Троянская война - Кулидж Оливия - Страница 13

У ворот собралась огромная толпа, когда Гектор вошел в город, но дальше улицы были пустынны, ведь все люди были на городских стенах. Однако Гекуба не имела привычки сидеть, наблюдая сражение, поэтому Гектор направил свои стопы к верхнему городу, где на солнце ослепительно сияли огромные колонны дворца Приама. Хотя теперь Гекуба постарела и поседела, а веки ее водянистых глаз были красны от горя, она никогда не пребывала в праздности. Гектор нашел ее распоряжающейся работой женщин по дому. По его просьбе она послала их по городу позвать всех женщин прийти к храмам с дарами. Она сама подошла к своему резному сундуку и вынула плотно расшитое серебром и золотом платье для Афины, сияющее, словно звезда.

Гектор ушел, оставив мать распоряжаться процессией. На него накатила меланхолия и принесла предчувствия, которые заставили его пойди к себе домой. Ему показалось, что боги не дадут ему больше возможности увидеться с женой.

Слуги сказали, что Андромаха на стенах, и Гектор молча повернулся и пошел пустынными улицами к воротам. Не успел он до них дойти, как увидел Андромаху, бегущую ему навстречу в развевающихся на ветру одеждах. За ней торопилась нянька с младенцем на руках.

Гектор пристально посмотрел на сына, печально улыбаясь, но ничего не сказал. Его жена, под впечатлением от созерцания битвы, не смогла справиться с собой, вцепилась ему в руку и обратилась к нему со слезами на глазах.

– Гектор, – умоляла она, – побудь немного дома. Неужели ты должен участвовать в сражениях каждый день? Мой отец и братья уже убиты, а моя мать, которую освободил Ахиллес, вскоре умерла от горя. Теперь у меня остался только ты, пойми, ты должен заменить мне и отца и братьев. Имей ко мне жалость, ведь я не знаю, как мне жить без тебя!

– Я помню о тебе, Андромаха, – отвечал Гектор, ласково глядя на нее сверху вниз. – Однако, если я стану уклоняться от сражения, все женщины Трои заклеймят меня позором. Я рожден быть воином и должен воевать, как заложено природой. Все же, дорогая жена, не думай, что я настолько глуп, чтобы не осознавать – Троя будет взята. И когда я думаю об этом дне, мне больно не за троянцев, не за мою мать, не за Приама, не за моих братьев, а за тебя. Ты должна будешь влачить свою жизнь рабыней где-нибудь в Греции и слушать насмешки, потому что когда-то любила меня. Пусть меня захоронят глубоко, глубоко в земле, где я не смогу услышать твой плач!

Гектор отвернулся от нее и протянул руки к младенцу. Мальчик, однако, не признал своего отца в шлеме и расплакался. Андромаха смеялась сквозь слезы, когда Гектор, сняв шлем, взял на руки сына и благословил его.

– Будь утешением своей матери, – сказал он, – пусть ты будешь более удачливым воином, нежели я.

Он отдал мальчика жене, которая улыбнулась ему со слезами на глазах, и горько винил себя в том, что поделился с ней своими грустными мыслями, что были в его сердце.

– Помни, – сказал он, – никто не может убить меня до того, пока не придет время моей смерти, которое назначила мне судьба в час, когда я был рожден. Даже если бы я стал прятаться за спины товарищей, этот день не может быть изменен. Иди домой и сядь к своему ткацкому станку. Работа лучше, чем безделье, она отвлекает от грустных мыслей.

Гектор наклонился, подобрал свой шлем и направился к воротам. Андромаха пошла домой, безуспешно стараясь сдержать слезы.

Ночь приключений

Была ночь, и троянцы не возвратились домой, а встали лагерем на открытой равнине. Побежденные греки, расположившиеся в своем лагере, слышали трубы и пение своих торжествующих врагов, которые пили за Гектора и быстрое окончание войны.

Зевс исполнил свое обещание Фетиде и дал победу троянцам. Агамемнон был вынужден умолять Ахиллеса о помощи и предлагал ему часть своего царства в придачу к Брисеиде. Однако просьбы Агамемнона не тронули Ахиллеса.

– Он в своем гневе не хочет считаться ни с какими доводами, – сказал Одиссей, назначенный царским послом на переговорах. – То, что ты отобрал у него Брисеиду, – лишь одна из причин его горячего негодования. Он сетует, что, хотя всеми своими победами мы обязаны ему, им всегда пренебрегали, но не берет в расчет того, что есть цари старше и мудрее, чем он.

