь! Это Темноводье! Тут не получится по-старому…

В избе стало довольно тихо. Санька уже едва не рвал на себе рубаху, стараясь убедить казаков. Прежде всего, самого Кузнеца, который всегда казался ему вменяемым. И, кажется, у него это получалось. Воины сидели задумчиво, пытаясь взвесить свой опыт и новые аргументы…