Ведущая на свет (СИ) - Волховец Вера - Страница 53

— Тогда давай мы поищем убежище для нас, как думаешь?

Она даже не думает, что если бы ему было нужно — он бы и сам себе убежище нашел. Она торопливо кивает, надеясь, очевидно, что и в этом вопросе она сможет чем-нибудь да помочь.

— Идите вперед, — глухо приказывает Генрих, — мне нужно немного подышать, я вас… Догоню.

Он успевает обменяться красноречивыми взглядами с суккубой, что ждет Агату, и усмехнуться при этом.

Не ты одна помнишь, как эта девочка за тебя молилась, дорогая.

Они делают пять шагов по дорожке — а Генрих взлетает по ступеням к двери склепа.

Агата замечает, что он не идет за ними — а Генрих уже вгоняет лимбийский ключ в замочную скважину, не целясь.

Агата бросается назад, и мелкие камушки летят из-под её ног, а Генрих спиной вперед шагает туда, в Чистилище, бросая последний взгляд на взъерошенную, раздосадованную, его птичку…

Она все равно не успеет. Дверь захлопнется до того, как она, вспомнив про крылья, взлетит на крыльцо, к двери склепа. Дверь закроется, оставляя Генриха в Лимбе, без всякого права на побег, оставляя Агату Виндроуз в Лондоне.

Она выберется. Она — точно выберется. Сейчас, когда Агата осознает собственную силу — а она осознает, иначе не бросалась бы обниматься с исчадиями и гладить голодных суккуб, она просто не может не выбраться.

А вот Генриху в Лондоне делать нечего.

В конце концов — он исчадие, и для таких как он в посмертии только одно место. Оно ему известно. Оно недалеко. Осталось только обставить свое возвращение с размахом.

В конце концов, где это видано, чтобы Генрих Хартман вот так взял и сдался архангелам без драки?

Да, да, именно сдавался.

Неделю свободы он получил, это был щедрый подарок, спасибо Небесам, но пора бы и честь знать.

Так будет лучше.

По крайней мере, если он вернется на Поле — одна безмозглая птичка останется цела…

19. Воля Небес

— Гад, гад, гад…

Мои отбитые ладони уже даже не пылают — просто ничего не чувствуют, столько раз я ими ударила по захлопнувшейся за этой рыжей сволочью двери. А слезы… Ох, нет, их уже вытекло столько, что я сейчас не рискнула бы показываться на глаза кому-нибудь, кому хоть самую малость желаю добра.

— Послушай, — за моей спиной покашливает Анна, — если тебе нужно в Чистилище, давай я найду кого-нибудь из патрульных серафимов, они тебя выручат ключом.

— А тебя? — остро уточняю я, оборачиваясь к суккубе. — Нет, дорогая, если мы сейчас пойдем к серафимам — мы, конечно, в Лимб попадем. Но пока мы разберемся, кто ты такая и почему тебя не надо отправлять на Поле — Генри уже схватят. И… Отправят на распятие. Вряд ли они будут собирать Трибунал для него. Все уже решено. Пока я не оспорю это их «решение» — они ничего сами не поменяют.

И снова сводит горло в горькой судороге. Я ведь ему обещала. Обещала, что сделаю все, чтоб он туда не вернулся. Да уж, обещать я умею.

— Я могу остаться здесь, — Анна чуть пожимает плечами, оглядываясь, — чтобы тебя не задерживать.

— Ну, уж нет, — я встряхиваю головой, — тебя я одну здесь не оставлю.

— Но почему?

— Потому что, — отрезаю я, не особенно понимая, почему настолько твердо стою на своем, — я твой поручитель. Понимаешь? Я несу за тебя ответственность.

Еще не хватало мне потом её снова отлавливать в какой-нибудь суккубьей стае. Нет уж, больше мои подопечные одни в смертном Лондоне не останутся. Слишком это рискованно.

— За него ты тоже ответственность несла? — Анна с ехидной улыбкой кивает в сторону двери, к которой я прислоняюсь виском.

— Да, — убийственно отрезаю я, — и за него тоже. И в комментариях на эту тему я особо не нуждаюсь.

Анна очень послушно и красноречиво замолкает. Настолько красноречиво, что я нервно фыркаю и утыкаюсь в дверь лбом, чтобы не видеть болтливого лица суккубы.

Как бороться за этого идиота, если он сам себя чуть что готов закопать.

