Блеск чужих созвездий (СИ) - Доброхотова Мария - Страница 77

— Что ты, ты не виноват, что тебя обокрали, — ее слова лились, как сироп. — А что, если я скажу тебе, кто это сделал?

— Ты знаешь?

— О да, — Виталина не сдержала хищной улыбки. — Я скажу тебе. А потом мы вместе выпьем за справедливость. Но только если ты пойдешь к Мангону и потребуешь правосудия.

***

— Посмотри, Влад, твои крысы живы.

Действительно, три крысы, которые стража поймала специально для Владимира, чувствовали себя великолепно. Две были поглощены друг другом, вычесывали и выкусывали шерстку, перебирали лапками и почти неслышно пищали. Одна встала на задние лапы, передними схватила прутья решетки и умильно шевелила носиком. Таня отломила кусок хлеба от бутерброда и протянула крысе. Та схватила угощение и принялась быстро расправляться с ним. Две другие крыски тут же бросили ухаживания и тоже потребовали хлеба.

— Что ж, это третье испытание вакцины. Нужно переходить к следующей стадии, а для этого мне нужно в мою городскую лабораторию. Придется написать длинную работу, чтобы получить разрешение Медицинской Коллегии и приступать к изучению реакции человека на нее. Таня, ты сегодня в платье? — Владимир не сразу заметил, что на ней сегодня шерстяное платье медсестры, которое он когда-то предложил ей и которое с презрением было отвергнуто. Таня смутилась.

— Да. Один человек сказал, что нужно пробовать, — она почувствовала, каким жаром залило щеки, лоб и даже губы. Но Владимир смотрел на нее внимательно и не думал смеяться.

— Послушай, ты не должна изменять себе, — вдруг сказал он. — Если тот, кто тебе нравится, требует, чтобы ты изменилась, ты ему не нравишься. Он влюбился в образ, который сам себе придумал, и попытается искромсать тебя под него.

— Нет, что ты, — Таня опешила от заботы, которую услышала в голосе Владимира, она не привыкла к проявлениям отеческих чувств. — Он просто предложил. Хотел помочь, наверное. И вовсе он не влюбился!

— Ну, если так, то попробуй. Платья и правда тебе идут, будет хорошо, если тебе понравится. Но главное — запомни! — Владимир нахмурился и даже поднял палец. — Ты прекрасна уже сейчас. Не изменяй себе ради других, они этого не оценят.

Таня вдруг разулыбалась, словно в детстве, когда отец смешил ее.

— Знаешь что? Ты сейчас невероятно мил, — и она обняла дядюшку Влада за шею, не в силах выразить благодарность. Тот похлопывал ее по спине, чувствуя то тепло, которое появляется от заботы о детях. Чужой в мире драконов, Владимир не мог найти женщину, которая приняла бы его чудачества, и не надеялся на детей, поэтому одинокая диковатая Таня стала настоящим подарком судьбы.

— Я не помешал?

Безразличный голос Мангона вмиг остудил теплоту, в которой купалась комната, когда Влад и Таня работали одни. Адриан стоял на пороге, высокий, элегантный, как обычно. Он задержал взгляд на Тане лишь на пару секунд дольше обычного, а потом снова вернул его врачу.

— Нет, что вы, — улыбнулся Влад, не давая поставить себя в неловкую ситуацию. — Вы на осмотр? Я надеюсь, что он будет последним, и я смогу сказать, что вы здоровы.

— Я пока отнесу лекарства больным, — вполне уважительная причина, чтобы избежать общества Мангона. Этой ночью случилось слишком много всего, чтобы выносить его хоть минуту. Поэтому Таня собрала приготовленные с утра препараты и покинула импровизированную лабораторию. Раду ее не сопровождала.

Замок лихорадило. На его холодных стенах выступала влага, воздух стал тяжелым и затхлым. В коридорах местами отошли дорогие шелковые обои. Открываясь, двери надсадно скрипели, их перекосило, и весь замок стонал половицами, петлями, пружинами. Передвигаясь по коридорам, Таня чувствовала себя маленькой клеткой в артериях исполина, и хотелось бы верить, что клеткой полезной. Но скорее всего, она разрушала Серого Кардинала так же, как дождь, ветер и крысы. Замок болел вместе с его обитателями, если такое вообще возможно, и его внутренности еле заметно дрожали в ожидании того, чему суждено произойти.

