Ты будешь мой (СИ) - Сакрытина Мария - Страница 26

— Не выходи из круга, — ещё раз повторяет Сильвен и растворяется в зелёно-алом сумраке.

Я удивлённо осматриваюсь, замечаю стоящие у корней сумки с одеждой и едой. Ну хорошо, по крайней мере, вещи оставил — если уж решил уйти. И лошадь, флегматично жующая траву, привязана к одному из вздыбленных корней. Ладно…

Алый закатный свет играет с листвой в странные игры. Никогда не видела подобного в Дугэле — вечером там всегда опускается туман. А здесь — здесь мне хочется насладиться солнцем ещё.

Ноги снова ломит от боли, но я привычно не обращаю внимания. Зато дерево в центре нашей полянки — громадное, ствол моими руками не охватить — явно мне благоволит. Я легко взбираюсь по ветвям — дерево будто протягивает мне на помощь ветви-пальцы.

Наверху — чистое, без дымки облаков небо загорается звёздами. И огненный шар тонет за бесконечным лесом, омывая зелёные кроны ало-золотым.

Воздух пахнет свежестью вперемешку с пряным запахом коры и ноткой далёкой земли. Надо же, а нам говорили, что воздух леса — яд для дугэльца. Что духи деревьев — мерзкие, склочные существа, норовящие обвести тебя вокруг ствола и заставить блуждать в трёх соснах.

Я сажусь на ветку, свесив ноги, и с наслаждением потягиваюсь. В застывшем воздухе листья гладят мои волосы — прямо как пальцы, и соседние деревья наклоняются, качают сучьями, точно ведут беседу. Обо мне?

Небо потихоньку гаснет, но не чернеет, как в Дугэле, а становится тёмно-тёмно-синим. Глубокий, бездонный цвет с крапинками алмазной пыли. Я завороженно смотрю и больше всего мне хочется сейчас петь. Перебираю в уме знакомые песни и отдаюсь этому занятию с душой. Поэтому, когда внизу раздаётся громкий стон, чуть не сваливаюсь с ветки от неожиданности.

Внизу темно. Я щурюсь, пару раз соскальзываю, но неизменно успеваю ухватиться за заботливо подставленные ветви. Листья тревожно шелестят, цепляясь за мои волосы — не обращаю внимания, спускаюсь на землю.

Тихо.

Всхрапывает лошадь, я испуганно поворачиваюсь, и мне чудится за огненным кругом смазанное движение.

Костёр в центре поляны, обложенный землёй, уютно потрескивает. Огненные язычки тянутся вверх, танцуя в чёрном бархатном воздухе. Я, спотыкаясь и увязая в мягкой траве, подхожу ближе.

Вглядываюсь в темноту.

Свистит, выпуская воздух, поленце. И снова мне слышится стон — тут же я замечаю движение. И сверкающие, громадные глаза — круглые, как у сыча, отражающие свет пламени.

— Сильвен? — зову я, прекрасно понимая, что это не он.

Мне страшно, но сидеть у призывно шелестящего листвой дерева невыносимо. Я аккуратно вынимаю из костра загоревшуюся с одного конца ветку и иду к огненному кругу.

В потрескивающей тишине раздаётся ещё один стон, уже громче.

Вглядываюсь в темноту, помогая себе «факелом». И кое-как угадываю контуры лежащего шагах в двадцати тела — точно не Сильвен, если только он не успел отрастить крылья. Прозрачные, они напоминают крылья стрекозы и стелятся за незнакомцем, когда он пытается подползти к огненной границе. В жёлтых круглых глазах отражается костёр, а ещё — отчаяние и боль. Я чувствую это так же отчётливо, как слышу, когда бедняга стонет.

Маму всегда расстраивало, когда я принималась беседовать с незнакомцами. Особенно, когда я предлагала им помощь. Она уверяла, что мне самой никто в ответ никогда не поможет, и вообще, каждый в этом мире сам по себе.

Но я не могу просто так отвернуться и уйти. К тому же, что он мне сделает, он же еле ползёт.

— Вам нужна помощь? — зачем-то спрашиваю я, и круглые глаза упираются в меня, а к боли примешивается ещё что-то мне непонятное. — Подождите, — я перехватываю поудобнее самодельный факел. — Я сейчас.

