Никто не узнает (СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна - Страница 37

— Ты потрясающий парень, и мне было так хорошо с тобой…

— Так стоп! — отодвигаю ее за плечи и заглядываю в глаза. — Ты со мной на три недели или на всю жизнь прощаешься?

Говорю это полушуточной интонацией, но, если честно, мне совсем не смешно. Наоборот, даже как-то страшно от нарастающего дурного предчувствия.

— Ох, — Карина понурит голову и издает странный звук, похожий на всхлип. — Помнишь, я вчера ездила к гинекологу?

Голос у нее дрожит.

— Ну и? — холодея от закрадывающихся предположений, отзываюсь я.

— Во время обследования обнаружилась беременность.

Ой-ей.

Стоп-кадр.

Мир вокруг замирает. Звуки, доносящиеся из открытой форточки, стихают. Время останавливается.

А дальше — слоу-моушн.

Вот так люди теряют дар речи. Немеют нахрен не в силах вымолвить ни единого слова.

Таращусь на Карину, тупо хлопая глазами и безуспешно пытаясь выдавить из себя хоть что-то. Хоть какое-нибудь мало-мальски эмоционально окрашенное междометие.

— Но ты ведь пила таблетки, — наконец удается прохрипеть мне.

— Пила, но они не сработали, — мрачно отзывается она.

— Это… Это мой ребенок? — совладав с первым шоком, интересуюсь я.

А что, если и правда мой?

Ведь, по словам Карины, она уже несколько лет на противозачаточных, и все это время от Олега не беременела… А вдруг мы с ней настолько подходим друг другу, что даже гормоны бессильны против нашей совместимости?

Знаю-знаю, звучит как бред человека с нулевыми знанием биологии, но все же… Есть же в этой жизни место чуду?

Нет, конечно, я ничего такого не планировал, но черт возьми! Это же ребенок! Живой, настоящий и главное — от любимой женщины! Что может быть лучше? Сейчас Карина уйдет от мужа, и мы…

— Уже неважно, чей, — она обрубает кислород моей только что родившейся мечте. — Я сделала аборт.

И вот, летя с небес, я ударяюсь об землю. Это, конечно, метафора, но тем не менее я действительно чувствую себя так, будто меня размазало по асфальту. Внутренности обвариваются кипятком нестерпимой боли, а сердце перестает биться.

— Ты сделала что? — одними губами переспрашиваю я.

— Ты слышал, — бросает Карина и, сложив руки на груди, устремляется на кухню.

— Почему ничего не сказала?! — внезапный прилив бессильной ярости обжигает кожу. — Почему не посоветовалась?!

Сжимая кулаки, я двигаюсь следом за ней.

— А с кем я должна была советоваться? С тобой или с Олегом? — зло бросает Карина. — Я ведь не знаю, кто отец!

— Ну так ведь можно же было сделать тест! — мой вопль больше похож на рев подстреленного животного. — И вообще… Какая разница, кто отец?! Это же в первую очередь твой ребенок, Карина!

— Богдан, — она резко понижает голос, отчего атмосфера в комнате из накаленной превращается в трагичную. — Я не хочу иметь детей. Ни от кого. Никогда. Понимаешь?

Вам знакомо это чувство? Когда твой мир крушится на ошметки. От него отлетает кирпичик за кирпичиком, ударной волной сносит стены… А ты стоишь и смотришь на это безобразие не в силах ни на что повлиять. Заживо горишь от испепеляющей безысходности, которая, подобно дикому зверю, разрывают на куски твое все еще живое, все еще бьющееся сердце.

— Нет, не понимаю, — честно признаюсь я. — Как это не хочешь детей? Почему?

Я в панике бегаю глазами по потемневшему Карининому лицу, тщетно надеясь отыскать в нем признаки того, что она говорит не всерьез. Пусть это будет шутка. Тупая, жестокая, но все же шутка.

— Потому что у меня уже был ребенок, и ты знаешь, чем это закончилось, — чеканит она, вновь превращаясь в Снежную королеву. Холодную и надменную.

В ее глазах — металлический блеск и суровая решимость. Она смотрит так, будто готова обороняться. Будто я ей враг и зла желаю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Карин, но это же ничего не значит, — ошарашенно отзываюсь я. — В другой раз…

— Значит, — жестко обрубает она. — И значит очень много. Другого раза не будет, Богдан. Это мое право и мой выбор.

