Хождение по трупам - Оранская Анна - Страница 16

— Олли, у меня такое ощущение, что ты специально делаешь так, чтобы оказаться замешанной во все плохое, происходящее в Америке…

Эд улыбается, но я вижу, что на самом деле ситуация не смешная совсем. Когда перезвонила ему в десять утра, он так радостно заорал, словно разыскивал меня уже год — словно я сообщила ему известие о том, что его ждет многомиллионное наследство. И тут же примчался — когда я изложила уже отточенную версию, что всю ночь работала. Но после первой фразы несколько посуровел.

— Ты должна была мне обо всем рассказать, Олли. О том, что убили твою знакомую — по мнению полиции и ФБР, очень близкую знакомую. Вчера вечером я беседовал с Крайтоном, главой местного ФБР, — он сам мне позвонил, точнее, его помощник. Хорошо хоть, что они не решаются звонить напрямую тебе — с этим арестом и подслушиванием твоих разговоров они оказались по уши в дерьме и теперь вынуждены быть очень вежливыми. Так вот, оказывается, ФБР стало известно о том, что ты близко знала убитую — и они пришли к выводу, что ее убили из-за тебя. Что кто-то — таинственный кто-то — заключил, что вы с Юджином убрали Цейтлина ради наследства, и решил выманить у тебя эти деньги. И потому убил твою близкую подругу — по мнению ФБР, любовницу, потому что якобы она несколько раз ночевала у тебя, у них имеются такие данные, или это просто их версия — и оставил записку, чтобы показать тебе, что если ты не отдашь деньги, то же будет с тобой. Ты представляешь?

— Какой бред, — бормочу вяло, что неудивительно после вчерашнего. — Значит, я еще и лесбиянка?

— Да — и плюс ко всему жертва вымогательства. Но почему пятьдесят миллионов — ведь Джейкоб оставил вам с Юджином порядка тридцати с учетом его доли в вашем предприятии и его недвижимости?

Ни хрена себе наследство! А я за все это время и не поинтересовалась даже суммой — потому что мне оно абсолютно не нужно.

— Все это было высказано в, так сказать, неофициальной беседе — он позвонил мне и сообщил, что они хотели бы побеседовать с тобой, а я ответил, что это исключено, поскольку они действовали предвзято по отношению к тебе и нарушили закон, что только благодаря тебе мы не подали на них в суд. Так что я подъехал сам и выслушал все то, что передал сейчас тебе — и открыто посмеялся над тем, что ты стала лесбиянкой, сказав им, что знаю твоего бойфренда, который не оставляет никаких шансов другим твоим поклонникам, к какому бы полу они ни принадлежали. Извини, что я обсуждал твою личную жизнь — но я вынужден был это сделать.

— Все в порядке, Эд, ты молодец.

— Но это, к сожалению, еще не все. ФБР предполагает, что ты дала полиции, мягко говоря, не совсем точные показания, исказив суть ваших отношений с покойной мисс Хэнсон, — хотя это только их предположения. Но оставленная на трупе записка кажется им еще одним доказательством того, что ты причастна к убийству Джейкоба, а это — хуже. Никаких доказательств у них, разумеется, нет, одни идеи, не самые, на мой взгляд, умные, но что есть — то есть. Естественно, я был с ними резок и сказал, что они могут вызвать тебя для дачи показаний, только если у них есть реальные доказательства — поскольку ты получила сильнейшую моральную травму в результате несправедливого ареста и до сих пор не можешь отойти от этой травмы. На всякий случай у меня есть знакомый психоаналитик — я знаю, что ты не пользуешься их услугами, хотя почти вся Америка так делает, — так что, в случае необходимости, он составит нужные бумаги, свое заключение о твоем состоянии. Я также предупредил их, что в случае попадания твоего имени в прессу немедленно появятся ответные статьи о том, какими методами работает ФБР.

Пока они успокоились, Олли. Но скажу тебе честно — я вижу, что Крайтон не оставил своей затеи обвинить тебя в убийстве Цейтлина. Он даже проговорился, что ему кажется очень странным недавний инцидент с какими-то русскими из Нью-Йорка, которых кто-то расстрелял, — намекнул, что, может быть, ты тоже к этому причастна. Что, дескать, они приехали сюда, чтобы отомстить тебе за смерть Джейкоба или получить с тебя его наследство, и ты расправилась с ними каким-то непонятным мне образом.

