Боюсь тебя любить (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна" - Страница 19

Что эта мадам делает здесь в такую рань, тоже загадка. Она преподает с начала этого года. Почти две недели в этих стенах, но уже каждый второй успел мне сообщить, что ей двадцать шесть лет.

Вообще, о ней ходят довольно интересные слухи. Говорят – дочь начальника училища. Внебрачная, поэтому и фамилии у них разные. И вот если это так, то Жеке лучше захлопнуть рот и повесить свой «интерес» на гвоздь.

– Токман, Башечкин, вы сюда не трындеть пришли.

Капитан продолжает разглагольствовать, пока все рассаживаются по местам.

Набираю в ложку кашу, но она не лезет в глотку. Жрачка эта.

Двенадцать дней с одной-единственной мыслью – мне нужен увал.

Просто необходим, чтобы наконец-то поймать Азарину, которая все это время продолжает меня игнорить. Она там верит в придуманные собой же проблемы, а я землю готов жрать, лишь бы побыстрее вырваться к этой повернутой.

Вечером, после отбоя, зависаю в умывальнике. Единственное место, откуда можно позвонить без лишних ушей в это время суток.

В сотый раз звоню Азарину, слушаю гудки, а после вырубаю мобильник.

Да и пошла она. Сжимаю руки в кулаки, легонько ударяя сжатыми пальцами о кафельную стенку.

– Токман? – Женька, шныряющий по коридору, заворачивает ко мне. – Че с лицом?

– Отвали.

– Серьезно, кому ты там всю неделю названиваешь?

– Не твое дело.

– Очередная развлекаловка наметилась?

– Товарищ курсант, покиньте помещение.

– Ты че, охре…

– Вам отдает приказ старший по званию, будьте добры выполнять.

– Походу, совсем чокнулся. Нехило она тебя там динамит.

– С чего ты взял?

– На лбу написано. Вляпался, да?

– Пока еще точно не решил, – говорю чуть тише, прижимая край телефона к подбородку.

– Фиг с ней. Забей.

Башечкин ржет аки конь и хлопает меня по плечу.

– Ладно, царевна-несмеяна, оставлю тебя один на один со своей драмой.

После очередных ночных размышлений я решаю действительно забить на всю дурь, что успела скопиться в моей башке. Заколотить на остаток недели двадцатисантиметровый гвоздь в крышку нашего с Азариной своеобразного общения.

В подобном духе проходят еще сутки. А утром сообщают список тех, кто заслужил это привилегированное право пойти в увал.

– Токман.

Слышу свою фамилию, но никакой особой радости не испытываю. Плевать мне.

Желание увидеть Татку пропало. Я был одержим им все время, что находился за забором, а сегодня словно попустило.

Открываю дверь в квартиру и кидаю ключи в корзинку, что стоит на тумбе в прихожей.

– Ба, я дома.

– Ванечка, наконец-то, я как знала, что сегодня придешь. Пирожки испекла. Мой руки и…

В кармане жужжит телефон.

– Хорошо. Я быстро, – достаю мобильник, зажимая его между ухом и плечом. Свободной рукой сворачиваю вентиль, намыливая ладони.

– Привет.

Тоненький Таткин голос не удивляет. Я видел, кто мне звонит, и особой радости не испытал. Скорее раздражение. Все-таки ее подружка была права: стоило перестать проявлять настойчивость – и вот она Азарина, тут как тут.

Голосок у нее звучит жалобно. Волнуется. А мне плевать.

– Чего тебе? – обтираю руки полотенцем.

– Ты пропал… И я подумала, может быть, что-то случилось? У тебя все хорошо?

– Лучше, чем ты можешь себе представить. И да, в твой маленький мозг не приходило, что ты меня просто достала? Не звони сюда больше.

– Ваня, ты что-то кричал? – бабушка заглядывает в ванную.

– Нет! – выходит чуть резче, чем хотел.

31

Тата

Видеть его не хочу. Мне это не нужно. Именно так я думаю, когда смотрю на вновь загоревшийся дисплей телефона. Токман просто замучил меня своими звонками. Дел у него других, что ли, нет?

Я ведь все верно сказала. Нам не по пути. Можно с легкостью притвориться, что между нами ничего не было…

С легкостью… Боже, ну кому я вру. За эти недели я не брала трубку, но при этом ночами выла в подушку. Потому что сейчас я, как никогда, попала в самую отвратительную ситуацию: и хочется и колется.

