Эфирный эликсир (СИ) - Порошин Влад - Страница 51

— Много вы понимаете, в сорок пять или в сорок шесть лет жизнь только начинается, — пробубнил я, выключив газовую конфорку, и крикнул в комнату. — Всё народ, пьём кофе и по домам, завтра сложный день!

— Уже? — Высунулся из дверей Рысцов.

— Сам знаю, что время летит незаметно. — Усмехнулся я, вынося к гостям душистый настоящий кофе. — Между прочим, пока варил этот бодрящий напиток, придумал начало третьего конкурса!

— Изобрази, — Андрюха сразу же подсунул мне гитару.

— Значит так. — Я перекинул гитарный ремень через плечо и встал, словно певец Дин Рид на плакате, напротив парней и девчонок. — Стулья нужно сразу вынести на сцену, все пять штук, и поставить за нашими спинами.

— Работаем, работаем. — Тут же засуетился Рысцов, вытащив на середину комнаты три стула и две табуретки из кухни.

— Я говорю: «2017 год, вечер встречи выпускников, посвящённый столетию Октябрьской революции, объявляется открытым!». Дальше я играю жесткий гитарный риф. — Я и принялся стучать по двум верхним струнам гитары и сказал. — Вы все колбаситетсь, как рок-музыканты. А я пою:

Остаться в живых, не сбиться с пути,

Кому то привет, кому-то пока, кому-то прости.

И полный вперёд, поднять паруса,

Мы будем играть, я верю в тебя, я верю в себя!

— И в конце четверостишия мы все вместе выкрикиваем: «Революция!». После чего валимся на стулья и хватаемся кто за что. Кто за сердце, кто за печень, а кто и за грудь. Ха-ха. — Засмеялся я.

— А я такой! — Подскочил с места Рысцов. — Громко и тяжело дышу, ху, ху, ху, ху. А помните, как хорошо и спокойно танцевали тридцать лет назад?

— И тогда в этот момент я включаю на магнитофоне «Белые розы», — догадалась Томка Полякова.

— Нормально. — Махнул рукой Широков. — Вопрос — когда это всё репетировать будем? В пять вечера начнётся уже сам КВН, а занятия до двух. И кто эту школу только придумал?

— Спокойно! — Я поднял руку как вождь индейского племени. — Всех кто играет в команде я отпрошу с последнего урока. Скажу, что вы мне нужны для интервью в газету «Шахтёрская кочегарка». Директор мне не откажет. А теперь давайте по домам.

— Не, не, не! — Запричитали девчонки. — Сначала спой эту свою песню, которую ты исполнил перед жюри.

— Песня называется «Моя звезда». — Тяжело вздохнул я.

В пятницу 16-го октября в школе никто не думал про учёбу. Девятиклассники носились со своими костюмами и лихорадочно дописывали и даже переписывали свой сценарий. Десятиклассники, участвующие в сегодняшнем шоу, вообще были отпущены со второго урока. Ко мне на перемене подбегали парни и девчонки из параллельных классов, и говорили, что сегодня будут болеть только за нас. А после третьего урока на «задах» Широков подрался с Каримовым. «Карим» обвинил своего бывшего кореша в том, что он продался нам «спортсменам», что из-за него из школы выперли «Белого». В общем, поводов для кровопролития набралось более чем достаточно. Поэтому, когда я прибежал на «зады», разборка была уже закончена. Каримов сидел на попе с разбитым носом, а Толя Широков потирал фингал под левым глазом.

— Ладно. — Махнул я рукой. — С фингалом на игре будет даже смешнее.

— Прости, не сдержался, б…ь, — хмыкнул «Широкий».

— Чё, футболист, смешно тебе? — Огрызнулся Каримов.

— Я ваши таблетки весёлые не принимаю. — Улыбнулся я. — Потому что время и здоровье жаль на всякую ерунду тратить. Ты, «Карим», и глазом моргнуть не успеешь, когда в тридцать лет траванёшься денатуратом, и никто тебя не откачает. Это ты в школе перед пятиклассниками крутой, а в реальной жизни станешь обычным бухариком.

— Да пошли вы, — обиженно пробубнил хулиган Каримов.

На удивление, с четвёртого урока алгебры к директору вызвали не хулиганов Широкова и Каримова, а меня, который даже пальцем сегодня никого не обидел. В кабинет ворвалась миловидная секретарша нашего директора, которую все звали Анечка и затараторила:

— Молчанова срочно к директору! Извините, Наина Файзиевна.

