Хождение по трупам - Оранская Анна - Страница 81

…Ну я заболталась! Просто мы так давно не говорили с тобой, и мне хотелось этого давно — но для того, чтобы сесть вот так, и говорить, и говорить, и говорить, нужно особое внутреннее состояние. Такое, которое дает возможность проникать в прошлое и видеть его все целиком, все этапы — и прыгать из одного в другой или через два сразу, туда и обратно, — этап Оли Сергеевой, этап Оливии Лански, этап Линды Хоун.

Вот. А сегодня как раз выдалась такая ночь. Я еще утром почувствовала, что так будет, когда ездила покупать подарок Юджину — ему повезло, так и остался Юджином, только фамилию сменил — на день рождения. В праздники все воспринимается по-другому, я всегда отрешаюсь от всего, зависаю над собственной жизнью, глядя на нее сверху. И зависла сегодня, и увидела тебя, Корейца и многих других, Москву, и Лос-Анджелес, и Мексику, где пробыла всего пять дней, и Монреаль, и себя в нескольких ипостасях — и вот удалось с тобой побеседовать.

И все рассказала тебе — и так, кажется, слишком подробно. И потому на концовку места не хватило. И я закончу так:

“…И жужжал вставленный в Ленчиков зад вибратор, а мы летели по ровному шоссе в Мексику…”

Красиво? Не очень? Тогда так:

“…И мы летели по ровному шоссе в Мексику, и ветер свистел в ушах, как батарейки вставленного в Ленчиков зад вибратора…”

Нет, тоже не слишком хорошо заканчивать такую эпопею упоминанием чьего-то зада. К тому же, когда мы неслись в Мексику, батарейки давно уже не жужжали — хотя когда мы вышли из воды, они еще работали. Без устали удовлетворяя Ленчика — представляю, что творилось с его прямой кишкой, в которую вбили такую махину и которая пару часов там дергалась неутомимо. И поэтому Кореец отправил Ленчика в плавание, в последнее плавание. Ведь тот при мне говорил, что хочет перебраться на Гавайи, и, значит, мечтал жить у океана — планировал на наши деньги — и что самое главное — купить виллу на берегу океана и яхту и устраивать круизы с местными красотками. И мечта его осуществилась — вот ему и круиз, и, наверное, до Гавайев он доплывет рано или поздно — хотя я не сильна в географии.

Я только попросила вытащить вибратор у него из зада перед тем, как он уплывет от нас — вдруг кто-то выловит, и такая сцена. Но Кореец поморщился брезгливо, и как-то оперативно — я не успела заметить, отвлеклась — вытащил у Ленчика его же трусы изо рта и вместо них глубоко всунул пристегивающийся член. И когда я посмотрела на него с упреком, сказал, что Ленчику групповухи нравятся, и с этим я не могла не согласиться, испытав это на себе. И пожала плечами, а когда мы проводили Ленчика в последнее плавание — как этакую подводную лодку, поскольку двигатель в момент расставания вовсю работал, — заметила философски, что одним человеком на земле стало меньше. И Кореец жутко удивился, спросив меня, где я тут видела человека — тварь тут одна была, а людей он не видел. Кроме нас, естественно, — и с этим тоже нельзя было не согласиться.

Так что я закончу так:

“И мы летели по ровному шоссе в Мексику, и ветер свистел в ушах…”

…И мы летели по ровному шоссе в Мексику, и ветер свистел в ушах, и я думала о том, как странно устроена жизнь. Ведь это Юджин, оказывается, въехал на нашу улочку на такси, когда мы с Рэем отъезжали от дома, отправляясь в последнюю поездку. А Юджин ехал из аэропорта, ничего пока не зная, встревоженный немного тем, что не отвечают ни домашний, ни мобильный мои телефоны, разумеется не зная, что я их сменила. И ему показалось, что это я там, в красном “Мустанге”, и он попросил таксиста мигнуть нам фарами, но мы не заметили, а устраивать гонку он счел глупым. Вдруг обознался, далеко же, да и хрен догонишь.

Я думала, что было бы, если бы мы задержались на минуту, если бы Кореец подъехал на минуту раньше. Не было бы смерти Рэя, моего плена и всего с ним связанного, моего побега. Но, с другой стороны, не было бы такой необычной встречи с Корейцем и такой чудесной поездки к океану. Да и как бы они встретились, Кореец и Рэй, ведь для одного я была почти женой и для другого тоже? Но нет смысла гадать. Это игра — мы не выбираем, не решаем почти ничего, мы только держимся за гривы деревянных лошадей, командуем которыми опять же не мы.

