Блеск чужих созвездий (СИ) - Доброхотова Мария - Страница 54

У Тани появилась минутка, чтобы выдохнуть, оглядеться. Голубая спальня казалась такой знакомой после бедной комнатки в доме оборотней, но удивительно холодной. Сможет ли она уснуть после всего, что случилось?

— Спасибо, Жослен. Дальше я сама, — сказала Таня, убирая со лба прядь мокрых волос. — Ты в порядке?

— Ты вернулась из плена оборотней и хочешь знать, все ли в порядке у меня? — удивленно вскинул брови Сен-Жан. Он все еще пытался отдышаться, его свободная рубаха прилипла к груди и животу.

— Ну, ты выглядишь… — обеспокоенным, хотела бы сказать Таня, но не знала нужных слов. — Ты выглядишь плохо. Это был твой… дэстор?

— Мой учитель, да. Он довольно своеобразный, не обращай внимания, — промямлил Жослен, а затем пояснил, чтобы Таня точно поняла: — Он сложный человек. Как и все великие люди. Прекрасные люди. А маэстро поистине прекрасен, Северянка.

— Верю тебе, — ответила Таня, наблюдая, как по усталому лицу художника расплывается счастливая улыбка. — Мне надо Росси снять.

— Раздеть. Да, понимаю, — Жослен направился к выходу, но в последний момент остановился. Помедлил пару мгновений и крепко обнял Таню. — Я так рад, что ты жива!

— Ага. Я тоже.

— Если понадобится помощь, пожалуйста, сразу говори. Пришли ко мне служанку, и я сразу буду у твоих дверей.

— Спасибо. Ты хороший друг.

Едва за Жосленом закрылась дверь, будто кто-то выдернул стержень из Таниного позвоночника. Тело размякло, ноги отказались ее держать, и она медленно опустилась на пол. Повернула голову в сторону спальни Росси — смежная дверь была открыта — и увидела, как та лежит на шикарной кровати прямо в волчьем платье, но Таня не могла заставить себя подняться, чтобы помочь подруге раздеться. Она застонала в изнеможении.

— Хоть бы кто-нибудь пришел, — прошептала она в потолок.

И потолок ее услышал. Или, возможно, горничных попросил чуткий Жослен, а может быть, сам Мангон велел позаботиться о своих беглянках, но спустя пару минут дверь открылась, и в комнату вошли горничные. Две направились к Росси, другие две подхватили Таню, стянули с нее грязную непросохшую одежду, завернули в простыни. Кто-то принес горячей воды. Горничные помогли Тане забраться в ванну, и когда она погрузилась в ароматную воду по самую шею, что-то внутри надломилось. Тело с наслаждением откликнулось на горячие объятия, синяки и ссадины заныли, мышцы отозвались тупой болью от усталости. Таня запрокинула голову и задышала тяжело и прерывисто, резко выпуская из груди воздух.

— Тэсса! Тэсса, с вами все в порядке? — горничные засуетились. Одна попыталась вытащить Таню из ванной, но та лишь упорно мотала головой. Тогда другая положила на ее лоб холодный компресс, надеясь, что он поможет пленнице дракона не умереть от сердечного приступа. Бедняжки не могли догадаться, что эти сухие хрипы - единственные рыдания, которые могла себе позволить Таня. Слез не было.

Убедившись, что Татана не собирается умирать прямо в ванной, горничные помогли ей выбраться, облачиться в кружевную ночнушку и залезть под тяжелые одеяла.

Таня осталась наедине с собой, своими мыслями и телом. Несмотря на то, что служанки долго терли ее жесткими мочалками, она все еще казалась себе грязной. На бедре, которое со звериной силой сжал Лис, остались синяки, свидетельство его злобы, и сколько бы Таня их ни терла, она, конечно, не смогла от них избавиться. От мысли, что следы Лиса остались здесь, с ней, на ее теле, хотелось кричать, содрать кожу, только бы не видеть эти мерзкие круглые синячки. Но усталость брала свое, а прохлада простыней, податливая мягкость кровати, свежее белье — от всего этого измученному телу становилось так хорошо, что Таня согласилась на какое-то время забыть о своей страшной участи. Чтобы восстановить силы.

Ее планы были просты: есть и спать. Но вторая ночь снова выдалась беспокойной. Началось все со стука в дверь. Таня проснулась не сразу, а потом попыталась прогнать непрошенных гостей, не вставая с кровати, но стук все продолжался.

