Княжья воля (СИ) - "Константин" - Страница 19

Становится мне жутковато, аж живот резкой болью сводит, будто в него "розочку" бутылочную воткнули. Нет, раны нету, потягивает пузо, скорее всего, от той дряни, что Живень меня пичкал.

Где он, кстати?

— Живень… Слышь, Живень, ты живой там? — шепчу в тугое пространство.

Молчит волхв. Как камень могильный молчит, чтоб его…

— Живень… Живень… — я повышаю голос, но ответом мне все та же тяжелая тишина.

Начинаю шарить руками по усеянному бытовой утварью полу, разбитым полкам, разваленной посуде, осторожно продвигаюсь вперед. Все перевернуто, будто в маленькой келье бушевало самое настоящее торнадо. Натыкаюсь коленом на что-то острое, насилу удерживаю в зобу матерный выкрик. Через полметра нащупываю лежащее на боку тело Живня, трясу за плечо.

— Эй, ты живой?

Хрен там живой… Не дышит совсем. Под щекой лужа липкой жидкости. Изо рта натекло, похоже… Бородища вся мокрая. Кровь, не рвота же. Мертвые не блюют.

Ничего себе поколдовали…

М-даа, вонючий случай. Легко убеждаю себя, что неплохо бы сделать отсюда ноги пока не застукали над трупом, доказывай потом отсутствие верблюжьих корней.

Меч свой заберу — не пригодился. Проверяю все на себе, не выронил ли чего в передряге. Вроде на месте все.

Наступаю на что-то продолговатое и твердое. Черт, копье чуть не забыл! Ходу отсюда!

Мне снова повезло, вышел из терема также как и вошел — незаметно. Правда, в воротах наткнулся на двоих стражей. Один спал стоя, мешковато привалившись бочком к столбу, другой спал сидя задницей в рыхлом сугробе. Эх, мать вашу разтак, расслабились паразиты! Был бы я десятником, огрел бы копьем по кумполу обоих, чтоб на работе не дрыхли. Но повышение в чинах ожидается, вроде бы, только завтра, а сегодня я еще такой же гридень как и они, на стену спешу, покой укрепленного города сторожить. Спите, парни, я вам нынче не судья, даже Вендару не стукану.

На ходу снимаю с шеи веревку с узлами, зашвыриваю в дальний сугроб. Вот бы знать который сейчас час? Непонятно как долго я валялся на полу рядом с остывающим Живнем. Интуитивно определять время как местные я еще не научился, худо будет, если опоздаю на смену. Подгоняемый этой мыслью, ускоряюсь и остаток пути проделываю как мастер спорта по спортивной ходьбе. Нос к носу сталкиваюсь на стене с сотником. Он как-то хмуро взглянул на меня, кивнул и молча пошагал дальше.

К полуночи сильно подморозило. Сменившись, в гридницу я вернулся с изрядно озябшим носом и убитым в хлам настроением. Плюхаюсь на топчан и не могу уснуть до самого утра — таращусь в невидимый потолок, ободряемый сонным сопеньем и храпом сослуживцев.

Слава всем богам вместе взятым — жив Мишаня! Пусть далеко где-то, но жив.

Это если принимать на веру слова почившего волхва. Жить оно ведь по-разному можно. Не всякая жизнь лучше смерти, в тяжелой неволе, например. Сердце гонит кровь по венам, а душа давно мертва как у конченого наркомана. Масса вариантов…

Виноват я, конечно, что так вышло, но кто ж знал, что старикана посреди русской зимы, в закрытом помещении разразит гром совместно с молнией. Вировский волхв благоразумно не брался мне ворожить, а этот кулаком себя в грудь стучал. Бедолага…

Интересно, почему меня не задело? Может веревка с узлами помогла? Скорее всего, посох был наивысшей точкой в комнате и притянул разряд как корабельная мачта. Другое дело откуда в крошечной комнате вообще было молнии той взяться? Сам себе погибель наколдовал или вмешались силы настолько могущественные, что даже соваться не моги?

