Блеск чужих созвездий (СИ) - Доброхотова Мария - Страница 69

— Музыка из моего мира. Очень известная. Ее спели ужасно любимые у нас люди. "Жуки" называются.

— Разве могут жуки спеть что-нибудь доброе? Давай другое, что-нибудь более плавное, мелодичное.

— Ну хорошо…

Таня, смущенная критикой легендарной музыки ее мира, порылась в памяти, пытаясь вспомнить самые популярные танцевальные мелодии. Она начала напевать, но Жослен снова остался недоволен.

— Эта песня тоже очень популярна у твоем мире?

— Очень, — кивнула Таня. — Она про сладкие мечты. И из чего они есть сделанные. Наверное, вы еще не готовы к такой музыке…

Ни одна из веселых мелодий, которые знала Таня, не подошла для бальных танцев, и Жослену пришлось танцевать и напевать одновременно, но это никого не смутило. Они с России искренне веселились, то плавно скользили по комнате, то скакали в каком-то простецком танце, а Таня, отодвинув наконец бумаги, смеялась вместе с ними.

— А ты? Давай с нами! — протянул ей руку Жослен.

— Нет-нет, я не танцую. Я не люблю танцы.

На самом деле, она понятия не имела, любит ли она их. Но одно Таня знала точно: она не создана ни для танцев, ни для музыки, ни для чего либо еще, где требуется быть нежной или страстной, чувственной или вдохновленной. Она не боялась бегать наперегонки, она не пасовала перед дракой, но страшилась танца. Его правил она никак не могла понять.

***

Когда друзья разошлись, а Таня уже решила спать, в окно постучали. Она вздрогнула: Тень не приходил вот уже несколько дней, и тот вечер также обещал быть спокойным, — а потом поспешила открыть балконную дверь. В комнату вместе с Тенью ворвался свежий морозный воздух.

— Кажется, ты меня не ждала? — прохрипел гость.

— Почему я должна ждать? — хмыкнула Таня, но тут же расплылась в улыбке: — Я рада, что ты тут.

— Вот как? Забавно, — он прошел внутрь, потирая предплечье, будто оно чесалось. Сначала одно, потом второе.

— Ты тоже болен? — вмиг определила Таня. Она привыкла к этому движению, свидетельствовавшему о том, что человек не хотел раздирать несперпимо зудящую кожу.

— Немного, — Тень осматривал комнату, как будто был в ней хоть что-то могло поменяться.

— Можно мне посмотреть? У меня есть мазь.

— Это лишнее. Все, что нужно, я уже взял у врача.

— Ты был в кабинете Влада? Это плохо, Тень. Мы всё считаем, больным может не хватить. Ты приходишь ко мне, и я дам, что нужно.

— Ты забыла, что я призрак Серого Кардинала? В этом замке и так все мое, — он дал понять, что не хочет продолжать эту тему и как бы между прочим спросил: — Вы вечером веселились?

Таня нахмурилась.

— Мне не нравится, что ты знаешь обо мне все. Это страшно.

— Я перестану, если тебя это пугает. На самом деле, я случайно подслушал разговор служанок, которые подглядывали за вами. И удивился, если честно. Я думал, что ты не танцуешь.

— Не танцую, — подтвердила Таня. — Танцы не для меня. Но Жослен и Росси были веселыми.

— Очень жаль. Я планировал украсть сегодня один танец с тобой.

— Не могу помочь, — развела руками Таня. — Я не танцую.

— Нет, это никуда не годится, — отмахнулся Тень. — Откуды ты знаешь, что это не твое, если не пробовала?

— Не все надо делать в жизни, чтобы понять. Я не убивала людей, но уверена — это не мое.

— Аллегория — это не аргумент, запомни это хорошенько, а к гротеску прибегают только те, кому больше нечего сказать. Итак, что нужно, чтобы понять, из какого ты теста?

— Тень, что ты хочешь от меня? Почти десять ночи! — простонала Таня.

— Я хочу показать тебе, что только пробуя жизнь на вкус, ты можешь понять себя. А еще я приготовил подарок, и если ты будешь и дальше препираться, его найдет кто-нибудь из слуг. Пойди, посмотри, что там за дверью.

— Входной? — Таня неуверенно подошла к двери в коридор и приоткрыла ее. На пороге стояла большая светло-розовая коробка с бантом на крышке. — Тень, это выглядит ужасно.

