Капкан для невесты (СИ) - Лакс Айрин - Страница 24

— Ему стало хуже?

Сердце щемит болью и беспокойство, неожиданно сильным, мучительным.

— Довлат проваливается в забытье, временами отключается. Защитная реакция организма. Как врач, который давно наблюдает за его состоянием, с полной ответственностью заявляю, что решение нужно принять именно сейчас. И, если ж так вышло, что вы – его невеста…

Меня берет оторопь и легким морозцем по коже проносится осознание важности принимаемого решения.

Оно кажется неподъемным, тяжелым грузом.

Могу ли я? Имею ли право решать, как поступить? Ведь я знаю Лорсанова совсем немного…

Это не просто сказать “да или нет” сейчас. За каждым словом лежит ответственность и последствия.

Если все пройдет хорошо, я буду рада.

Но, что, если вдруг произойдет нечто не очень хорошее? Лорсанову придется с этим жить, а мне… достанется груз вины за неверное решение и вред, невольно причиненный мужчине.

Слишком тяжелый вопрос! Нельзя торопиться…

Мы даже не помолвлены официально, чтобы я решала такие вопросы. Я предпринимаю попытку уйти от принятия сложного решения:

— У него нет других близких родственников?

— Лорсанов — выходец из приюта с младенческого возраста. У него нет родных. Есть только родственники жены. И, как его друг, я скажу честно, очень рад, что решение принимают не они. Есть шанс, что вы сделаете правильный выбор.

— А что не так с родственниками жены?

— Они не желают Довлату ничего лучше, чем мучительная смерть.

— Но я… Но я… Официальной помолвки не было, — бормочу, понимая, что силы и решимость тают с каждой секундой.

— Если делать операцию, лучше не медлить! — подстегивает меня врач. — Решайтесь. И мы прямо сейчас начнем подготовку.

У меня голова кругом. Я не должна такое решать. Не должна…

Но приходится!

Задевают слова о том, что родственники жены желают Лорсанову только смерти. Он грубый, высокомерный и всегда себе на уме, сложный до невозможности! Но желать ему мучений я бы никогда не стала!

— Так сложно… Давайте еще раз. На пальцах. Вариант А — операция. Он останется жив?

— Есть опасность в виде паралича.

— Но, даже если паралич, его жизни ничего не угрожает? — уточняю я.

— Да. Сейчас опасности жизни нет. Если отказываться от операции и просто провести симптоматическое лечение, то есть облегчить боль, то в дальнейшем я ничего гарантировать не могу. Он может проходить еще год, как ни в чем не бывало, а потом просто рухнуть бездыханным. Может уже завтра оказаться полностью парализованным без возможности восстановления.

— Хорошо. Хорошо…

Ладошки потеют. Сердце грохочет, как ненормальное.

— А я могу его увидеть? Перед принятием решения.

— Можете, но учтите, он впал в забытье.

***

Лорсанов лежит без движения. Он жив и дышит, это видно по его вздымающейся и опускающейся груди. На лице застыло выражение муки. Непривычно видеть его таким — открытым для чтения эмоций посторонними. С необыкновенной жадностью я разглядываю его лицо…

Если что-то пойдет не так, у меня в женихах окажется инвалид, прикованный к коляске, размышляю про себя. Но долго это не продлится. За такое Лорсанов меня точно прибьет!

Или выгонит…

Кажется, я хотела в монастырь… Теперь уже не так хочу туда попасть. Это было сказано сгоряча.

— И? Камилла, что вы решили? — уточняет Сулим.

— Я за операцию. Но…

Спотыкаюсь, не зная, как выразить свои ощущения. По сути, я слишком мало знаю Лорсанова, но из слов врача поняла, что именно такого развития событий он для себя не хочет. Может быть, даже боится этого!

— Вдруг все пойдет по нежелательному сценарию. Виноватой окажусь я… — выдыхаю.

— Нет, вы не правы. В этом нет вашей вины. Ни капли. Я очень надеюсь на благоприятный исход. Шансы велики. Просто я обязан предупредить о рисках. В любом случае, я буду рядом и объясню ему все.

Мне в любом случае жить с этим человеком. В хорошем он будет настроении или в плохом… Так-то я Лорсанова в хорошем настроении не видела даже. Но он умел улыбаться раньше, фото в телефоне не лгут.

