Плацдарм (СИ) - Звонарев Сергей - Страница 97

Что ж, так или иначе, пора планировать следующий этап — против Гудериана, или нет — неважно. С немецкими частями на западных окраинах Москвы должно быть покончено. Да, позиции у них хорошие, но это им не поможет: в условиях, когда дороги частично или полностью контролируются партизанами или Красной Армией, регулярное снабжения воющих частей невозможно. А это значит, окружение или плен — лишь вопрос времени.

Тяжлов вызвал своего помощника, майора Веселова, и приказал в течение двух часов собрать штаб для обсуждения плана наступательной операции. Тяжлов не сомневался, что Ставка потребует такой план в ближайшее время. И вот еще что — успешное наступление, подумал Тяжлов, облегчит участь генерала. Бывший начальник штаба считал, что Говоров за блестящую операцию, спасшую Кремль, достоин награды вместо тюрьмы, но мнение Тяжлова никто не спрашивал. Может, оно и к лучшему, думал Тяжлов. Успехи на поле боя — лучшая помощь генералу…

За организацию и проведение объединительного съезда коммунистических партий СССР отвечал товарищ Жданов, и он рассматривал это мероприятие как важнейший шаг на пути установления власти «ленинградцев» в параллельном СССР. Это была своеобразная компенсация за отказ от плана организации Коммунистической партии РСФСР по примеру других союзных республик, возникшего после окончания войны. Сталин отнесся к этому плану, мягко говоря, прохладно, опасаясь потери контроля Политбюро над решениями, принимаемыми в самой главной республике. И вот теперь такая удача — СССР в параллельном мире, почти проигравший войну и поэтому прекрасно подходивший на роль младшего брата сталинского СССР. Вот здесь и можно развернуться.

Почти полное освобождение Москвы после проведенных Говоровым переговоров создало условия для проведения съезда во Дворце Советов — именно там, где предлагал Жданов. Делегатов спешно выбирали по всем освобожденным территориям. Эмиссары из Москвы убеждали, что объединение двух партий — естественный шал, необходимый для построения общего коммунистического будущего. Председатель Партии, Троцкий, в этих рассуждениях не упоминался, однако агитаторы давали понять, что именно он несет ответственность за катастрофические поражения Красной Армии в первые годы войны. Этот человек должен уйти — такие слова напрямую не произносились, учитывая по-прежнему высокий авторитет Троцкого в первичных партийных организациях, но вывод напрашивался сам собой.

Пока люди Жданова вели агитацию на местах, подготавливая делегатов к неизбежным решения, в самом Дворце Советов кипела работа по подготовке к съезду. Сделать надо было очень много. В период оккупации немцы использовали огромное здание в качестве склада, совершенно не заботясь о его внутренней отделке. Сначала Жданов предполагал провести съезд в Большом Зале Дворца, но вскоре стало ясно, что это невозможно — слишком многое надо сделать, чтобы оборудовать его всем необходимым. Скрипя сердце, Жданов согласился на Зал Конституции, имевший, по крайней мере, естественное освещение сквозь огромные окна, выходившие на фасад. В Зале немедленно начал устанавливать сидения для делегатов и монтировать сцену для президиума. Вставить стекла в окна, очевидно не успевали, поэтому ограничились тем, что привели в порядок рамы. Просторное, наполненное воздухом помещение чем-то напоминало открытые храмы древних греков и римлян, где среди колонн решались мировые проблемы. Жданов, осматривая зал, подумал, что Сталину это понравится — склонность вождя к внешним атрибутам древних империй глава «ленинградцев» подметил давно.

Съезд назначили на одиннадцатое июля. Сталин не собирался присутствовать на нем по соображениям безопасности, однако направил послание, зачитать которое поручил, естественно Жданову. Вечером десятого июля делегаты начали прибывать на съезд. Проект решений об объединении партий, отпечатанный тиражом, вдвое превышавшим число депутатов, раздавали при регистрации. Имя Троцкого не упоминалось ни разу. Казалось, плану Жданову ничто не угрожало, и мероприятие пройдет по его сценарию.

