Из старых записных книжек (1924-1947) - Пантелеев Леонид - Страница 2

* * *

Когда мы в 1919 году приехали из Ярославской губернии в Мензелинск, первым делом отправились в коммунальную столовую. Там нам навалили полные миски гречневой каши. Ели, ели и не могли доесть. Изголодавшись за полтора года, мы уже хорошо знали цену такой вещи, как гречневая каша. Не доели надо взять с собой. Но - как, в чем? Елена Ивановна, бывшая наша бонна, снимает с пятилетней Ляли панталончики, завязывает каждую штанину узелком и - кашу туда.

* * *

На лекциях студенты-медики заигрывают с курсистками. Перебрасываются шейными позвонками и скуловыми косточками.

* * *

Его усыпанное прыщами лицо напоминало те лица, которые изображают на журнальных объявлениях и на аптекарских плакатах с надписью: "До употребления".

* * *

Купил на толкучке "Полный словарь-толкователь иностранных слов" и учит их одно за другим.

Выражается так:

- Читал одну книжку. Ничего не понял. Какая-то невралгистика, мораль.

- Он был не в своем интеллекте.

* * *

Фамилия: Вселенный. Жена его - Аделаида Матвеевна Вселенная.

* * *

- Какие у тебя узкоколейные взгляды!..

* * *

Генеральша Соколова с февральской революции и до самой смерти не мыла рук. Объясняла знакомым:

- Вспомните, милая, Великую французскую революцию. Тогда аристократов узнавали по рукам. Белоручек отправляли на гильотину. Я не хочу, ма шер, на гильотину!..

* * *

- Как называется столица Соединенных Штатов? - спросили барышню.

Пожала плечами:

- Голливуд?

* * *

Он не закричал только потому, что был нем, как сорок тысяч кинематографов.

* * *

В дни юности нашей мамы за ней ухаживал некий юноша, сын крупного сенновского мясоторговца, Вася П. В письме к маме он написал:

"Ваше милое бытие не дает мне покоя".

* * *

Крепкое имя:

Варвара Романовна.

* * *

Рабфаковец, читая вслух Тургенева, всюду, где нужно было прочесть: "г.Кирсанов", произносил:

- Гражданин Кирсанов.

* * *

На рабфаке. Преподаватель говорит о Толстом:

- По Толстому бог в каждом из нас. Вот в этом товарище бог, и в этом товарище бог, и во мне бог.

* * *

Какими путями приходит в наше сердце радость? Неясны, загадочны эти пути.

В сумерках сидел у открытого окна, пробовал читать. Непонятная, глухая тоска душила меня.

Вдруг на улице бабий звонкий голос крикнул:

- Иван Ягорыч!

И стало вдруг радостно, легко, весело и светло на душе.

* * *

Дети прозвали большой граненый стакан: двухспальный стакан.

* * *

Детство запомнилось ему лишь одной-единственной фразой из давно забытой книжки:

"Эге, малыш, да ты на лыжах?!"

* * *

- Лицо, у него бэж-цвет.

* * *

Рыночная поговорка:

- Цена не стена, ее подвинуть можно. Нынче и стены двигают.

* * *

Прелестная испанская поговорка:

- Кое-кто может сказать о себе - я был храбр, но никто - я храбр.

* * *

Колька Маргарита в разговоре с барышнями - на каждом шагу:

- Разговор исчерёпан.

* * *

У отца был товарищ - офицер, который признался ему, что носит всегда два кошелька: один, с деньгами, для себя и другой, пустой, для друзей, которые могут попросить в долг. Отец перестал здороваться с этим Ш.

* * *

Одесса.

В Дитячому мiстечку (детском городке) имени III Интернационала. Иду по Тополевой улице. Слышу за забором:

- Хлопци! Хлопци! Письменник иде!

* * *

- Дядя, правда, что у вас в Ленинграде только два раза в пятидневку бывает солнце?

* * *

Вечером девочки в обнимку гуляют по аллее.

* * *

- Ша! Зашейте рты!

* * *

И здесь идет дождь. И здесь ребята прыгают и кричат:

Дождик, дождик, перестань...

Это заклинание путешествует по всей России. Но в каждом новом месте ребята заканчивают его по-своему. В раннем детстве, где-нибудь в Петергофе или в Островках, мы кричали:

Дождик, дождик, перестань,

Я поеду в Иордань!

