Княжья воля (СИ) - "Константин" - Страница 21

За несколько пробных минут в корчме я усвоил — здесь придется потрудиться. В отсутствии стоящего хозяйского помощника посетители обнаглели, почуяли безнаказанность, по словам хозяина редко когда обходится без драк и поножовщины. В помещении царит беспрестанный гул возни, нетрезвый хохот. Нахлебавшись хмельных браг, орут хором песни, а потом молотятся всем, что попадает под руку, кровь льется рекой похлеще пива с квасами. Колизей какой-то, а не корчма.

Я прошу у Дикаря, так звали корчмаря, таймаут на подумать и отправляюсь в обратный путь до гридницы.

Чего тут, собственно, думать? Навести порядок железной рукой, комнатушки два на два мне за глаза, питание бесплатное, до корабельного двора не так уж и далеко, а не покатит — всегда можно отказаться.

В гриднице под верхнюю рубаху я напяливаю кольчужку от дурного ножа, цепляю на пояс меч, да так и появляюсь к вечеру в бурлящем страстями зале. Уж как обрадовался корчмарь, увидев меня при исполнении, не описать, ему ведь тоже частенько тумаков перепадает. Только что не прыгал, восхищенный, тем, что у него будет нести службу настоящий дружинник. Для начала я посидел за небольшим столиком в уголке перед копченым карасем и жбаном сбитня, дабы привыкнуть к обстановке. На пятом глотке ко мне подваливает нетрезвая троица, как я успел понять — заводилы всех нехороших начинаний в многострадальном кружале. Попросили угостить. Угостил, куда деваться. Одного сломанной челюстью, двум его дружкам свернул на щеку носы. Провожая до дверей пинками, прошу добро пожаловать в любое время. Затем выхожу на середину зала и громко обращаюсь к примолкшему честному народу, популярно объясняю, что с сегодняшнего дня настают в корчме суровые будни, бить никого больше не стану, а вот рубить, пожалуй, начну. Кому охота подраться милости прошу на свежий воздух, там хоть поубивайтесь все, но в корчме отныне запрещено. А кто захочет пошалить в мое отсутствие, того обязательно отыщу и накажу.

Под моим гневным оком остаток вечера протекает относительно спокойно, удовлетворенный своей деятельностью, я спешу попасть в крепость до закрытия ворот.

Утром в гриднице собираются оба десятка. Сологуба и мой. Вещмешки снаряжены, оружие в порядке, личные сундуки-скрыни опустошены. Готовы выдвигаться на новое место службы. Не сундуки с вещами, а мы готовы, двадцать два человека. Сила не малая, трепещи подол!

Поболтали, поржали по-доброму, обсуждая кому где ночевать сегодня придется. Вендара с Ольдаром пока что нет, наверное придут уже на место. Я уговариваю братву присесть на дорожку. Усаживаемся на устланные шкурами крупно рогатого скота топчаны. Отсидели полминуты, думая каждый о своем. На лицах парней в основном позитив. Один Сологуб вытаращил свой шнопак дальше обычного, тяжко ему, страдальцу, покидать ставшим родным гнездо.

— Ну, хорош, — говорю. — Потопали.

Все поднимаются, утяжеляются поклажей. Скрипит входная дверь, осекая всеобщий подъем. Один за другим входят семеро незнакомых. В перетянутых ремнями меховинах поверх теплых зимних одежд, за спинами объемные мешки и узлы. Всем сильно за двадцать, на угрюмых, уркаганских лицах отметки суровых испытаний в виде шрамов и глубоких морщин, у одного не хватает левого уха. Различной лохматости парни да и бороды не у каждого, но все они поразительно похожи друг на друга как гномы из старинной сказки, только заметно переросшие оригинал. Просроченные, наверное…

За семерыми в гридницу втягиваются еще двое.

С железным бряканьем бухаются на пол заплечные мешки. Владельцы приземленного багажа стоят, молча оглядывают внутренности помещения и его жильцов.

Притихла гридница. Проведенных в нынешних реалиях ряда беспокойных месяцев мне вполне хватило, чтобы научиться моментально определять эту братию. Нагловатую и опасную.

Первый из вошедших — плечистый блондин с лоснящейся, давно нечесаной гривой произнес нечто, видимо, очень смешное, так как все его дружки захохотали абсолютно не стесняясь распахивать калитки зубастых ртов.

