Франция. Магический шестиугольник - Щербина Татьяна - Страница 39

Выступали на рынке и два классика так называемой «звуковой поэзии»: ее основатель Бернар Айдцик (Bernard Heidsiesk), потомок знаменитой марки французского шампанского, банкир на пенсии, поэт-лауреат Национальной премии поэзии, лет тридцать уже делающий то, что у нас Пригов, и бельгийский поэт Пьер Вереген (Pierre Verheggen).

Бельгийский франкоязчный культурный центр в Париже (Centre Vallonie-Bruxelles), где заправляет поэт Вернер Ламберси (Verner Lambersy), несколько лет назад учредил на Рынке поэзии свою премию, которая заключается в том, что издателям и поэтам в количестве 80 человек дается бесплатный обед в соседнем с Рынком ресторане, в течение которого они должны выбрать поэта-лауреата. Выборы проходят путем тайного голосования в три тура. Сама премия, правда, не выражается ни в чем, кроме этого приятного обеда и общественного признания. Голосующие не забывают, хоть и подсознательно, о национальной политике: лауреаты из франкоязычных стран сменяют друг друга последовательно, Квебек (где есть, кстати, уникальное издательство, Ecrits des Forges, публикующее только поэзию и с нее живущее, оно же проводит ежегодный международный фестиваль поэзии), Люксембург, Бельгия…

Есть литературные и даже несколько собственно поэтических журналов, но тиражи их мизерны, распространение маргинально, и единственными потребителями являются сами участники процесса.

Неизменный участник Рынка поэзии – поэт из Тулузы Серж Пей (Serge Pey). В этот раз он давал представление «Евангелие от змеи» в сопровождении трех музыкантов, из которых один – суфий. Читать стихи Пея, может, и необязательно, но слушатель всегда заворожен тем, как он их поет, кричит, помогая себе здоровенными бамбуковыми палками, на которых стихи записаны. Он опирается на африканские и латиноамериканские шаманские традиции, при этом меняя время от времени жен из соответствующих регионов. Темперамент его намного превосходит возможности современного француза и напоминает нашего Высоцкого.

Если и есть место поэзии – это place Saint-Sulpice в конце июня.

Чтению стихов Высоцкого, а также трех других поэтов недавних «трудных» регионов – Хорватии, Гаваев, Ливана – был посвящен субботний «Вечер поэзии сопротивления». А в пятницу происходили большие поминки, вечер был посвящен памяти шести умерших поэтов, в том числе Бродского и не известного у нас, но замечательного румынско-французского поэта Герасима Луки. Герасим Лука эмигрировал из Румынии во Францию, и хоть и сохранил акцент, язык освоил блестяще, став больше чем французским поэтом: он играл со словами, с понятиями, которые переиначивал так, как не пришло бы в голову ни одному французу. Самое знаменитое его – «La deraison d’etre». Это несуществующее, грамматически как бы правильно образованное слово (противоположное raison d’etre – смысл существования, созвучное с другим словом – derision, презрительная насмешка) оказалось для французов лучшим термином для обозначения бессмысленности существования, которой болеют многие.

Герасим Лука покончил с собой в преклонном возрасте, бросился в Сену, отправив перед этим жене письмо со словами: «Я не хочу жить в мире, где больше нет места поэзии».

Под занавес Рынка поэзии был показан спектакль, мелодрама известного художника-импрессиониста и Таможенника Анри Руссо «Месть русской сироты». Название меня глубоко тронуло, как собственно, и то, что в этом году Le Marche de la Poesie был проникнут русской темой, включая и мои собственные книги, продававшиеся издательствами «Ecrits des Forges», «Le de bleu» и «Le Castor Astral».

Если и есть место поэзии – это place Saint-Sulpice в конце июня.

1997

Эта заметка писалась для газеты «Коммерсантъ» в 1997 году. Рынок поэзии в Париже никуда не делся, хотя издатели жалуются на спад продаж и выставляют теперь на стендах не только стихи. Падение поэзии продолжается, но французское государство не дает ей исчезнуть, субсидируя издателей, поэтов и их переводчиков в других странах. Диктатура рынка – это не про Францию: если звезды зажигают, значит, это зачем-нибудь нужно, перефразируя классика.

2006

* * *

То жизнь фонтан, то полная запруда то хвост павлиний вновь зашелестит архивной пылью – эка ж он зануда Булонский лес давно уже закрыт, закрыты Ланды, Альпы, Пиренеи, Бургундия – всё это Китеж-град, потопленный с розарием, сиренью и с площадью Мадлен, и все подряд хвосты поотрывались у павлинов, фонтаны позасохли на корню, завис закат – завис, ядрён, малинов но вот я в окна Windows смотрю, и в них все стратегические цели, рельефы, птицы в синий час утра повыстроились как на самом деле проснулись и уже идут сюда.

1999

История маленького Грегори

История эта будоражит Францию уже 15 лет.

Каждый француз знает, кто такой «маленький Грегори». История эта будоражит Францию уже 15 лет. В последнее время о ней вроде забыли, но на днях она всплыла снова. Во Франции ни одно уголовное дело не закрывается навсегда.

16 октября 1984 года тело маленького Грегори, четырех с половиной лет, нашли в реке со связанными руками и ногами. Сегодня убитые дети – не редкость, чикатилы расплодились по всему миру. Но тогда с педофилами-маньяками Франция еще не сталкивалась, так что подобная версия даже не называлась. Зачем убивать маленького мальчика? Родители его, совершенно обычные французы из провинции Вож, никому вроде дорогу не переходили, но первой была разыграна именно версия мести. В течение трех лет до убийства родители получали странные письма с аудиокассетами, подписанные «ворон» (или «ворона» – по-французски это одно слово, в переносном смысле – автор анонимок). Было неприятно, непонятно, но попытки узнать, что за сумасшедший посылает им туманные угрозы, успехом не увенчались. После того, как Грегори утопили, «ворона» стали искать с особой тщательностью, но увы – голос на кассетах был неопознаваем.

Сегодня убитые дети – не редкость, чикатилы расплодились по всему миру. Но тогда с педофилами-маньяками Франция еще не сталкивалась, так что подобная версия даже не называлась.

Первое подозрение пало на брата Кристины Вильмен, матери Грегори. Отношения с ним у семьи Вильмен не сложились, и родители решили, что сына их убил именно его дядя, Бернар Ларош. Просто из зависти к их счастливой семейной жизни, поскольку у него самого ни жены, ни детей не было. Скорее всего, именно он скрывался под псевдонимом «ворон». Такого же мнения придерживались и Вильмены-старшие, родители отца Грегори, Жана-Мари. Лароша кинули за решетку, но вскоре отпустили «за отсутствием состава преступления». На свободе его ждала немедленная расправа: Жан-Мари собственноручно убил шурина, поскольку был уверен в его вине. Самосуд следствием не признается, пришлось Жану-Мари Вильмену отправиться за решетку по статье «умышленное убийство».

Между тем, следствие по делу Грегори подошло к версии, что мальчика убила его собственная мать. Родители уже посаженного Жана-Мари версию эту то ли сами выдвинули, то ли просто поддержали в суде. Что психологически понятно: свекрови редко любят невесток, а тут еще из-за ее проклятого брата сыночек их надолго сел в тюрьму. Суд признал Кристину детоубийцей, отправив в тюрьму и ее.