У меня планы. Много планов на будущее. И Ваня, нет, не так. Ни один парень в них не вписывается. Но почему же меня тогда так ломает?

Дни становятся однообразными. Работа – дом, ну еще нереальный порыв вдохновения. Я почти всю тетрадь исписала, стихи ложатся в рифму и льются рекой.

Вот оно. Художник должен быть голодным, а поэт несчастным. Счастье и творчество вообще вещи малосовместимые. Хочешь успеха, привыкай к страданиям.

– Ответь ему! – Соня дергает меня за руку, пока мы гуляем по торговому центру. – И над ним, и над собой издеваешься.

– Отстань, – толкаю ее в бок и продолжаю прогуливаться по рядам.

Никому я отвечать не буду. Правда, эта уверенность как-то внезапно теряется, сразу, как телефон замолкает. Ваня не звонит. Вот уже четыре дня…

Телефон молчит, а я… я никак не могу найти себе места. Вдруг с ним что-то случилось?

Мысль, что ему просто надоело, конечно же, в мою голову не приходит.

– На ремонт папа зажал, – Серый, заехавший ко мне в пятницу вечером, с деловитым видом обходит квартиру, то и дело бросая какие-то замечания.

– Зато мне не нужно жить в коробке.

– Ты в ней и не жила.

Брат цокает языком и направляется на кухню.

– Пожрать что-нибудь есть?

– Суп. Рыбный. Вчера варила.

– Я не отравлюсь?

– Ну я же жива. Кстати, почему ты все еще здесь? Улетать же вроде собирался.

– Появились кое-какие дела. А ты че такая дерганая?

– Нормальная, – стискиваю в руках кухонное полотенчико, чем только подтверждаю Серёгины слова.

Я действительно нервничаю и постоянно думаю о Ване. В моей голове столько мыслей, вчера я дошла до того, что он мог заболеть, или сломать ногу, или попасть под машину. А может быть, все еще намного хуже.

Его молчание провоцирует в моем сознании настолько ужасные варианты развития событий, что кожа мурашками покрывается.

– Ну-ну. Как с Ванькой?

– А ты разве не в курсе?! – фырчу, как взбесившаяся кошка.

– Мы эту тему не обсуждаем, – Серёга пожимает плечами и отрезает себе ломоть хлеба.

– Правда?

– Ага. Это только вы с Комаровой таким страдаете.

– Да конечно, – закатываю глаза и, перед тем как вручить ложку, стукаю его ею же по лбу.

Серёга тусит у меня до глубокой ночи, но потом ему звонит какая-то девица, и он без зазрения совести сваливает на свидание. Хотя вряд ли эта встреча имеет с ним что-то общее. Переспали – разбежались больше подходит.

Защелкиваю замок на двери и плетусь в спальню. Заваливаюсь на кровать, пялясь в телефон, но, так и не дождавшись звонка от Вани, засыпаю.

Утром очень долго решаюсь «набрать» ему первой. Сейчас все мое прошлое поведение кажется мне до безумия глупым. В какой-то момент понимаю, что сама не вывезу, и зову Соньку.

Комарова прилетает почти как на ракете. Полчаса – и она у меня.

– Звони давай, – шумно хлюпает чаем и закидывает в рот конфету. – Звони, или я тебя ударю. Кружкой.

– Ой, все, – встряхиваю головой и прикладываю телефон к уху, слушая гудки.

Ваня отвечает не сразу, но, как только я понимаю, что абонент на связи, выпаливаю глупое:

– Привет.

– Чего тебе? – звучит резковато, но я все еще надеюсь на нормальный диалог. Зря.

– Ты не звонишь… И я подумала, может быть, что-то случилось? У тебя все хорошо? – продолжаю, крепко стискивая Сонину руку, что она протянула через стол.

– Лучше, чем ты можешь себе представить. И да, в твой маленький мозг не приходило, что ты меня просто достала? Не звони сюда больше.

Ваня кладет трубку, а я... я впадаю в ступор.

– Ну, что он сказал? – вклинивается Сонька.

– Что у меня маленький мозг.

– Что?

– То.

Комарова начинает ржать, а мне все сильнее хочется ее стукнуть, да побольнее.

Честно, я ожидала всего, но такой реакции в моем воображении не возникало. Токман обиделся. Злится или я действительно встала ему поперек горла?