Ты будешь мой (СИ) - Сакрытина Мария - Страница 27

Я смотрю на дерево: листья шелестят насмешливо-призывно. Да уж, мёдом я намазана…

В вещевом мешке находится соль. Жареный заяц не верх кулинарного искусства, но что-то в этом определённо есть. Уж куда лучше сырой рыбы. Фе!

— Сильвен, а как же животные? Они чудовищами не становятся?

Фэйри ложится в траву и смотрит на меня снизу вверх. Я вижу в его глазах отражение далёких звёзд.

— Нет, только люди и фэйри. Говорят, это вина Гэвины, первой дугэльской королевы.

Нам на уроках ничего такого не рассказывали, поэтому спорить я не хочу. А Сильвен не настаивает. Он только вдруг спрашивает через паузу:

— Арин. Ты хотела помочь вейлу — я видел, ты к нему шла. Почему не утянула к огню его?

Я вспоминаю крик исчезающего крылатого фэйри и начинаю мелко дрожать. У меня не было времени думать. Но даже если б было…

— Потому что я за тебя в ответе, — Сильвен, хмурясь, молча смотрит на меня, и я добавляю: — Ты сам сказал, что служишь мне. Я за тебя отвечаю.

Фэйри тихо смеётся.

— Дурочка. Ты получила бы куда лучшего слугу, если бы спасла вейла вместо меня. Он бы тоже принёс тебе клятву. И защищал бы лучше меня.

Я ёжусь, обнимаю себя за плечи.

— Правда? Там, на арене я тебя спасла тоже из расчёта на твою клятву, да? Ты так думаешь?

Фэйри смотрит на меня и криво улыбается.

— А почему же ещё?

«Арин, но ты же хотела надеть это платье! Почему ты даёшь его мне? А, я знаю, ты похудела, и оно тебе не идёт, да? Ох, как это удачно! Спасибо, Арин, спасибо тебе большое. Теперь Следен точно будет смотреть только на меня…»

Да. Как и тогда, так и сейчас объяснять бесполезно. Я пробовала — и даже мама назвала меня сумасшедшей. Впрочем, дальше чем «ну ты же мог умереть!» мои объяснения и не зашли бы. И ответ очевиден: «А тебе какое дело?».

Или просто не поверит. Фыркнет, отвернётся — и всё.

Поэтому фыркаю и отворачиваюсь я. Мне есть дело. Да, я люблю помогать. Я не пройду мимо. Я буду сомневаться, может, ругать себя потом. Но сделаю то, что считаю верным. Дурочка? Может быть.

Я сплю, прислонившись к тёплой коре… тополя? Всю ночь снится тёмно-синее, горящее звёздами небо и даже когда вздрагивает земля, мне не страшно. Мне всё чудится далёкий звон колокольчиков и тихий лиственный шелест: «Ты под моей защитой, русалка. Спи спокойно. Ты под защитой».

ГЛАВА 8. Илва

Три дня в архивах, порталы в Битэг, в столицу, в горные круги камней — и обратно. Сон урывками — и чучело в зеркале пугает даже меня. В утро, когда я должна была дать ответ королю Инесса, что такое творится с его сыном, моим служанкам пришлось очень потрудиться, чтобы привести меня в надлежащий вид. «Госпожа прекрасна», — уверяли они, накладывая маскирующий синяки крем под глаза. «У госпожи такая белая кожа». Зелёная — если я хоть что-то понимаю в цветах. Бледно-зелёная, как у утопленницы — именно такая кожа была у страшилы в отражении. И всклоченные волосы — чёрные, чтобы ещё резче оттенить болезненную бледность. И глаза — сегодня тоже чёрные, в обрамлении синяков, которых, похоже, не скрыть ни одним кремом.

Я ненавидела девчонку в отражении, кажется, даже сильнее, чем красавицу-русалку — чьё стеклянное панно из дома Рахэль теперь висело в моём кабинете. Очень помогало работать — я ярилась каждый раз, когда на него смотрела. И работоспособность замечательно повышалась. Я представляла, как разбираю горы документов — и с чувством выполненного долга сворачиваю черноволосой красавице шею. Примерно так же мне хотелось свернуть шею отражению — чтобы не позорило меня перед чужеземным двором. Мой будущий свёкор и так не упускал случая обмолвиться, что невеста его сына очень бледна — «милая Илва, нужно беречь себя, так ведь и умереть недолго». Не дождётся!