Я искренне рассмеялся — спросил, не ты ли лично, взяв в руки автомат, расстреливала каких-то русских. И вдобавок рассказал, что ты была настолько потрясена смертью Джейкоба, что ни разу не поинтересовалась суммой наследства, — но оказалось, что он это знает, и еще знает, какова эта сумма. Он мне сказал, что это неподтвержденные данные, — но не исключено, что они склонили к сотрудничеству того адвоката, который работал на Джейкоба.

Я все это говорю тебе, Олли, чтобы ты поняла — Крайтон совершил ошибку с твоим арестом и попытается исправить ее любой ценой. Не принести тебе окончательные извинения, а вернуть тебя туда, откуда я тебя вытащил. Это мое мнение.

— Мое тоже, Эд.

— Тем лучше. Так вот, мы просто обязаны подать на ФБР в суд: лучшая оборона — это нападение. Мы наймем специалиста по уголовным делам, который будет работать в тандеме со мной, — и разнесем их в пух и прах. Надеюсь, тебе удастся привлечь на свою сторону влиятельных кинобизнесменов — все-таки ты из Голливуда. В крайнем случае Мартен нам должен помочь, верно? Мы будем бить на то, что ФБР видит мафиози в каждом русском, даже если этот русский — очаровательная молодая женщина, которая занимается кинобизнесом и легально зарабатывает миллионы. И что, даже если нет доказательств, ФБР придумывает их. А это — дискриминация и расизм, непростительный для любого американского института, и уж особенно для ФБР. Не говоря уже о нарушении законности путем незаконного ареста и прослушивания телефона. Именно так мы и должны поступить, Олли, иначе вскоре они начнут приписывать тебе каждое убийство, совершающееся в Лос-Анджелесе. Ты согласна?

Ну как объяснить ему, что я не могу судиться с ФБР? Если мы подадим в суд, Крайтон, стремясь оправдаться и одновременно прославиться, пойдет на все — и, коли еще не послал запрос в Москву, пошлет его обязательно, а коли послал, будет требовать скорейшего ответа. К тому же ФБР уже каким-то образом вышло на Яшин след в операции с динарами, незаконной по американским меркам, и шьет мне убийство Ленчиковых людей и убийство Стэйси. Сделай я выпад, покажи, что хочу их крови, — они еще больше захотят моей и, оказавшись в безвыходной ситуации, найдут из нее выход, который станет очень плачевным для меня. А я окажусь человеком, который, забравшись в горы, пытается выстрелом из пистолета вызвать сход лавины и тем самым победить стихию — забыв о том, что лавина погребет его самого.

— Мне надо подумать, Эд, ты не против? Пойми, я все же не американка, у меня вид на жительство, и здесь я недавно — и я прекрасно осознаю, что, если начну бороться с ними, они пустят в ход все средства, в том числе самые грязные. И еще я сознаю, что, несмотря на все разговоры о местной демократии, я всего лишь один маленький и бесправный человек, к тому же иммигрантка, к тому же русская, — а ФБР — огромная машина. И ко всему я боюсь, что этот процесс может похоронить мою карьеру, ты понимаешь?

— Это серьезный аргумент, Олли. Но мы должны это сделать — а как сделать это так, чтобы твоя репутация не пострадала, а только выиграла, — это моя задача. И мы выиграем, обязательно выиграем!

— Дай мне время, Эд, неделю, скажем.

Он пожимает плечами с видом непризнанного гения, явно недовольный моей нерешительностью, а ведь, казалось бы, изобрела я самые веские доводы.

— Хорошо, мы вернемся к этому вопросу через неделю. Сегодня двадцать второе февраля, и первого марта я жду твоего ответа. Но пока я посоветовал бы тебе побеседовать с Мартеном и заручиться поддержкой Голливуда — я понимаю, что вы все там конкуренты, но ведь ты виновата только в том, что родилась в России.

Если бы, Эд, если бы. Знал бы ты, в чем я виновата, — ты бежал бы сейчас отсюда до Нью-Йорка и ни разу не остановился бы. Но ты, к счастью, не знаешь — и потому толкаешь меня на процесс, который и меня похоронит, и на тебе поставит клеймо адвоката русской мафии, если ты, конечно, не откажешься меня защищать, когда все вскроется. Но, может, тебе и не страшно это клеймо — плохая реклама тоже реклама. К тому же денег ты на процессе заработаешь уйму — с меня, разумеется. И еще и книжку потом напишешь — что-нибудь вроде “Как я защищал русскую мафиози”.