В Мензелинске ехали, помнится, уже "во Казань".

Одесские ребята громче других кричат:

Дождик, дождик, перестань,

Я поеду на Фонтан.

* * *

На Ришельевской парикмахерская "ДВА БРАТА". Где-то на другой улице другая "перукарня":

"БАСТИЛИЯ"

Очень симпатичная традиция.

* * *

Поезд "Батум - Тифлис" отходит в девятом часу вечера. В сумерках проплывают низенькие станционные постройки, пестрый батумский базар, низкорослый, одноэтажный и двухэтажный, город. Милый город с его субтропической флорой, с пальмами, кипарисами, с запахами моря, угля, кофе, пеньки, машинного масла, - город, скорее, какой-то южно-американский, чем черноморский. Не хватает только королей и капусты.

* * *

Задавили осла, ишака. Стояли в степи минут двадцать. Я видел, как мальчик-азербайджанец, рыдая навзрыд, нес отрезанную колесами паровоза голову осла. Держал ее за ухо, нес как ведро с водой, припадая на одну ногу, семеня мелкими шажками...

* * *

В поезде, спасаясь от скуки, показывают фокусы, рассказывают анекдоты, загадывают загадки, вроде такой:

- Из Тифлиса вышел скорый поезд, делающий семьдесят верст в час. А из Москвы вылетела муха, летящая со скоростью три версты в час. Где они встретятся?

* * *

Сухопарая девушка в красном платье на глазах у всех чистит молоком свои белые туфли-спортсменки. Через минуту ее пожилой сосед вдруг начинает черные свои штиблеты чистить помидором. Скучно, наверно, очень.

* * *

У бабушки в Боровске. Здесь я не был шесть лет. В 1924 году, по пути "к Перестиани", когда мы направлялись с Гришей на поиски кинематографического счастья, мы заходили сюда дня на три. Были еще совсем мальчики. Курили потихоньку - во дворе, в уборной.

- Думаешь, мы не видели? - говорит, улыбаясь, бабушка. - Войдете в уборную - оттуда из всех щелей дым как на хорошем пожаре!

* * *

Закрытый и запущенный, разрушающийся Пафнутьевский монастырь. Святой Пафнутий Боровский жил, если не ошибаюсь, в XVI веке. В деревне Высокая сохранилась (и, кажется, действует) церковь, построенная этим святителем. Оттуда же берет начало река Текижа. Предание гласит, что Св.Пафнутий, ударив жезлом о землю, воскликнул:

- Теки же!

И возник источник, и забил ключ, и потекла река Текижа.

* * *

У бабушкиных знакомых - швейная машина, которая не будет работать, если ее не подержать полчаса в русской печке или в духовке.

* * *

В 1919 году приезжали в Боровск из окрестных деревень мужики, ходили по домам, спрашивали:

- А не продается ли тут комод с белыми зубами?

- Что за комод с зубами?

- А на котором ребятишкам побренчать можно.

Имелся в виду рояль.

Был, говорят, случай. Купил - выменял на муку и картошку - один мужичок рояль. А рояль был большой, полуконцертный, ни за что не лезет в избу. Пришлось пропиливать стену. Белые зубы оказались в горенке, а хвост - в сенях. Заменял стол. На нем стояли горшки, чугуны, крынки...

* * *

За чаем бабушка рассказывала:

- Жил-был в купеческой Москве Савва Никитич, фабрикант, владелец кирпичных заводов. Богатырь, силач и росту как Петр Великий или Гулливер. И при том этот Савва Никитич был чудак первой гильдии.

Зимой у Кацеповых собрались гости. Вздумали после чая играть в снежки. Вышли во двор и стали кидаться снегом.

У Кацеповых жила гувернантка Ольга Егоровна, маленькая, шустрая старушоночка. Она все старалась подскочить и кинуть Савве Никитичу за шиворот снега. Все бегает вокруг и никак не может допрыгнуть до его великанской шеи.

А ему надоело так... Он взял уважаемую Ольгу Егоровну за талию, поднял, перевернул и сунул ее вверх ногами в снег.

Так она и дрыгала своими коротенькими ножками в полосатых чулках.

* * *

Боровский водовоз. Крепкий немолодой мужичок в вытертой кожаной фуражке. Развозит воду по хозяевам. Его ждут, не уходят гулять, чтобы не остаться без воды.