Грехи и молитвы (СИ) - Малинник Ира - Страница 23

«Никто мне ничего не должен», подумал в ответ Томас. «Я не прошу ничего взамен, потому что я – посланник Господа, и грешно ожидать благодарности за то, что естественно».

«Тогда просто попроси о помощи, Томас. Ты не обязан делать все один. Не ради себя – ради матери».

Дарио не вмешивался во внутренний монолог священника. За время путешествия с Томасом, он уже понял, что сейчас тот ведет беседу с Астаротом. Потому Дарио потягивал изумительное домашнее вино и терпеливо ждал.

Наконец, Томас откашлялся, потряс головой и отпил из чаши с вином. Услужливый хозяин тут же появился рядом с кувшином.

— Я напишу в соседнюю деревню, Дарио, — сказал Томас. — Я знаком с местным священником. Они позаботятся о маме. Спасибо тебе за совет.

Он взял руку Дарио в свою и крепко сжал ее, а затем принялся торопливо писать. Закончив с письмом и подождав, пока чернила высохнут, Томас вручил бумагу хозяину постоялого двора и объяснил, кому и куда ее нужно доставить.

— Исполним, сеньор, — отвечал хозяин, с уважением косясь на рясу Томаса.— Помочь служителю Господа – благое дело.

Томас осенил его крестным знамением и коротко кивнул. Мужчина испарился где-то за дверью, ведущей в дом. Дарио услышал спор на повышенных тонах, а потом из той же двери пулей выскочил уже знакомый мальчишка и помчался во двор. Спустя несколько минут, снаружи раздался стук копыт – посыльный отбыл в Градару.

Томас вернулся за стол, присел напротив Дарио и вздохнул, сжав виски ладонями.

— У меня голова раскалывается, — тихо признался он. — Эта новость… Я до сих пор не пришел в себя. Знаешь, я ведь не знал своего отца, и мама… Она делала все, абсолютно все. Выслушивала, поддерживала, защищала. Я не знаю, кем бы я стал, если бы не она. И точно так же, со своей неукротимой смелостью, она согласилась бросить все и переехать с моим отцом в Италию. Коренная англичанка становится итальянской донной – понимаешь, Дарио? Она жертвовала всем, а самые близкие люди подвели ее. Отец умер, а я… бросил ее одну.

— Вы не виноваты, — с отчаянием ответил Дарио и посмотрел в глаза Томасу, словно ища поддержки Астарота. – Никто не мог предугадать, что произойдет что-то подобное. А ваш отец защищал вас.

— Если бы он остался жив, позволив мне погибнуть, у них могло бы родиться больше детей, и мама с папой растили бы их вдвоем, — горько отозвался Томас. – Когда люди решают мне довериться, непременно случается что-то плохое. А ты, Дарио? Вспомни ту демоницу, что захватила тебя в плен. Она бы не обратила на тебя внимания, если бы я не был нужен Белиалу. Не удивлюсь, если с момента нашего отбытия из Градары твоя жизнь все это время находилась под угрозой… и продолжает висеть на волоске.

Священник поднялся со скамьи.

— Мне нездоровится, Дарио. Я пойду прилягу. Возможно, утром боль немного утихнет.

Дарио понял – Томас говорил не о головной боли. Но мужчина только молча кивнул. Томас вновь вздохнул и направился в комнату, слегка пошатываясь, точно пьяный.

«Господи, пусть с ним все будет хорошо», молча воззвал к Создателю Дарио. «Этот ребенок и так пережил слишком многое. Подари ему хотя бы недолгий покой».

***

Томас лежал на кровати в темной комнате, но сон не шел к нему.

Едва он закрывал глаза, перед ним всплывало лицо матери, блестящее от слез, а ее голос гремел в ушах и молил не оставлять ее. Иногда в его видениях мелькал отец: измученный и уставший, сверлящий Томаса обвиняющим взглядом. Взгляд отца точно говорил: «Если бы не ты, мы с Анной могли бы создать большую, счастливую семью. Это было бы возможно – если бы не ты».

«Томас». Голос Астарота звучал непривычно встревоженным.

«Тасе», мысленно огрызнулся Томас.

«Мальчик, ты не должен сейчас быть один. Ты словно… истончаешься. Я никогда раньше не чувствовал в тебе ничего подобного».

«Демоны вообще не умеют чувствовать», Томас встал с кровати и принялся расхаживать по тесной, темной комнате: взад-вперед, взад-вперед.