Впрочем, сегодня своему отражению и я бы дала от силы год жизни — земляной горечью могилы от меня, кажется, даже пахло. А ведь всего-то три ночи в катакомбах со свитками. Пылью должно тянуть, сладковатой книжной пылью. Но я королева тумана. Я всегда пахну горько.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

И смотреть на меня тоже горько.

«Какое платье желает госпожа?» — рискнула поинтересоваться статс-дама, и по её знаку одна из фрейлин тотчас протянула мне прекрасное платье из южного струящегося шёлка с золотой, тонкой работы вышивкой по лифу. Белое.

Не рановато ли меня в саван облачать?

«Г-госпожа, — от моего взгляда статс-дама стала заикаться даже сильнее меня, — г-господин Рэвин, я хот-тела с-сказать, л-лорд Рэвин уверяет, что белое будет сегодня ум-местно: ведь наша госпожа такая красивая невеста!»

Отражение вызверилось на меня в ответ. Клыки и когти ему пошли бы больше. Для полноты образа.

Камни послушно откликнулись на мою злость и завибрировали — впрочем, фрейлины к этому наверняка уже привыкли. Только побледнели слегка, да та, что платье держала, отпрянула.

Издеваются надо мной. Белое, чтобы подчеркнуть, как я бледна. Вышивка на груди, которой у меня нет. Великолепно…

«Отп-правьте Рэвину, — махнула рукой я, вдыхая поглубже и успокаиваясь. — Хочу в-видеть его сегодня п-при д-дворе в-в этом п-платье». Пусть хоть кто-то выглядит смешнее меня, в конце-то концов!

А потом, может, советы дельные давать начнёт. Беда с этими советниками…

Платье я надела коричневое. И янтарный гарнитур — польщу будущему родственничку. Я ненавижу янтарь — это единственный камень, который мне не подчиняется. Да и не камень вовсе. Но в чём-то Рэвин прав: у меня переговоры с Инессом, а этот гарнитур подарил мне король лично, когда я уезжала с острова. Я хорошо помню, как читала в глазах Килиана: «Хвала духам — и что б ноги твоей тут больше не было!» Ну это мы ещё посмотрим…

Его Величество Килиан смотрел на меня из русалочьего зеркала и улыбался. Сходства с Рэяном в нём было столько же, сколько у меня с русалкой. Волосы с проседью, лицо стервятника — и прозрачные глаза, напоминающие о ледяных ночах Битэга, когда я то мёрзла, проваливаясь в забытьё, то сгорала от лихорадки. Колючий взгляд — снег под босыми ногами… Я с трудом удержалась от желания проверить, всё ли так с моим лицом и одеждой. Зачем — всё, конечно же, не так, и фрейлины зря промучились на час дольше обычного, прежде чем отражение перестало меня пугать. Но радости тоже не вызывало. А ещё я всегда грешила на зеркало — вот это, переговорное. Им меня тоже одарил инесский король, и, хоть мои колдуньи раз сто проверили его всеми возможными способами, я почти не сомневалась: морской народ наверняка вложил в него парочку секретов. И Его Величество Килиан ими со мной не поделился.

«Моя дорогая Илва, — вкрадчиво произнёс король Инесса, обжигая меня взглядом, — объясните мне, пожалуйста, что случилось с моим сыном и вашим женихом такого, что он не смог поговорить со мной ни вчера, ни сегодня? И почему даже свита не в состоянии его найти?»

Я смотрела в ледяные глаза Килиана и думала, что когда Инесс будет мой, я с удовольствием забуду про наше родство. Но сначала мне всё-таки нужно породниться — выйти замуж, чтобы Рэян был мой. Навсегда.

«Его В-высочество, мой возлюб-бленный ж-жених, от-тдыхает», — в тот момент мне впервые за утро стало всё равно, как я выгляжу. И что заикаюсь. Рэян действительно отдыхал: связанный и опоенный снотворным. Уже третий день. И третий день я металась между архивами и собственной спальней, пытаясь если не вернуть Рэяну разум, то сделать так, чтобы он вёл себя, как раньше, хотя бы в присутствии других. Вернуть разум — нет, иллюзий, что Рэян меня простит или хотя бы сделает вид, чтобы не разрывать совсем уж дипломатию между Дугэлом и Инессом, у меня не было.

«Неужели? — колючий взгляд Килиана прошёлся по мне с головы до ног. Его придворные, наверное, поскуливали кверху лапками от такого взгляда. Я лишь уставилась на короля с тем же вниманием. — Камергер Рэяна уверял, что мой сын болен».