Рано утром одиннадцатого июля Сашу разбудил шум машин, остановившихся у входа в главный корпус профилактория. Не в силах преодолеть любопытство, свойственное любому научному работнику, Саша встал и слегка отодвинул занавеску. Оказывается, машин было три. За кем они приехали, мелькнула мысль. Ответа не пришлось долго ждать — вскоре из дверей появилась группа товарищей в деловых костюмах. Не узнать лицо в очках и с бородкой клинышком было трудно. Троцкий с Литвиновым сели в первую машину, остальные уселись в другие. Кавалькада тут же тронулась, быстро набирая скорость. Они явно куда-то торопятся, подумал он.

— Ты что не спишь? — спросила Маша, подняв голову от подушки. — Что там?

— Троцкий куда-то поехал, — ответил Саша.

— А… ну, так это — на съезд, наверное.

— Какой съезд?

— Объединительный. Ты что, я же тебе вчера за ужином рассказывала.

— Точно! — Саша сделал вид, что вспомнил. На самом деле он в который уже раз обдумывал, как расширить коридор между мирами чтобы можно было переводить самолеты без того, чтобы их разбирать. То, что говорила жена, он совершенно не воспринимал, отделываясь «угу» и «Надо же!» Задернув занавеску, Саша вернулся к жене. Неужели Троцкий едет присягать на верность? Странно как-то… Ладно, бог с ними, до подъема еще час, можно поспать…

Зал Конституции был полон. Делегаты слушали выступающих, сидя на широких и длинных скамьях, наспех установленных в зале. Из открытых окон долетал легкий летний ветерок, шевеливший красочные плакаты и лозунги, перемежаемые портретами Сталина. В президиуме на сцене сидели Жданов, Вознесенский, Кузнецов, Абакумов и другие, менее известные руководители. Берию в президиум не пригласили — прочем, он и не ждал.

После доклада Жданова выступали делегаты региональных партийных организаций. Выступления эти, зачитываемые по бумажке, были похоже одно на другое: благодарность доблестной Красной Армии за освобождение Москвы (хотя западные окраины еще удерживались немцами, но на это не обращали внимание), восхваление Сталину, гордость за великую родину и готовность влиться в ряды возглавляемой вождем ВКП(б).

В дальнем от сцены конце зала обозначилось движение: появились опоздавшие депутаты. Поскольку съезд собирался в чрезвычайных обстоятельствах, само по себе это обстоятельство не вызвало удивления. Это была делегация Челябинского обкома. На задних рядах поднялся шум, послышались приветственные возгласы. Жданов недовольно взглянул туда и похолодел — к президиуму шел Троцкий собственной персоной в сопровождении Рафаэля Саркисова, личного охранника Берии, и еще двоих вооруженных офицеров. Троцкий сел в первом ряду — те, кто был рядом, подвинулись, а Саркисов, не прерывая выступающего, направился к сидящим в президиуме. Те глядели на него, как завороженные. Что сейчас будет? Он пришел их арестовать по приказу Берии? Знает ли об этом Сталин? Жданов встал. Саркисов подошел к нему и что-то тихо и по виду почтительно произнес. Жданов, выдержав паузу, медленно кивнул и вернулся на свое место, а Саркисов спустился к делегатам и сел рядом с Троцким. Зал уже гудел, как улей, заглушая выступающего, слышались возгласы «Троцкий!», «Лев с нами!», «Ура Троцкому!» Депутат, скомкав выступление, освободил трибуну. Жданов тут же поднялся.

— Товарищи! — сказал он громким и четким голосом, видимо, уже оправившись от потрясения. — Товарищи, прошу тишины! Слово имеет представитель делегации Челябинского обкома!

Зал взорвался аплодисментами. Троцкий встал и направился к трибуне, сопровождаемый приветствиями. Сидевшие в президиуме являли полный контраст залу: никто из них не хлопал. Жданов был готов провалиться сквозь землю — он уже понял, что его обвели вокруг пальца.

Троцкий тем временем подошел к трибуне, встал за ней, и, поприветствовав делегатов и президиум, попросил тишины. Аплодисменты постепенно стихли.