Исцеление Вечностью (СИ) - Санин Евгений Георгиевич - Страница 24

— Слыхал? — окликнул давно уже понявшего, что к чему, Альбина Клодий. — Кажется, все это начинает походить на правду.

— Да, господин! — вздохнул бледный раб. — Прости, я не успел предупредить тебя. Келевст не позволил… Он, как стадо баранов, согнал в одну кучу всех нас, твоих рабов, и пообещал дать волю и золото тем, кто перейдет на его сторону.

— И что — мои рабы пошли на такое?! — не поверил Клодий.

— Не все! — с презрением кивнул на своего бледного соседа наглый раб. — Большинство наотрез отказалось, и тогда келевст расковал несколько крепких гребцов и посадил на их место самых сильных из отказавшихся.

— И что же — вас прислали сообщить о том, что они решили казнить нас? — поняв, наконец, все, уточнил Клодий и сделал шаг к висевшему на стене оружию — мечу и луку со стрелами.

— Нет! — разгадав его намерение, сразу поубавил тон наглый раб. — Грифон, прежде чем выдать твою тайну, велел келевсту поклясться Посейдоном, что тот не убьет вас. Поэтому мы только пришли сообщить тебе, чтобы ты вместе с Альбином выходил из каюты и перебирался в лодку.

— Капитан уже в ней. Он тоже отказался присоединяться к келевсту, несмотря на все посулы и уговоры! — шепнул римлянам бледный раб. — А еще келевст разрешил вам взять с собой все самое дорогое…

— Но не ценное! — вставил наглый раб.

— Лодка для вас уже готова! Там есть вода и еда…

— И даже вино!

— Да, мы постарались загрузить лодку как можно больше, господин!

— Ну что ж, спасибо и на этом! Если увидимся еще, я по справедливости отблагодарю вас обоих! — пообещал Клодий, взял сундучок и, приглашая поспешно схватившего мешок со свитками Альбина следовать за собою, как истинный римлянин, спокойно и невозмутимо поднялся на палубу.

После акафиста Александр зашел в помещение, где в ожидании, когда будет сделана библиотека в здании воскресной школы, лежало великое множество старинных и современных церковных книг.

С целой охапкой отобранных для работы он возвратился в редакцию, стал делать закладки и помечать карандашом места, какие Светлане, по возвращении, нужно будет напечатать, и очнулся только от удара колокола.

Можно было, конечно, продолжить работу или пойти домой, но монастырская привычка пересилила, и он отправился в храм.

Когда-то его тяготили долгие службы. Казалось, что это время лучше было употребить на писание книг. А еще в голову назойливо лезли мысли, что за три-четыре часа он мог бы доехать, например, от Москвы до Тулы и обратно. Если же служба Великопостная, которая вместе с полунощницей длилась более семи часов — и вообще до Санкт-Петербурга! А потом неожиданно пришла мысль, что он, и правда, хотя почти и не сходит с места, — идет, едет, движется все это время. Но не из какого-то, лишь временно нужного и совершенно не имеющего значения для Вечности пункта А в пункт Б. А — к Богу!

К тому же духовник, мудрый и рассудительный старец, которому он в тот же день излил эти мысли, одобрил их, добавив:

«Какая разница — час дольше или час меньше? Ведь впереди — Вечность! А ради нее разве не стоит немного потерпеть?»

И ходить в храм сразу стало легко и нетягостно.

Как и на этот раз.

На всенощной Галина Степановна, словно обидевшись, вообще уступила ему место чтеца, и ему пришлось читать и шестопсалмие, и кафизмы, и каноны.

Александр любил читать в храме. И, благодаря монастырю, имел большой опыт церковного чтения. Он прекрасно знал, как придержать дыхание, чтобы сэкономить силы. Когда делать свой голос громче или тише. Но даже для него все это было немалой нагрузкой.

Домой он возвращался, едва волоча ноги.

Казалось, не было на свете силы, которая заставила бы его двинуться хоть немного быстрее.

Но всю эту усталость словно сдуло порывом ледяного ветра, когда он увидел около подъезда Веры — стоявшую скорую помощь.

Садившийся в нее врач с досадой говорил шоферу:

— И зачем только зря тревожили? Тут уж не нас вызывать надо было!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Сердце Александра оборвалось.

— Неужели все?.. — похолодел он и через ступеньку, а то и две, бросился на седьмой этаж, даже забыв, что в доме есть лифт.

Дрожащими руками он открыл замок, толкнул дверь.

И… увидел стоявшую в коридоре Веру!