Тане нравилось в Сером Кардинале все меньше и меньше. Казалось, она должна была привыкнуть к его запутанным коридорам, узким лестницам, стылым комнатам, полным умирающей роскоши, но каждый день просыпалась с желанием сбежать отсюда куда-нибудь далеко, желательно в Москву. Повернув в коридор, ведущий к комнатам Мангона, Таня вспомнила последнюю их встречу в чайной. Но на этот раз она увидела другого человека. У больших дверей стоял Ястин и как будто пытался попасть внутрь.

— Мангона нет, — громко сказала Таня. — Он у Влада, — и она собралась идти дальше, нужно было еще занести мазь двум служанкам, но Ястин ее остановил:

— Ты видела эти двери?

— Красивые, — пожала плечами Таня.

— Подойди сюда, — махнул Ястин и мягко улыбнулся.

— Я не могу, я несу лекарства…

— Брось, всего на пять минут, — и он протянул руку, приглашая присоединиться к созерцанию барельефов.

Таня поставила поднос с мазями на столик и подошла, проигнорировав протянутую руку. Сегодня Ястин был на удивление бодр и свеж, учитывая, какие потрясения пережил замок ночью. На нем был удлиненный сюртук, который подчеркивал гибкость и стройность тела. Таня подумала, что наверняка ему не чужды физические нагрузки, просто так статную осанку не приобрести, и ей тут же захотелось узнать, где Илибурге найти приличный спортивный зал.

— Посмотри, — Ястин положил руку ей на спину, поддерживая и удерживая на месте одновременно. — Здесь вся наша история, от Первоначального огня до ритуала Мангона-старшего.

Дверь украшали объемные вырезанные фигурки драконов, которые сидели, извивались, летели и сражались. Сколько бы ни старалась, Таня не видела ни одного шва, ни одной склейки, и она серьезно подозревала, что двери и миниатюры на них вырезаны из цельных кусков дерева. Работа неизвестного мастера была такой масштабной и тонкой, что ухватить всю ее целиком не получалось, только блестели натертыми боками драконы и скалили миниатюрные зубы.

— Вот здесь из первородного огня рождается Великая Матерь и принимает образ дракона. Тут рождение первых детей, Этнуса и Коры. А вот этот мелкий — это Бурунд, последыш, которого Матерь родила последним и который всегда был больным, страшным и глупым. Это, — Ястин показал на ряд изображений драконов, тянущийся через две двери, — подвиги старших детей. Смотри, как здорово сделал мастер: почти везде на заднем плане чуть виден силуэт Бурунда. Пока его брат и сестра совершали подвиги, он тоже рос, креп и наполнялся злобой, — его пальцы прошлись по нескольким сценам, и чтобы достать до них, приходилось вставать на носочки, настолько высокими были двери. — Вот здесь восстание Бурунда и его бой с Матерью. Она была ранена и умирала на Южном Острове, а старшие дети были далеко. Когда ей нужна стала помощь, она заползла в пещеру, вырвала кусок своей печени и слепила из нее дюжину людей. Так появились мы. Люди заботились о матери и буквально спасли ее жизнь, поэтому она так дорожит нами, — Ястин посмотрел на Таню и улыбнулся. Она понимала далеко не все, но улавливала общий смысл, а искусно вырезанные миниатюры помогали додумать то, чего она не расслышала. Сердце забилось чаще, будто среди десятков дракончиков прятались ответы на ее вопросы. — Люди здесь изображены, конечно, так себе. Но это говорит только об отношении к нам мастера. Или Эрона Мангона, что более вероятно.

— А ты видел его? Старого Мангона?

— Совсем мальчишкой. Он был невыносимым стариком, который в свои четыреста лет ненавидел мир и людей, но не хотел уходить на покой. Я помню, что мы, дети, так надоели ему, что он превратился в дракона, чтобы напугать нас, — Ястин уставился в стену, и перед глазами его мелькали события прошлого. — Мне казалось, что он заслонил все небо — настолько он был громадным. У него было что-то вроде серой бороды, болтавшейся на нижней челюсти, и кожа висела чешуйчатыми складками. Он напоминал покрытый мхом пень, но пень огромный и опасный.

— Вот ты говоришь: Матерь любит человеков. А я слышала легенду о дикости. И о том, что драконы несут девушек ей, чтобы спасать себя.