«Давай поговорим. Расскажи мне про своих друзей детства. Помнишь Паоло? Того самого, который облил тебя ледяной водой из колодца?»

«Зачем мне рассказывать про то, чему ты сам был свидетелем?»

«Тогда расскажи, что собираешься делать после Ареццо. Ты думал об этом? У тебя есть какие-нибудь идеи?»

«Нет».

Неожиданно, в окно постучали. Томас вздрогнул и остановился посреди комнаты.

«Не подходи к окну!», голос Астарота зазвенел в голове так сильно, что Томасу почудилось, будто у него из ушей пошла кровь.

Стук повторился. Мелкий, дробный… детский. А за стуком последовал такой же дробный и мелкий смех.

— Сеньор убийца! Сеньор убийца, вы тут?

«Не подходи к окну», Астарот звучал еще более встревоженно, чем раньше. «Томас, не смей. Я не позволю тебе».

— Сеньор убийца, как поживаете? – к первому голоску присоединился еще один.

— Сеньор убийца, что передать вашей матушке в аду? Ведь самоубийцы не попадают в рай! – а вот и третий детский голос.

А потом раздался звон разбитого стекла, и в голову Томаса прилетел небольшой камень. Молодой человек с изумлением поднес руку к голове – на пальцах осталась горячая кровь.

— Сеньор убийца, вам больно? Но не больнее, чем было вашей матушке, когда ее шея – раз! И сломалась! Знаете, она сама вязала узел веревки – вышло очень искусно!

— Замолчите… — Томас опустился на колени, обхватив голову руками. — Прошу вас…

— Сеньор убийца, а помните песенку, которую она пела вам на ночь? Когда была жива – до того, как вы свели ее в могилу? Мы напомним вам, сеньор!

Нестройный хор тонких детских голосов за окном завел песенку, которую Томас знал наизусть, и которая навечно отпечаталась в его памяти. То была детская песенка, которую знал каждый ребенок в Градаре.

Выходи, барашек, выходи на луг,

Все мы соберемся в дружный большой круг

Будем веселиться, собирать цветы

Раз-два-три, сегодня водишь ты!

«Томас!», Астарот гремел в его голове, «Томас, выходи из дома! Разыщи Дарио, и уезжайте!»

— Раз, два, три! – гремели в ответ детские голоса на улице, а весь мир вокруг, казалось, впал в глубочайший сон, не смея им мешать. — Сегодня водишь ты!

Внезапно, все смолкло. Детские голоса, Астарот – все затихло и замерло, словно в преддверии чего-то неотвратимого и важного. За окном раздался тихий одиночный смешок, но в ответ тут же послышалось шиканье, точно этот смешок мог что-то спугнуть.

Что-то или кого-то…

Томас поднялся с пола и медленно, спокойно отряхнул рясу. Так же спокойно и неторопливо он подошел к стене и снял с нее подсвечник с горящей свечой, а потом опустил свечу на кровать.

Огонь начал с треском пожирать тонкое одеяло и матрас, набитый соломой. Отблески пламени плясали на белом лице священника, который, не шелохнувшись, наблюдал за причудливой игрой огня. Когда же огонь перекинулся на стены, Томас вышел из комнаты, оставив дверь открытой. Пока он шел, за его спиной начали кричать люди.

Томас вышел во двор. Детей не было – лишь ломкие темные фигуры растворялись в ночной темноте за изгородью. Откуда-то из-за спины Томаса появился Дарио и схватил парня за руку.

— Сеньор! Что случилось? Вы в порядке?

Томас медленно развернулся, точно кукла, которую повернула чья-то невидимая рука. На Дарио смотрели мертвенно-пустые глаза.

Мужчина отшатнулся.

— Сеньор… — прошептал он и потряс руку Томаса. – Сеньор Томас. Ответьте мне, пожалуйста! Вы меня пугаете!

Неожиданно, губы Томаса разомкнулись. Незнакомый, низкий голос сказал:

— Его нет.

— Астарот, — Дарио с ужасом уставился на лицо друга. — Что значит, его нет? Он ведь стоит передо мной, мой Томас! Где он может быть?

— Он ушел.

И Дарио понял. Глядя в пустые глаза священника, держа его за холодную, бесчувственную руку, он понял, куда ушел Томас.

— В какие черные глубины сознания вас завели вина и горе? – спросил он, крепко сжимая ладонь Томаса. — И как мне вывести вас оттуда?