— Валера, ты опять что-то натворил? — Удивилась преподавательница, которая объясняла новую тему.

— Пока не знаю, — буркнул я, выходя из класса. — Может быть, на красный сигнал светофора по дороге в школу перешёл?

В коридоре, топая следом за невысокой, но фигуристой секретаршей Анечкой, которая сегодня надела клетчатое платье до колена, я продолжал ломать голову над двумя вопросами: «Зачем меня вызывают к директору? И почему я раньше, в той первой юности, не обращал внимания на секретаршу? Очень миленькая барышня».

— Ты, Валера, скоро в кабинете Константина Вячеславовича пропишешься. — Заулыбалась Анечка, показав мне стройный ряд прекрасных белых зубов.

— В офисной недвижимости не прописывают, — хохотнул я и вошёл к директору школу.

К моему удивлению Константин Вячеславович ожидал меня в гости не с завучем, а с нашей классной руководительницей Мариной Алексеевной, а на директорском столе лежала газета «Шахтёрская кочегарка», развёрнутая на последней странице.

— Валера, это твои статьи? — Ткнула своим тонким пальцем в газету классная.

— Если вы имеете в виду рубрики «Искатель» и «Военные истории», то мои. — Шмыгнул я носом. — Советскими законами не запрещено школьникам печататься в газетах.

— А что же ты, Валера, молчал? — Всплеснул руками директор. — Нашей школе давно пора делать свою хорошую школьную газету! Почему бы тебе этим не заняться?

— Допустим, как редактор я могу поработать. — Я почесал затылок, так не хотелось лишний «гемор» брать на свою голову. — Кто писать будет? Или вы думаете, я за всех буду отдуваться? Ну уж нет! И потом если делать по-серьёзному газету, которая заинтересует ребят, то нужно чтобы появился финансовый интерес. Значит, её надо печатать и продавать по минималке во всех школах города и ближайших посёлках.

— Молчанов, прекрати! — Вспыхнула классная, учительница русского и литературы. — Если сказали надо…

— То я отвечу — нет, — пробурчал я и равнодушно посмотрел в окно, где сегодня маленькими мокрыми снежинками напомнила о себе приближающаяся зима.

— Хорошо, я всё обдумаю, — неожиданно согласился директор Константин Вячеславович, — но мы к этому нашему разговору ещё вернёмся.

— Могу быть свободен? — Хмыкнул я.

— Ты, Молчанов, в последние дни стал очень наглым, — сказала литераторша, плотно сжав губы, это означало, что Марина Алексеевна в гневе.

— Что-то я не припомню, с каких это пор отстаивание своих собственных прав — стало считаться наглостью? — Я посмотрел в упор на нашу классную. — Хотите из школы вместо нормальных людей с развитым мышлением выпускать безмозглых амёб, с которыми потом можно делать всё, что хозяину заблагорассудится?

— Валера иди! — Вскочил директор, увидев, что литераторша начинает от злости и возмущения «зеленеть».

Естественно, с этим предложением Константина Вячеславовича я спорить не стал и покинул «директорскою вотчину».

— Что, родителей в школу? — Засмеялась секретарша Анечка.

— Кажись я сегодня ещё и литераторшу довёл, — хмыкнул я, выйдя в коридор.

И внезапно меня как будто кто-то огрел невидимым кирпичом по голове. «Бум!» — зазвучало в моей черепной коробке, переключения гениальных мыслей и пустых идей. «Бум!» — повторился удар и я, пошатнувшись, прислонился к стене. «Алло! Гараж! Такси на Дубровку отменяется! — выкрикнул я про себя. — Дайте время до полуночи! Так будет справедливо». И вдруг так же неожиданно мне полегчало, лишь мысли в голове запрыгали, словно белки по веткам дерева. Я бросил взгляд на наручные часы — до конца урока оставалось ещё двадцать минут. «Плюс пятнадцать минут перемена, — подумал я. — Значит, в моём распоряжении больше получаса, как раз, чтобы сбегать в городской ДК! Если таксист отпадает, то нужно узнать — посещала ли библиотеку вторая жертва маньяка из общаги швейной фабрики Екатерина Кузнецова? Негоже пока я буду отлёживаться в будущем, останавливать расследование здесь в прошлом».