Вдруг он останется в коляске инвалидной?!

Как мне потом жить с этим и знать, что он будет меня ненавидеть за принятое решение…

Часы показывают, что я раздумывала не больше минуты, но на душе у меня чувство, будто я за минуту прожила не один десяток лет. Может быть, даже седые волосинки дали о себе знать.

Чудовищная ответственность и неопределенность мигом лишают беззаботности. Я осторожно касаюсь безвольной руки Лорсанова, проведя пальцами по тыльной стороне его ладони.

Я буду рядом, обещаю мысленно.

— Делайте операцию. Мне нужно будет подписать согласие?

— Да.

Выходим. Я стараюсь не оборачиваться на Лорсанова, но потом все же обернулась и кажется, будто он лежит с сокрушающимся видом и спрашивает: что ты творишь, глупая девчонка?!

— Я заметил, что вам тяжело дается пребывание в стенах клиники. Позвонить кому-то из ваших близких?

Глава 17.

Камилла

Кому позвонить? Отцу? Он от меня отказался, отдал на время Довлату Лорсанову. Что, если он усомнится в возможности Лорсанова взять меня в жены, и решит отправить меня в монастырь, с глаз подальше!

Я этого не хочу… Да, вспылила. Но по сути, нет, не хочу!

Значит, звонок отцу отпадает.

По той же причине отпадает звонок Галие. Я никогда с ней не была дружна, а ее предательство расставило все точки над i. Мачехе? Тем более, звонить не стоит!

Я отрицательно покачала головой. Но правда в том, что мои нервы на пределе, и я точно не справлюсь сама.

— Родным звонить не стоит. Я, наверное, подруг попрошу, а пока… развеяться пойду.

— Хорошо. Проводить вас?

— Да, можно.

Сулим выводит меня из палаты, дает распоряжение медсестре, чтобы Лорсанова готовили к операции.

На улице я чувствую себя значительно лучше. Уточняю детали, касающиеся операции. Сулим отвечает подробно. Операция будет длиться несколько часов. Потом за состоянием Лорсанова будут наблюдать. В любом случае, ему придется остаться в больнице на какое-то время. Даже если все хорошо… Разумеется, исключены нагрузки в первое время после выписки из больницы.

— В целом, ему нужно восстановиться и перестать винить себя за случившееся, — добавляет Сулим, смотрит на меня с надеждой. — Может быть, у вас получится?

У кого? У меня?! Меня Лорсанов терпеть не может!

Я даже думать боюсь, как он будет зол на меня, когда узнает, что я за него такие вопросы решать вздумала. Ох… В бешенстве.

Зато есть надежда, что будет здоровым и сможет жить, не опасаясь, что откинет копыта в любой момент.

Это же хорошо, подбадриваю себя.

— Я надеюсь, что все будет успешно, — отвечаю лаконично.

— С вами приятно беседовать. Но нас ждут дела. Вам нужно подписать согласие…

По сути, сама мысль о возвращении в этот филиал ада меня пугает до сильнейшей дрожи. Но выбора нет. Плетусь обратно. Дико трушу и покрываюсь холодным потом, когда ставлю подпись. Капли пота даже над верхней губой зависли.

Все. Все.

Пути назад нет.

Мне так страшно… Как бы пережить время ожидания.

— У вас нет аллергии на лекарственные средства? — уточняет у меня Сулим. — Вам дурно. Я мог бы дать легкое седативное.

— Нет. Нет.

Я моментально отскакиваю от него так, словно он предлагает вколоть мне чуму добровольно.

— Не надо мне ничего колоть и давать. Я справлюсь!

— Уверены?

— Да-да. Ничего такого…

— Хмм…

Сулим переводит взгляд на запястье левой руки, я прокручиваю браслет без конца, тереблю его пальцами, расчесывая кожу. Кажется, уже процарапала дорожку до царапин.

— Все хорошо, — прячу руки в карман куртки.

— Вы обедали? — уточняет врач. — Можете попробовать поесть. Только не в стенах больницы. Здесь нечем перекусить, кроме батончиков из автомата и откровенно дерьмовым кофе.

— Не переживайте. Я перекушу чем-нибудь и снова вернусь в больницу, — добавляю не так радостно.