В ожидании апокалипсиса - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 19

Дронго встал и, шагнув к ней, резко ударил по лицу. Мария дернула головой, но револьвер не выпал у нее из рук. Он снова сел на кровать.

– Не боишься? – тихо спросила женщина. – У меня ведь заряженный «магнум». Ты не успеешь даже дотянуться до моего пистолета.

– Не боюсь, – мрачно отрезал Дронго.

Гостья вдруг как-то обмякла и, положив «магнум» на стол, отвернулась, тихо, беззвучно заплакав.

– Господи, – повторяла она. – Господи.

Дронго подошел к ней, и она, словно ожидая поддержки, схватила его за руку, уже не скрывая слез. Несколько секунд они молчали.

– Что случилось, Мария? – Сегодня они обращались друг к другу на ты, словно происшедшее несчастье сблизило их.

– Не знаю, – женщина не смотрела на него, – я ничего не понимаю. Все шло хорошо. Эдит Либерман встретилась с Филиппом. Они сидели, беседовали в каком-то кафе. Наблюдавшие за ними находились за соседним столиком. Я все отлично видела, хотя сама была в другом конце зала. Эдит что-то написала и передала записку Филиппу. Тот прочел, кивнул головой. Через пять минут он уехал. С ним уехали и двое его сопровождавших. Еще двое, которые ждали на улице, стали следить за Либерман. Она села в такси и поехала в гостиницу. Машина с преследователями шла за ней, я следом. У меня был автомобиль, взятый в прокате. Меня никто не мог видеть, честное слово. – Как-то вдруг по-детски всхлипнула она. – Я проводила их до конца и вернулась в свой отель. А там меня уже ждали. Не знаю, не могу понять – как на меня вышли? Хорошо, портье успел сообщить, что наверху меня ждут двое мужчин. Я все поняла, решила сразу уходить. Но в гараже уже была засада. К автомобилю я пробилась с трудом, пришлось стрелять. Кажется, я убила одного из них.

– Ранила, – поправил ее Дронго.

– Ну, да, конечно, ты все уже знаешь. Потом я сумела оторваться и приехать сюда. Вот и все.

Дронго достал из холодильника апельсиновый сок, открыл банку, передавая ее Марии. Та, благодарно кивнув, принялась пить прямо из банки. Он снова сел на кровать. «Дженнингс» лежал рядом. «Магнум» поблескивал на столе.

– В какой гостинице ты жила? – почему-то спросил Дронго.

– «Плаза Хаусман». Это на бульваре Хаусман, дом 177. Небольшая гостиница.

– Может, они засекли тебя в кафе?

– Не думаю. Ты ведь знаешь, нас специально готовят. Меня трудно вычислить на улице.

– Знаю. Но они вычислили.

– Я не могу поверить в это. Понимаешь, не могу.

– Зачем ты приехала сюда?

– А куда? – Мария поставила банку на стол, рядом с «магнумом». – Куда я еще могла ехать? Агент управления «К» не имеет права на ошибку. Если он не погибнет при исполнении, его обязательно убирают потом. Это абсолютный закон спецслужб. Профессиональный убийца не имеет права на жизнь. Мы камикадзе, ты ведь это знаешь. Или ты, или тебя – третьего не бывает.

Дронго молчал.

– Думаешь, я не понимаю, зачем тебе «магнум»? – с вызовом спросила Мария. – Ты ведь всегда бываешь без оружия. Просто после встречи в Амстердаме тебе его выдали для моей ликвидации. Разве не так?

Он не ответил. Молчал он как-то неприятно, тяжело, и его молчание было страшнее любых самых громких слов.

– Да, – произнес наконец Дронго, – на тебя вышла английская контрразведка. И мне дали этот «магнум» против тебя, Мария. Ты права.

– Тогда зачем ты отдал мне свое оружие?

– А зачем ты отдала мне свое? Ты ведь все поняла, как только я вошел в номер.

– Я не смогла, – прошептала Мария. – В этот раз не смогла.

– А я могу? – разозлился Дронго. – Или ты думаешь, что я тоже буду работать на твое управление?

Гостья встала, подходя к нему.

– Прости, что так получилось. Я не хотела.

Он тоже поднялся.

– О чем ты говоришь, ненормальная? Тебе нужно думать о себе, а ты просишь у меня прощения. Тебе нужно исчезнуть, бежать немедленно.

– Ты все-таки дурак, – прошептала женщина, прижимаясь к нему.