Тень подошел и встал рядом. Некоторое время они молча смотрели на коробку.

— Мне нужно попробовать бант на вкус? Чтобы понять, что это не мое?

— Нет. Но лучше коробку забрать, пока нас никто не увидел и у тебя не возникли проблемы.

Таня огляделась, но в коридоре было пусто. Тогда она забрала коробку и заперла дверь, чтобы никто ей не помешал.

— Открывай.

Скинув крышку с нелепым бантом, Таня увидела несколько слоев бумаги тишью, под которой лежал аккуратно свернутый черный шелк.

— Когда я объяснил портному, для кого мой заказ, он создал это платье. Это результат бессонных ночей, воплощенная мечта, за которую дамы Илибурга готовы были бы его сжечь. Но ты! Ты должна оценить.

Но Таня попятилась, словно в коробке лежал клубок змей.

— Платье? Нет-нет, я не ношу платьев. Больше нет.

Тень повернулся к ней. Под капюшоном блеснули внимательные глаза.

— Не носишь платья, не танцуешь и не плачешь. Все понятно. Но я прошу тебя просто примерить. Если не понравится, я готов… Я готов… Отвести тебя на прогулку в Илибург.

— Ты можешь вывести меня из замка? — призрак свободы мелькнул перед внутренним взором Тани. Слишком легкий, неуловимый, но он заставил сердце биться сильнее. — Но нет, нет, я не могу надеть платье.

— Но почему? Что могло случиться с женщиной, что она так возненавидела платья?

— Они делают меня уродкой, — ответила Таня, обхватывая себя за плечи. Никому она не признавалась в том, что считает себя поломанной девушкой, которой не хватает в комплектации важных деталей: нежности, кокетства, мягкости. Отстаивая свое право зваться женщиной по праву рождения, она носила глубоко в сердце ненависть к себе за то, что она не такая, как все нормальные девочки. А вот гляди ж, Тени призналась, выпалила, как на духу.

Мама часто покупала ей платья. Наряжала, словно куклу, и пела песни, когда расчесывала ей волосы. Ее руки пахли персиком, а на платьях пестрели цветы. Эти дни навсегда остались в памяти Тани яркими вспышками. Когда мамы не стало, каждая попытка отца надеть на дочку платье сопровождалось то его слезами по жене, то сильным раздражением. Таня возненавидела платья — напоминание о том, что ее жизнь никогда не будет прежней. Напоминание о слабости отца. Каждый раз, когда ее укутывали в облако фатина и кружева, она казалась себе маленькой уродиной, гусем в пышных юбках, и не в силах справиться с ненавистью к себе отказалась от платьев вообще.

Сейчас она уже не вспомнила бы, за что так ненавидит женскую одежду. Только острые иголочки, втыкавшиеся в сердце, напоминали о далекой боли. Таня чувствовала ненависть и страх и всеми силами бежала от них.

— Никто тебя не увидит, — прошептал Тень, опуская руки ей на плечи.

— А ты?

— А что я? Я просто Тень на стене.

Таня неуверенно шагнула к коробке.

— Если мне не понравится, ты отведешь меня в город?

— Именно так.

— Обещать?

— Клянусь своей свободой.

Она потянула платье, и шелк заструился черной волной до самого пола.

— Ты убиваешь меня.

Спустя десять минут Таня стояла в одном нижнем белье посреди темного кабинета и прижимала к груди прохладное шелковое платье. За стеной, где остался Тень, было тихо. Грудь будто придавило черной плитой, и Таня никак не могла глубоко вздохнуть. Стыд жег ее изнутри, она была уверена, что платье ее изуродует, как это всегда случалось, а он, конечно, не скажет ей об этом, но почувствует отвращение. Вдох-выдох. Она нырнула в черный шелк, словно в омут. Платье легко заскользило по коже. Таня прислушалась к ощущениям, и ей показалось, что оно в точности ее размера. Помедлила, справляясь с внутренней дрожью. У платья была открытая спина, но грудь закрывал шелк, а высокий ворот заменял широкий ажурный чокер из золота, который застегивался сзади на шее. Таня провела руками по юбке, лежавшей крупными аккуратными волнами. Всего несколько шагов, и Тень увидит ее. Ужаснется и пожалеет о дорогом эксклюзивном подарке, потому что это все, конечно, не для нее.