Во время ночного дежурства на вверенном участке стены мной полностью завладела идея во что бы то ни стало отыскать Рваного. У куршей ли у данов все едино. Был мощный порыв души бросить все и немедленно выдвинуться в путь. Остановил меня лишь долг дождаться смены, а к концу четырехчасового срока под воздействием охлажденного рассудка желание нестись в неизвестность благополучно иссякло. Напряжением мозговой мышцы я дошел до осознания факта, что Мишины поиски в одиночку могут стоить мне жизни. Не знаю я ни дорог, ни явок с паролями, языками тоже не владею. Тащить с собой пацанов, срывать их с халявной прикормки? Тухлый вариант. Зачем им это? Пойдут, никуда не денутся, но мне такая ответственность ни к чему, а им Овдей сам по себе до одного места.

Как-то поднажать на Рогволда, чтобы шел войной на вероломных куршей и уже там на месте заняться Мишиным поиском? Можно попробовать, но князю нужно время на сборы войска. Поговаривают, весной продолжится набор в дружину, также будут обучать воев из городского ополчения. Хозяину Полоцка казну попусту изводить резона никакого, ясно, что готовится военный поход, только вот на кого?

Пищи для бессонницы я себе нажевал предостаточно, знай проглатывай.

С раннего утра начинается кипиш. Болтают, кто-то замочил волхва прямо в княжеском тереме. Сам князь с княгинею мечут икру, мелкая Рогнедка ревет в тереме — на улице слышно, Дрозд носится как настеганный в поисках коварного убивца. Запираемые на ночь ворота крепостной части Полоцка по приказу Рогволда с рассветом не открывают в надежде найти чужого, либо вычислить преступника из своих. У надвратной башни со стороны подола скапливается недоумевающий народ.

Что ж, мысль сузить круг подозреваемых вполне здравая, но с точки зрения алиби я чист как капля березового сока. Следов в волховской келье не оставлял, замечен возле терема не был. Дактилоскопии у них нет, собак-нюхачей тоже. Не придерешься. Пусть ищут, я каяться не пойду, мне еще пожить охота.

Версия насильственной смерти придворного волхва являлась единственной, ибо кровь, погром и все такое. Дежурившим на воротах княжеского подворья парням здорово влетело от самого Рогволда. Они клялись, что никого не видели-не слышали и это естественно, пребывая во сне не замечаешь происходящее вокруг как ни старайся.

Полдня княжья гридь и боярские дружинники прочесывали город. Заглядывали в каждый дом, клеть, закут, шерстили землянки челяди, сенные сараи, шарили баграми в колодцах. Я принимал живейшее участие в поисках подозрительных лиц со следами злого умысла в глазах или свежей крови на одеждах. Под конец облавы к порубу приволокли четверых не вызвавших доверия граждан. За троих тут же вписались родственники, у которых они, загулявшись, ночевали и их после недолгих расспросов отпустили. Четвертого горемыку никто не отмазывал, его поместили в темницу до выяснения, где он, обуреваемый страшными предчувствиями, спустя четверть часа благополучно испустил дух. И эту душу я могу записать на свой счет. Блок на убийство легко снимается в "горячей точке". Там твои личные переживания никому не интересны: вот автомат, вот живая мишень — стреляй метко, дыши ровно. Нож в нож, топор на топор, меч против меча, сила на силу. Все четко и понятно до абсурда. К косвенной вине в чужой смерти подготовиться сложнее. Сначала Живень, теперь вот этот мужик, пришедший к кому-то скоротать ночку. Блудняк какой-то, короче. Чувствовал я себя препогано.

Хоть и объявили, что преступник найден и скоропостижно наказан, на лице Дрозда обосновалась гримаса недовольства. Опытный начальник службы безопасности в совпадения не верил и, чуя подвох, жутко горевал, что с некстати почившего арестанта не удалось выдернуть ни слова.

Удрученный гибелью Живня Рогволд отменил назначенный на вечер пир в честь долгожданной победы в кулачной схватке. Уже за полдень князь заявился в гридницу вместе с Ингорем и Вендаром. На осунувшемся, хмуром лице полоцкого владетеля кисляк кривее некуда да и мешков с обещанными братве подарками что-то не видать.

Разодетая по случаю нагрянувшего после оттепели мороза в тяжелое меховье троица располагается на лавках у стола. Занятые кто чем гридни отрываются от дел, собираются внимать княжескому слову. Надышавшись теплого казарменного воздуха Рогволд краснеет щеками и начинает свою речь словами благодарности за проявленный героизм в потасовке со сборной Змеебоя и помощи в поимке лиходея, порешившего уважаемого волхва.