– Да, – похолодел Дронго, предугадывая, что она ему скажет.

– Они уже знают, что я здесь, – прошептала Мария, – за твоей гостиницей следили. Мне не разрешат уйти отсюда живой. Ни за что не разрешат.

Он дотронулся губами до ее губ, шершавых и сухих.

– У нас есть шанс, – прошептал Дронго, – я попросил их подумать.

– Ни единого, мой милый, ни одного. – Она поцеловала его. – Подари мне эту ночь. – Мария обняла Дронго.

Потом подошла к окну, задергивая шторы.

Он молчал, задыхаясь от ужаса, разумом понимая, что она права, и негодуя на свою беспомощность и соучастие в этом постыдном спектакле, столь жалком и величественном одновременно.

Она сняла свитер, стянула брюки. Дронго просто стоял и смотрел. Мария расстегнула лифчик, и он увидел два маленьких тугих соска, словно изголодавшихся по любви. И подтянутый живот женщины-спортсменки, с несколькими характерными полосами от растяжений после беременности и родов. «Почему я не увидел этого в первую ночь?» – вдруг подумал Дронго.

Мария подошла к нему совсем близко. Ему хотелось обнять это стройное, почти девичье тело и как-то успокоить, пригреть женщину с измученной душой и такой страшной, неустроенной жизнью. Но он просто смотрел на нее.

– Мария, – хрипло проговорил Дронго, – мы должны попытаться.

– Конечно, – женщина даже улыбнулась, развязывая ему галстук, – только потом.

Она потянула покрывало, и ее «дженнингс» упал на пол.

Впервые в жизни он действовал как в бреду.

Сцена в постели была отчаянным актом прощания с еще живым человеком. Они изнуряли себя ласками, не разрешая себе думать о предстоящем; в эту ночь они отдавались друг другу с какой-то безумной страстью, словно любовники накануне казни.

За окнами забрезжил рассвет, когда Мария, задыхаясь от бешеной гонки, легла рядом с ним.

– Я могу тебя попросить? – спросила она.

– О чем?

– В Ленинграде живет моя дочь. Запомни адрес, – она назвала улицу и номер дома, – если можно, навести ее потом. Я не знаю твоего задания, но если сможешь вернуться, не забудь.

– Что ты несешь? – мрачно проговорил он.

– Не надо притворяться. Все и так ясно. Знаешь, я все время думала, что будет, если ты попадешь к ним раньше срока. Как мне в тебя стрелять? Я бы не смогла.

– Молчи, – он чувствовал, что его нервы на пределе, – не надо ничего говорить.

– Хочешь, я открою тебе одну тайну? – вдруг спросила женщина. – Не хотела рассказывать тебе, но сейчас можно. Знаешь, ведь мы с тобой раньше встречались.

– Не может быть, – выдавил он, – я сразу запоминаю лица.

– А меня не запомнил, – улыбнулась сквозь слезы Мария. – В восемьдесят первом году в Ленинграде. Ты был на вечеринке у Славика. Помнишь? Тогда и я там была с мужем. Это было одиннадцать лет назад. Мы как раз улетали в Афган.

– Ты… – Дронго начал вспоминать каких-то людей, молодых, шумных, влюбленных. На вечер он попал случайно, со своим другом. И даже познакомился там с одной девушкой. Но этих двоих он запомнил. Муж и жена. Правильно. Военный летчик, молодой, красивый парень. Капитан или майор. Как его звали? Фамилия… Рогов, верно Рогов. А девушка, его жена. Она была, кажется, с косичками. С такими смешными косичками. Неужели это Мария?

– Постой. – Он изумленно приподнялся на локте. – Значит, тебе тогда было двадцать три. Эта девушка с косичками…

– Да, я. Мне было тогда действительно всего двадцать три года. Знакомые говорили, что я очень молодо выгляжу. Мы были женаты уже пять лет. Тогда моей дочери исполнилось четыре года, сейчас пятнадцать. Она кончает школу в будущем году.

– Значит, ты Рогова.

– Ты даже вспомнил нашу фамилию. Но это по мужу.

– Как тебя зовут?

– Ирина. Ирина Кислицына.

– Как же ты меня узнала? Ведь прошло одиннадцать лет. Я так изменился. И ты, тебя не узнаешь. Помню твои светлые волосы.

– Они стали седыми после смерти мужа, и я перекрасилась в брюнетку.

– А косы? У тебя были такие чудные косы.

– Снайперам на войне они не нужны.

– Как же ты могла меня узнать?