Она смотрела на него, прижимая к груди икону преподобного Варнавы, и блаженно улыбалась.

— Ну ты даешь! — только и смог вымолвить Александр, обессиленно прислоняясь к дверному косяку.

Вера — сама! — он поначалу даже не обратил на это внимание, закрыла за ним дверь. И пошла, приглашая его следовать за ней в его комнату. Здесь, не садясь в кресло, — ни разу при этом не кашлянув! — принялась рассказывать:

— Ты представляешь? Где-то с час назад у меня начался приступ, который снимается только уколом. Я еле успела вызвать скорую. Думала, уже задохнусь, потому что она долго не ехала. И вдруг увидела эту икону. Увидела, вспомнила, что ты вчера говорил. И так же, как ты — говорить-то я уже не могла — молча изо всех сил закричала: «Старец Варнава, спаси, помоги!»

Вера изо всех сил прижала к себе икону.

— И что бы ты думал? В тот же миг удушье прекратилось. Кто-кто, а я-то ведь прекрасно знаю, что этого не может быть! Что это — чисто физически невозможно. А оно — прекратилось! Скорая, наконец, приехала. Врач спрашивает: «Что с вами?» А я смотрю на него — и смеюсь. От счастья! И объяснить толком ничего не могу. Начала было про приступ, про икону… Он слушал-слушал, да в конце концов не выдержал, захлопнул свой чемоданчик и, посоветовав мне вызвать психиатра, вылетел из квартиры!

Александр посмотрел на закрытую входную дверь, на пустое кресло и стоящую посреди комнаты Веру, затем на икону и, наконец, разом все понял!

«Неужели произошло чудо? — веря и не веря, подумал он, и сам же себе ответил: — Да! Да! Все подтверждения тому — налицо. И — на лице Веры!»

Он громко — от облегчения и за нее, и за себя, все-таки так переволновался — выдохнул, взял из рук Веры икону…

И тут его ждало новое чудо.

Прикладываясь с благодарностью к иконе, он вдруг заметил, что алая полоска стала заметно шире.

— Вера… прошептал он. — Смотри!

— Ага! — подойдя к нему, тоже шепотом отозвалась она. — Вижу… И что нам теперь надо делать?

— Не знаю… — признался Александр. — Наверное, нужно зажечь свечу!

Они затеплили перед иконой лампадку, принесенную в этот дом Ириной, долго смотрели на нее и, наконец, когда неожиданно соединенные этой необъяснимой земными словами тайной отошли от стола, Вера сказала:

— Перед вечерним правилом — почитаем опять акафист?

«Правило, да еще и акафист!» — ужаснулся Александр. Хотел сказать, что и без того начинался сегодня в храме.

Но Вера снова так и впилась в него умоляющими глазами.

И он вздохнул:

— Ладно! Только сначала передохну немного…

— Конечно! — охотно согласилась Вера. — А заодно и поужинаешь. И ответишь мне на вопрос, который я давно хочу задать отцу Льву.

— Попробуй! Отвечу, если смогу, — заходя на кухню, кивнул Александр.

Вера — опять сама! — нарезала ему сыр, булку, пододвинула ближе розетку со сгущенкой и в ожидании села, подперев щеку высохшим кулачком.

— Ну, давай свой вопрос! — наливая, наконец, чай, сказал Александр.

— Ты только не сердись и не обижайся, если я что не так скажу! — извиняющееся предупредила Вера и, глядя на храм в окне, начала. — Вот, все то, что ты, Ирина, Галина Степановна, сестры милосердия и даже отец Лев говорите, — все логично и правильно. И очень хочется, чтобы оно так и было на самом деле. Но ведь оттуда же никто еще не возвращался?.. Что ты на это скажешь? — обернулась она и удивилась: — А почему это ты улыбаешься?

— Да это я так… — сгоняя улыбку с лица, махнул рукой Александр. — Просто все ждал — когда ты задашь мне этот вопрос? Ведь его, как правило, в первую очередь задавали едва ли не в каждой экскурсии. Ну, и еще несколько подобных. Например: зачем ходить в храм, когда я и дома могу помолиться? Почему спасаются только православные? А то и вовсе — зачем мне Церковь с ее установлениями, когда у меня и так Бог в душе… Слава Богу, сейчас в церковных книжных лавках — масса литературы, где даются исчерпывающие ответы на эти вопросы. Но, коль мы не в церковной лавке или приходской библиотеке, и ты уже задала этот вопрос, ладно, скажу. Вернее, спрошу: а ты уверена в том, что оттуда никто никогда не приходил?