— Что он сказал, Стеген? — спрашиваю подчиненного мне северянина.

— Сказал, что здесь воняет как под хвостом у старой кобылы, — с мрачным видом отвечает тот.

Так я и думал. Ждать от диких урманов элементов вежливости не приходится.

— Ладно, не будем мешать любителям кобыльих задниц располагаться. Пошли, ребята!

Каждое слово я произношу отчетливо и достаточно громко. Ухмылки с урманских рож мгновенно стаяли, в глазах появляется недобрый отблеск. Предводимые мной два десятка гридней направляются к выходу. Пришлые расступаются, позволяя нашему косяку втянуться в разрыв их отары. Оборачиваюсь посмотреть все ли идут за мной и получаю чувствительный толчок в левое плечо. Ближайший ко мне урман в потрепанной лисьей полсти вокруг шеи, глядит в упор, опустив подбородок, ждет моих действий.

Вот даже как? Преднамеренный толчок нужно возвращать ударом в зубы. Так уж я обучен. Не толчок, а именно удар. Мы тут не в очереди за сосисками, места вдоволь…

— Не надо, Стяр… — Рука Стегена цепко хватает мое предплечье, готовое развернуться в нокаутирующем посыле. — Брось, потом…

Кто-то виснет на мне сзади. Стеген начинает быстро говорить с вопросительной интонацией в голосе. Ему тут же отвечают, как мне кажется, с вызовом. Что вообще происходит? Нас ведь больше, зачем лезть в бутылку? Оружие у них в мешках на полу, мы друг друга впервые видим…

Выдохнув негатив, пинаю ногой дверь, выхожу в мороз и в трех метрах от входа в гридницу натыкаюсь на Миная в компании четверки вооруженных мордоворотов.

— Уже уходите? — спрашивает боярин, растопыривая усы в язвительной усмешке.

— Мы еще вернемся, обещаю, — говорю и состряпав надменную мину, топаю мимо.

У ворот детинца я резко разворачиваюсь.

— Кто эти люди, Стеген? И почему с ними Минай?

— Хирдманы херсира Старлуга, — отвечает, сплевывая на снег.

— Старлуга?

— Да. Старлугссона.

— Ммм, спасибо, приятель, ты мне здорово помог и многое объяснил.

— Боярин Минай набирает дружину. Рогволд позволил им временно занять гридницу, пока Минай не достроит свою, — объясняет подошедший Вран.

У меня пауза. Вот оно в чем дело. Князь жалует урманам "зеленый свет". Минаю дай волю, он сюда половину Норвегии притащит. Старые связи делают свое дело.

— Чего раньше молчал?

— Никто не спрашивал.

Пригласительным жестом собираю вокруг свой десяток.

— Слушайте сюда, бойцы! Все, что касается этого боярина немедленно сообщать мне. Увидите или услышите чего с ним связанное — сразу ко мне. Это ясно?

— Зачем? — вопрошает медленный Неждан.

— За шкафом, — говорю. — Надо так.

Глава девятая

Не знал я, что для постройки нескольких лодий нужно столько леса! Чертову уйму стволов, которые предварительно нужно найти, пометить, свалить, подготовить, особым способом сложить и только потом вывезти, чтобы уже на месте начать обработку. В дело годились твердый дуб, податливая липа, универсальная сосна, благородный ясень. Причем заготовка деловой древесины производилась исключительно в зимний период, когда волокна свободны от сока, крепки, сухи и не такие увесистые лишенные листвы. Нанятые где-то Рогволдом мастера-лодейщики сами отбирали годные деревья, сами указывали лесорубам как валить и чистить. Помотался я за ними со своим десятком. Все окружные леса по пояс в снегу излазили, удаляясь от Полоцка на километры, в морозы ночевали в сложенных из веток шалашах при не гаснущих ни ночью ни днем огромных кострах. К функциям охранного толка пристегнулись побочные работы. Хорошо глядеть как другие трудятся, но так и околеть не долго, вот и грелись, помогая махать топорами, ворочать тяжелые комли. Когда хитромудрым мастерам попадалось древо с особым природным изгибом, чем плавнее, тем лучше — не было в тот момент в лесу людей счастливее. Восемь мастеровых собирались вкруг этого, пока еще живого ствола, запрокидывали головы в рысьих шапках, оценивающе щурились, цокали языками. Чудные они, рукодельцы эти, до работы своей как детишки до новогодних конфет жадные.