— Раздави меня каток, — сквозь стиснутые зубы пробормотала Таня, свешивая ноги. Пальцы коснулись холодного пола. Она схватила халат, натянула прямо поверх надоедливых кружев ночной рубашки. Распахнула дверь. И удивленно ахнула.

На пороге стоял Дано. Его лицо было опухшим, все в кровоподтеках. Он стоял на коленях перед ее дверью и одной рукой, точно младенца, укачивал другую.

— Что случилось? — выдохнула Таня. — Помощь?

Дано смотрел на нее, не говоря ни слова, и ей казалось, что он вот-вот заплачет.

— Да что происходит? Ты пугать меня!

— Ну, как тебе мой подарок? — голос раздался сзади, и обернувшись, Таня увидела Тень, сидевшего на ограждении балкона, и черный плащ трепетал на ветру. Тень легко спрыгнул вниз, словно нога и не беспокоила его.

— Что это такое? — спросила Таня, указывая на Дано, который съежился, едва услышал голос с балкона. Тень легко справился с замком, распахнул дверь и подошел ближе. Остановился, посмотрел на избитого мужчину.

— Подарок тебе. Я не люблю повторять дважды.

— И что мне с ним делать?

Тень пожал плечами, а потом дернул рукой, и в ладонь скользнул кинжал. Острое лезвие блеснуло в свете луны.

Дано и Таня ошарашенно уставились на оружие.

— Заходи, — велела Таня слуге, осмотрев коридор. Еще не хватало, чтобы их увидели прихвостни Мангона. — Скорее же, ну!

Дано, так и не поднимаясь с колен, прополз в комнату. Таня закрыла дверь, отгородившись от любопытных глаз.

— Что это такое? — зашипела Таня на Тень, но он смотрел сверху вниз на слугу, и капюшон скрывал его глаза.

— Ты говорил, что будешь умолять о прощении, — обратился он к Дано. — Я не слышал твоей мольбы.

Дано перевел испуганный взгляд с облаченного в черное мужчины на Таню и вдруг бросился к ней, вцепился в шелк ночной рубашки грязными руками, обнял ее ступни и зарыдал:

— Простите меня, госпожа! Я слабый, ничтожный раб! Я не достоин ногтя с вашей ноги, волоса с вашей головы.

Таня в ужасе посмотрела на Тень, но темнота под его капюшоном казалась вполне довольной. Таня же чувствовала, как по спине пробежали мурашки. Она испытывала бурную смесь из жалости, омерзения и попранного уважения, которое отец учил ее по умолчанию испытывать к любому человеку.

— Прекрати это, — попросила она, с трудом сдерживая дрожь.

— Тебе не нравится? — удивился Тень. — Я думал, ты захочешь возмездия. Мести. Справедливости. Ответов, — он перебирал слова в поисках того, которое она знает. — Хочешь, закончи с ним, — он снова протянул ей кинжал.

— Это не ответ, это грязь! Убери его.

Тень пожал плечами и спрятал кинжал в ножны под плащом. Затем шагнул к извивающемуся на ковре Дано, поднял его за ворот рубашки и ударил в лицо, заставив повалиться на пол. Кровь брызнула на ковер, красное на бежевом.

— Госпожа не хочет тебя видеть, — прошипел он.

— Что ты делаешь?! — воскликнула Таня. Она смотрела, как кровь въедается в красивый длинный ворс и почему-то думала, что ее теперь в этом средневековье никак не отстирать, и часть Дано до самой ее смерти будет рядом с ней, здесь, в комнате. — Мы — люди. Мы не делаем так с другие люди, — она ткнула Тень пальцем в грудь.

— Правда? Я думал, вы друг с другом вытворяете вещи и похуже. Насилуете. Бьете. Предаете. Пытаете. Убиваете, — в его голосе слышались веселые нотки, и хоть Таня не знала половины слов, она догадывалась, что говорит он вовсе не о веселье.

— Нет, мы так не делаем. Я, — она сделала ударение, — так не хочу делать.

— Так что же, он тебе не нужен? — уточнил Тень.

— Нет. Постой! Да раздави ж тебя каток! — добавила она по-русски, потому что Тень снова схватил Дано за рубаху и поволок его к балкону. Он хромал на одну ногу, но все равно двигался довольно быстро.

— Не повезло тебе, Дано. Ты никому не нужен. Жена тебя легко отдала мне, Татана не собирается очищать твою душу, а мне ты и вовсе ни к чему, — он швырнул бывшего слугу на парапет, угрожая одним движением отправить его вниз. — Может, Великой Матери на что сгодишься? Дерьмо за духами драконов убирать.