Богдан выглядит потерянно, недоуменно, несчастно. Словно его обманули. Словно обокрали и забрали нечто очень дорогое, и он теперь не знает, как без этого жить.

Я говорю ему ужасные вещи, намеренно не приукрашивая действительность. Он должен знать правду. Так будет честно. Так будет правильно.

Странно, но до меня только сейчас доходит вся абсурдность нашего союза. О чем я только думала, когда привязывала к себе этого совсем еще молодого мужчину?

Богдан заслуживает нормальных отношений с нормальной женщиной. С той, чья психика не искалечена, а прошлое не изуродовано. Он заслуживает счастья и любви. Простой и абсолютно взаимной. Без всяких третьих лиц, оскорбительных «если» и полных сожаления «увы».

Раньше меня смущала только разница в одиннадцать лет, но теперь я понимаю, что дело в другом. Богдан еще только в начале пути, в то время как я прошла уже половину. Неудавшийся брак, оборвавшееся материнство, измена — я живу под грузом печального опыта и зачем-то перекладываю его на плечи парня, который имел неосторожность в меня влюбиться.

В его возрасте такая необдуманность вполне понятна — он совершает ошибки молодости. Но я-то, я? Тридцатитрехлетняя дура! Куда полезла? Зачем втянула его в болото своей жизненной неразберихи?

Ведь Богдан с самого начала говорил, что хочет большую семью и детей. Я видела, как при этом блестели его глаза, понимала, что это не показуха… Почему же тогда не встала и не ушла? Почему позволила интрижке, которая вполне могла стать одноразовой, перерасти в нечто настоящее и большое?

Все-таки я эгоистка. Конченная эгоистка. Думала лишь о себе и своих желаниях. Рассчитывала покуражиться, повеселиться… А в итоге что?

Любимые синие глаза, взгляд которых застыл от ужаса, и бесконечное отвращение к себе.

Вот ты и доигралась, Карина.

— Теперь ты понимаешь, что мы в тупике? — я до крови закусываю щеку изнутри, чтобы отвлечься от острой боли, царапающей душу. — Понимаешь, что мы хотим совершенно разного?

Богдан молчит, а с меня будто кожу заживо сдирают.

Уж лучше бы он кричал.

Лучше бы крушил мебель, бил посуду и называл меня сукой. Это было бы справедливо и заслуженно. Лучше видеть гнев, злость, обиду, чем это немое осуждение во взгляде.

Осуждение, приправленное таким сильным разочарованием, что мне на месте сдохнуть хочется.

— Прости меня… Пожалуйста, прости, — сиплю я, срываясь с места.

Чуть ли не бегом устремляюсь в прихожую, обуваюсь и, подхватив сумку, вылетаю из квартиры.

И самое ужасное, что Богдан меня не останавливает.

Глава 38

— Это было круто, братан, — Никитос одобрительно хлопает меня по плечу, когда я скрываюсь за кулисами. — Столько экспрессии, столько драйва. Это тебя родная земля, что ли, заряжает?

Наверное, он прав. Выступать на сцене, на которую, будучи подростком, столько раз смотрел из зрительного зала, действительно приятно. Это как маленький кусочек реализованной мечты — после школы пацан уехал из родного города покорять мир шоубиза, а спустя годы вернулся сюда звездой.

Нет, звездой, я себя, разумеется, не считаю, но звучит пафосно, согласитесь?

— Че у нас по времени? — интересуясь я, сдергивая наушник персонального мониторинга. — Укладываемся в тайминг? Успею «На районе» сбацать?

— Тютелька в тютельку идем, — кивает продюсер, глянув на часы. — Сбацай, если хочешь.

Промакиваю лицо полотенцем и благодарно улыбаюсь девушке-организатору, которая услужливо протягивает мне очередную бутылку воды. Во время концертов пить хочется нереально.

— Никита Андреич, там за кулисы девчонки пробиваются, автограф хотят. Что делать? — к нам приближается бритоголовый охранник в черном костюме.

— Лесом их шли, друг, лесом, — отмахивается Никитос, сосредоточенно глядя в телефон. — Небольшая автографсессия будет в зале после концерта, никаких «за кулисы».