– Я обидел его, – признал Агамемнон, – но, лелея свои обиды, в то время как мы стоим перед лицом великого поражения, он поступает неверно. Что мы будем делать, когда забрезжит день и воодушевленные победой троянцы вновь нападут на наш лагерь?

– Мы не можем ждать в бездействии до начала дня, – ответил Одиссей. – Мы должны предпринять отчаянную вылазку, которая воодушевит наших воинов. Позволь мне взять Диомеда и проникнуть в ряды троянцев. Два человека могут проскользнуть через их караулы и устроить неразбериху или, по крайней мере, добыть какие-нибудь важные сведения.

Агамемнон согласно кивнул:

– Если кто и может нам помочь, так это ты. Я не забыл засаду, которую ты устроил у троянских ворот прошлой зимой, ползая в полночь с несколькими добровольцами по снегу и болоту у берега реки. Удивляюсь, как ты тогда не умер от холода?

Одиссей рассмеялся.

– Чуть было не умер, – признался он, – ведь остальные надели теплые плащи, а я, доверившись своей стойкости, накинул лишь кожаную куртку, которую носил вместо брони для лучшей маскировки. В отчаянии я в конце концов составил сообщение, которое нужно было отправить в лагерь, и попросил гонца доставить его. Он, конечно, оставил свой плащ, чтобы бежать быстрее, и, таким образом, спас мне жизнь, хотя и неожиданным способом.

– Полагаю, вы благополучно вернетесь, побывав за вратами Трои, – сказал Агамемнон с улыбкой.

– Мы с Диомедом вернемся сегодня ночью, не беспокойся. Видишь, костры потухли в троянском лагере, но справа горят факелы и слышно какое-то передвижение. Происходит нечто, о чем мы узнаем до восхода солнца.

Как только суматоха в троянском лагере сменилась тишиной, две фигуры тихо выскользнули из рядов хижин греков, миновали часовых и исчезли в темноте.

Когда наступила ночь, победившие троянцы стали лагерем там, где были – на краю равнины. Гектор бушевал подобно льву, от которого сбежала добыча.

– Пусть солдаты разводят костры, – скомандовал он, – пока из города доставят продовольствие. Когда воины наедятся, напьются и отдохнут, мы нападем на лагерь греков, несмотря на темноту.

– Гектор, в поражении ты тверд как скала, но в победе ты слишком поспешен, – заявил молодой Эней, его двоюродный брат, который был мудрее, несмотря на молодость. – Вокруг кораблей греков есть палисад и траншея, и мы не знаем подходов. Кроме того, Ахиллес никогда не позволит нам сжечь корабли, а нападет на нас со своими отдохнувшими воинами, когда мы окажемся внутри частокола, и заманит нас в ловушку в темноте.

– Если мы не рискнем, – парировал Гектор, – мы не воспользуемся таким удобным случаем. Посмотри на огни и суматоху в греческом лагере, что раскинулся перед нами. Полагаю, они сядут на корабли и уплывут безнаказанными, пока мы здесь будем ждать прихода нового дня.

– Пошли разведчика и удостоверься, прежде чем рисковать всей армией.

– Очень хорошо, – неохотно согласился Гектор. – Если кто-нибудь отважится пойти один, пошлю. Кто желает рискнуть своей жизнью ради своей страны в час ее нужды?

– Я желаю! – выкрикнул худой, темноволосый человек из задних рядов. – Я пойду, если ты предложишь награду.

– Долон, Волк! – воскликнул Гектор. – Ты носишь верное имя для того, кто делает смелые дела в ночное время. Какую награду ты хочешь? Золото? Жизнь врага? Какого-нибудь греческого царя себе в рабы?

– Из царей получаются плохие рабы, – кисло ответил Долон, – а какая прибыль от мертвеца? И золота мне не надо, ведь мой отец богат, а я – его единственный сын.

– Выбирай, что пожелаешь.

– Дайте мне коней Ахиллеса, – ответил он с готовностью, – бессмертных коней, которых морской царь подарил Пелею на свадьбу. Они белые, как пена на воде, и бегут стремительно, со скоростью ветра. Чтобы обладать ими, я готов рисковать жизнью.