Исцеление Вечностью (СИ) - Санин Евгений Георгиевич - Страница 39

— Слава Богу, за то, что Он дал мне этот день! — сбрасывая с себя легкую летнюю одежду, с облегчением выдохнул Александр и поежился, причем не столько от прохлады, сколько от подступившего было к самому сердцу страха, даже от приблизительно вспомненных им слов великого святителя. — Как же Он все-таки милостив ко мне! Сегодня в храме Литургия, а значит и исповедь. Причем, служит отец Игорь, а это не то, что отец Лев, который и за меньшее — как например, прийти сильно надушенным в храм — может выгнать из храма! Он и выслушает, и поймет, и простит… А я после исповеди всё — каюсь, Господи, каюсь! — больше уже ни за что…

Раздевшись, Александр вынул из нагрудного кармана рубашки красный пояс, который предусмотрительно снял с себя вечером дома у Татьяны, и задумался: можно ли сейчас надевать его — все-таки это такая святыня!

Он уже было решил положить его в карман теплой рубашки, чтобы надеть после исповеди, но какая-то сила словно заставила все-таки обвязаться им вокруг пояса.

Закончив одеваться, он надеялся, что в коридоре никого нет, и он сможет незамеченно выйти из дома.

Но выйдя, едва не натолкнулся на явно поджидавшую его Веру.

— Александр, не в моих правилах вмешиваться в чужие, тем более личные дела, — увидев его, сразу сказала она. — Но ты мне уже не чужой. И я должна предупредить тебя: Таня хорошая девушка. Но… я не буду повторять всего, что слышала о ней, а скажу лишь одно: она тебе не пара. А после всего того, что ты вчера говорил мне, чтобы все это не оказалось пустыми словами, так как на деле все получается совсем по-другому…

Она не успела договорить, так как раздался телефонный звонок.

— Она. Тебя! — взяв трубку, чужим, холодным голосом коротко сказала Вера и ушла в свою комнату.

— Да? — сказал Александр в трубку и услышал воркующий голос Татьяны:

— Как ты? У тебя все в порядке? Нормально добрался?

— Да, — повторил Александр.

— Я тебя вечером жду! Придешь?

— Н-н… д-д…

Александр замялся и, не понимая, что это с ним — ведь решил, уже, кажется, покончить с этим греховным делом, промямлив что-то невразумительное — ни да, ни нет, положил трубку.

Отругав себя за нерешительность, он стал думать только о том, что нужно как можно быстрее добраться до храма, пока не закончилась исповедь.

Для этого ему нужно было пройти метров триста и перейти дорогу перед самым храмом.

Когда он уже не подходил, а подбегал к дороге, на светофоре неожиданно загорелся желтый. Надеясь, что он успеет проскочить на него, Александр прибавил шагу.

И надо же было такому случиться — очевидно, то же самое, надеясь проскочить на желтый свет, подумал и водитель иномарки.

Не видя за будкой автобусной остановки подбегавшего к дороге человека, он резко рванул с места и… Александр только увидел огромным черным пятном выраставшую перед ним на глазах машину и почувствовал резкий удар в бок.

Покатившись по грязному, мокрому асфальту, он почувствовал, как голова его вылетает на встречную полосу, по которой мчалась другая машина. Он не видел, а только слышал ее. И поэтому успел подумать только одно:

— А вот и моя смерть. Надо же — не успел…

К счастью, машина каким-то чудом промчалась мимо, успев объехать его. Только волосы обожгло на голове…

А водитель иномарки, долговязый татарин, подбежав к нему, принялся ощупывать все его тело и поднимать, бормоча:

— Простите, простите! Я не хотел! Я не видел!

Александр, с его помощью, сел в иномарку и, понемногу приходя в себя, сказал:

— Ладно. Бывает. Но честно скажу. Не будь я православным, ты бы у меня таким штрафом отделался, что и машины бы твоей не хватило! А так — видишь, какой я грязный? Довези меня до дома. И обратно в храм, — вспомнив, что ему нужно на исповедь, быстро добавил он. — Прямо к воротам!