Как будто я не думала, что рано или поздно мы окажемся близко к срыву. Не бывает всегда хорошо. И понятное дело, что пошлые шуточки — это не главная провинность Генриха Хартмана, ни с чем подобным исчадием и за тысячу лет не стать. Рано или поздно — мы бы с ним «познакомились» и вот так. С голодным, близким к тому, чтобы сожрать кого угодно, кто окажется ближе. Даже меня.

Это ведь было неизбежно.

Так зачем было после первой же проблемы накладывать на себя руки? Пойти и сдаться «во спасение».

Г-герой, тоже мне нашелся…

— Агата… — по тону Анны слышно — заговаривать ей со мной сейчас неловко. Потому что вроде бы во всей этой схеме «поручитель — порученный» я — тот самый лемминг, что должен вести за собой остальных.

— Да, сейчас, — я тихонько выдыхаю и пытаюсь встряхнуть мысли. Все-таки стоять здесь бессмысленно.

И если есть выход — нужно уже воспользоваться им, хоть мне и не хочется.

Даже если Генри отправят на Поле прямо сейчас, пока я разбираюсь с Департаментом Защиты Смертных — это не навсегда. И не безвозвратно. Триумвирату придется доказать мне, что молитва — действительно запрещена Небесами. И мне очень интересно, как они это сделают.

Мистер Пейтон жаловался, что я слишком неуправляемая? Кажется, пора злоупотребить самым главным моим недостатком. Ну, или достоинством, я так всегда считала.

Я ведь все равно не сдамся.

Если Небеса решили дать ему шанс, вверив его под мою опеку — я его вытащу. Даже если он сам в себя не верит.

И все же — гад!

Последний удар по закрытой двери склепа я делаю кулаком, чтобы точка была поставлена пожирнее.

— Агата…

— Я же сказала, сейчас пойдем, — устало бормочу я, выпрямляясь и разворачиваясь к Анне. Только по замершему лицу и взгляду, направленному за мое плечо, я понимаю, что она не то чтобы меня торопила, но — окликала. Привлекая внимание к…

Контур двери в склеп светится. Белым потусторонним сиянием, который видят только лимбийцы. И это ведь невозможно!

— Ты достучалась до Лимба… — медленно произносит Анна и нервно хихикает, — Агата, Лимб тебя услышал. Без ключей!

Да, согласна, это тянет на достижение…

— Идем, — ручку двери я дергаю решительно. Куда решительней внешне, чем внутренне.

Самое любопытное, что за дверью меня ожидает не что-нибудь случайное, а… Моя комната.

Моя комната, по которой будто прошлось торнадо. Именно оно, по всей видимости, швырялось моими красками в стены, разбросало листы портретных этюдов, сбило на пол одеяло…

— Здесь пахнет рыжим, — сообщает Анна, когда за ней хлопает и теряет связь со смертным миром дверь моей комнаты, — и еще кем-то. Серафимом…

Много ли серафимов имеют запасные ключи от моей комнаты и могут заваливаться вот так, без предупреждения.

Я кошусь в сторону углового кресла. У самой ножки валяется книга, упавшая вниз страницами, и — так и забытая на этом самом месте.

Здесь был Джо.

Он мог зайти ко мне в выходной и решить меня дождаться с моей «прогулки». Откуда ему было знать, что я решила выйти не на полчасика за кофе, а на весь вечер, с экскурсией на Поля и заходом в смертный Лондон?

И я могу себе представить, как он тут сидел, читал, а потом вдруг из этой самой двери в мою комнату ввалился Генри.

Не вылезающий из горячих розыскных сводок.

Рождественский подарок и кошмар в одном флаконе.

— Кхм, — Анна двумя пальцами приподнимает над полом мое одеяло, демонстрируя мне рассечение от длинных, острых как бритвы когтей. Что бы тут ни произошло, но мирно сдаться в планы Генри точно не входило.

Кому-то предстоит ответить за нанесенный мне ущерб! И легко он не отделается!

Я не успеваю детально прикинуть степень кары, которую обрушу на одну рыжую голову, как за окном раздается глухой треск, оглушительный, будто сами небеса рвутся пополам. Он и сбивает с меня тот ступор, что одолел меня при виде разгромленной комнаты. Я знаю этот звук…

На наружную площадку для взлета я вылетаю пулей. Суетливо оглядываясь, умоляя Небеса, чтобы тот бедлам, что сейчас происходит на этом слое, происходил с этой стороны здания, а то я же ничего не увижу…