Я думала, как классно мы встретились с Мартеном, пытавшимся зажать мой сценарий и наши деньги под предлогом того, что у нас проблемы с законом. Он начал мне объяснять в ресторане — поздно вечером все в тот же день, — как я его подвела, как я испачкала его репутацию, его имя, как скомпрометировала студию. Он уже не помнил, что сам-то сделал имя благодаря нам и нашим деньгам — и студия наша, он там почти никто. И тут подошел Кореец — с нашим новым другом, которого мы подобрали на улице, когда он попросил у нас два доллара. Корейцева была идея, мне поначалу непонятная, особенно когда он затащил попрошайку — невысокого латиноамериканца, нищего, но гордого, этакого мачо, притом почти не говорящего по-английски, — в машину. И мы поехали в дорогой магазин покупать ему костюм, преобразивший его до неузнаваемости, сделавший из оборванца кабальеро.

Мы сидели с Мартеном, и тут подошел Кореец с нашим другом, и у Мартена отвалилась челюсть при виде Юджина — и уже не закрывалась, и я рада была, что его не хватил инфаркт. И он закивал, когда услышал, что нам придется уехать, так что мистеру Мартену предстоит переслать наши деньги плюс гонорар за сценарий на этот вот счет на Кипре, а наш колумбийский друг, очень влиятельный человек из Майами, с радостью согласился проконтролировать мистера Мартена. И Боб чуть не умер при слове “колумбийский”, ясно приняв безобидного попрошайку за крутейшего мафиози, а тот сидел гордо и кивал, когда Кореец к нему почтительно обращался — но я видела, как, когда тот повел себя слишком заносчиво, забывшись и начиная входить в роль, Юджин под столом больно наступил ему на ногу. А потом, когда мы ушли, учтиво пропуская вперед величавого дона, Кореец сунул ему еще сто долларов — сказав, что тысячедолларового костюма с него вполне хватит, в нем побольше подадут. И дон смотрел на нас непонимающе — ему понравилась эта роль, он готов был играть дальше, — а добрые волшебники, превратившие его из нищего в принца, уносились вдаль.

Еще я думала, что мы много успели сделать за те сутки с небольшим, которые пробыли в Лос-Анджелесе с момента встречи. Мы успели уничтожить все записи, пленки и бумаги, и я успела в банк, где давно меня ждали, и нам удалось вытащить все деньги — превратившиеся в счета в европейских банках и акции. Другое дело, что трогать их пока не надо, пару лет я думаю, как минимум, чтобы не навести никого на наш след. Но ведь у нас есть почти два миллиона и куча моих драгоценностей — нам хватит.

И я думала, что жаль немного, что бросили дом, и машины, и вещи, купив для дороги подержанный “фордовский” джип — и надежно и неброско, — не было времени на то, чтобы все продать. Когда я вернулась домой, на автоответчике меня ждало сообщение от адвоката, Эда, о том, что почему-то именно в тот день, когда ФБР решило отменить мою подписку о невыезде, я скрылась, нарушив закон. Послушали бы они меня, объясни я им, что уже знала об отмене подписки и скрылась не по своей воле? Вряд ли. И еще было сообщение от Бейли, просившего меня ему перезвонить, потому что ему срочно надо поговорить со мной, так как убит в Лос-Анджелесе ближайший Яшин помощник, и Крайтон убежден, что тут замешана я, и у меня могут возникнуть проблемы, если я не объявлюсь в ближайшее время.

Поэтому у нас не было времени, нам надо было бежать — и мы бежали. И все, что я взяла с собой из дома, в котором была-то полчаса или час, — все на мне, и еще совсем чуть-чуть в багажнике, где основное место занято кейсами с наличностью и чемоданчиком с моими драгоценностями.

Я думала о том, как пригодился нам этот бесполезный и стремный стриптиз-клуб — потому что именно туда приехал Кореец, прождав меня два дня и случайно наткнувшись на оставленные мной в сейфе бумаги и узнав всю историю. Он приехал туда и узнал от Сергея то, чего еще не знал, — и мотался по мотелям, не зная, в каком именно остановился Ленчик, и ожидая, что Сергей позвонит ему, как только Ленчик появится. И он позвонил, он предан был покойному Яше — и Кореец проследил всю группу, и первым взял Ленчика, просто влез в полуоткрытое окно и вырубил его, спящего, и связал, вытащил и упаковал в багажник. А потом пошел к этим троим — и шум от появления Корейца, впущенного внутрь под видом разносчика пиццы, которую никто не заказывал, и услышал мелкочленный Василек, кинувшийся к корешкам и оставивший меня одну. И “разносчик пиццы” всех их там и оставил: положил всех на пол, кто-то лег добровольно, а кому-то пришлось помочь — обмотав полотенцем ствол изъятого у Василька пистолета и приставляя его вплотную к головам, чтобы не было шума…