— Конечно! Хорошо!! Хоть на край света!!! — принялся охотно соглашаться водитель, и когда они немного отъехали от перехода, с уважением поглядывая на Александра, сказал: — Вот у меня и тесть такой. Я мусульманин, а он православный. И так живет, что я сам уже не раз подумывал покреститься. А после встречи с таким праведным человеком, как ты, наверное, и правда, крещусь!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«Если бы ты только знал, какого «праведника» везешь!» — с горькой усмешкой думал Александр, поднимаясь в лифте на седьмой этаж и давая себе слово, что если даже у него открытый перелом или рана, он все равно сначала поедет на исповедь.

Но, раздевшись, он не поверил своим глазам — удар пришелся как раз по красному поясу, но ни под ним, ни на всем теле не было ни единой царапины. Только на коленке, как напоминание того, что случившееся было правдой, — виднелся крошечный синячок…

«Говорил подчиненным, что нужно делать православную газету чистыми руками, то есть, ведя православный образ жизни, а сам?!» — чуть не плача спускался он вниз.

— Куда ты так гонишь?! Не торопись, медленнее! — испуганно вскричал он, едва не вцепившись в руку снова рванувшегося на бешенной скорости с места водителя.

Александр боялся, что они врежутся в кого-то, и он — о, ужас! — все-таки не успеет покаяться в смертном грехе!

Но водитель, по-своему понимая его, кивнул:

— Это у вас после шока. У меня однажды после аварии было такое. Наверное, тоже еще не скоро сможете ездить быстро!

К величайшему счастью Александра, они благополучно доехали до храма, он, наконец, вошел в него и, увидев, что исповедь еще продолжалась, с облегчением выдохнул, а потом вглядевшись, испуганно замер.

Непонятно по какой причине, но сегодня почему-то исповедовал не отец Игорь, а… отец Лев!

— А где отец Игорь? — упавшим голосом спросил Александр у проходившей мимо Галины Степановны.

— Срочно уехал к архиепископу! — ответила та и при этом загадочно улыбнулась: — Ты помолись сугубо о нем.

— Да-да, — машинально кивнул Александр и перекрестился: — Ангела- Хранителя ему в дорогу!

— Нет-нет, не так, а горячо и сугубо! — остановила его Галина Степановна.

— Это еще почему? — не понял Александр.

— А потому что эта поездка очень и очень касается тебя лично! Можно сказать, и организована только ради тебя!

Галина Степановна хотела добавить что-то еще, но не смогла: очевидно, ей строго-настрого запретили делать это.

Но до того ли было сейчас Александру?

Он вспомнил, что уже давно, еще только заступив на должность главного редактора епархиальной газеты, по совету отца Игоря, написал прошение, чтобы ему благословили ношение подрясника. И помнится, так мечтал об этом, даже материю, темно-зеленую, как у отца Льва, приобрел. Но после всего, — какой тут подрясник — тут как бы вообще не отлучили от Церкви!

Александр глядел, как люди подходят и отходят от отца Льва, стоявшего у аналоя около фрески с изображением Иоанна Богослова, и мысли его метались как белки в колесе:

«Ославит меня сейчас на весь храм… Все узнают — и Галина Степановна, и певчие, и… — он вдруг с ужасом увидел стоявшую в самом углу Светлану, — подчиненные!»

Люди после исповеди отходили просветленные и счастливые.

Глядя на них, он вдруг вспомнил, что совсем недавно чуть было не погиб под машиной, и набросился на себя:

«О чем я еще думаю? Главное, снять с себя тяжесть такого греха! А то, что обо мне будут потом плохо думать… Ну и пусть. Так мне и надо! Заслужил!»

И мысли сразу перестали бежать, точно колесо, в котором они вращались, внезапно остановилось.

Осталась только одна, которая стала безраздельной владычицей всего его существа:

«Успеть!..»

Ходивший всегда на таинство исповеди — высокое положение обязывало! — исключительно к благочинному, Александр слышал, что отец Лев любит, чтобы исповедующиеся, испытуя накануне свою совесть, записывали для памяти свои грехи. Правда, потом он заставлял откладывать этот листочек в сторону, называя его шпаргалкой. И требовал, чтобы они говорили не по бумажке, а о том, что в первую очередь тяготит, мучает, терзает их душу, с чем они готовы бороться до крови, до конца, и подглядывать в нее только в том случае, если вдруг что-нибудь позабудут.