Слова Сильвена: «Не выходи из круга» вспоминаются мне, когда я уже переступаю огненную границу, и шелест листьев за спиной усиливается, а воздух почему-то становится вязким и холодным. Как вода из моего кошмара… Я отмахиваюсь горящей веткой, та вспыхивает ярче, освещая смазанное движение рядом. Краем глаза я успеваю заметить, как в землю рядом с крылатым незнакомцем вонзается прут — и падаю, зацепившись за что-то.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Трава обнимает меня, земля поддаётся, точно песок, и мне чудится со страху, что чёрные клубы мрака тянутся лентами-пальцами, а деревья вокруг вовсе не деревья, а когтистые клыкастые чудовища… Отмахиваюсь «факелом», вскакиваю и слышу сдавленное: «Арин… в круг!».

В неровном свете огня мне чудятся тени: Сильвен и крылатый незнакомец — клубком, ползущие к ним ленты темноты, наклонившиеся когтистые деревья.

Дрожит земля — как будто к нам идёт что-то тяжёлое и, конечно, страшное. В унисон толчкам слышу эхо «в круг!». Вижу, как Сильвена и крылатого фэйри отшвыривает друг от друга, и чёрные ленты-щупальца окутывают обоих…

Рассуждать времени нет. Бегу к Сильвену, отмахиваясь огнём, нахожу на ощупь его руку и тяну к огненному кругу. Внутри него воздух сразу теплеет, обволакивает нас точно одеялом, под которым прячешься от ночных кошмаров.

Я силюсь встать, шарю рукой по земле. Ветка потухла, Сильвен рядом тяжело дышит. А хриплый стон крылатого, за которым я уже не успеваю, превращается в крик как раз, когда земля замирает.

Сильвен тянет меня к дереву. Пальцы-ветви укрывают нас, а мне чудится в звенящем от крика сумраке чудовище — то самое непонятное, но безумно страшное гленское чудовище, о котором нам столько рассказывали взрослые. «Если выйдешь в Гленну в ночь…»

Тело крылатого исчезает в сумраке, растворяется — и так же растворяется в воздухе крик.

Зловещая темнота наклоняется над нашим деревом, над костром. Над нами. Я замираю, даже не дышу, и так же замирает рядом Силвьен.

Только уютно пляшет клубком огненных змей костёр.

Мгновение — и снова дрожит земля, а жуткое невидимое чудовище-мрак удаляется, не заметив нас.

Облегчённо шелестят листья. Облегчённо выдыхаем мы с Сильвеном, и тут же фэйри шипит:

— Я же сказал: не выходи из круга!

— Но ему нужна была помощь, — жалко шепчу я. И сама понимаю, насколько это глупо. Но ему же правда нужна была помощь.

Сильвен шипит что-то невнятное и подползает к костру. Я вижу, что у его пояса болтаются привязанные зелёной веткой-побегом заячьи тушки. Чёрные глаза их тускло блестят, отражая пламя.

Снова вздрагивает земля. Я прижимаюсь к дереву — кора неестественно тёплая, почти горячая.

— Сильвен… что происходит?

Фэйри зыркает на меня, отвязывает зайцев, раскладывает у костра.

— Вейлу помогать ты не боялась.

Я сглатываю — земля ходит ходуном, а фэйри возится с тушками. Замечаю, как он ножом Марка делает разрез, а потом вытягивает мясо из кожи, как из чулка тонкой вязки.

— К-кому?

— Воздушному фэйри, — отмахивается Сильвен. — Успокойся. Пока ты в круге огня, тебя не тронут.

Его голос звучит очень уверенно, и я правда успокаиваюсь. Земля тоже дрожит тише — чудовище удаляется.

— Сильвен, это… это ваши… гленские…

Фэйри со вздохом нанизывает тушки на прут и подвешивает над огнём.

— Это наше гленское чудовище. Да.

Я подхожу к огню, обнимаю себя за плечи.

— А нам говорили, что это, ну, вы… В смысле, фэйри ночью… вот такими… становитесь.

— Правильно говорили, — огорошивает меня Сильвен, и я поражённо смотрю на него, ожидая, что он сейчас тоже растает во мраке, как тот крылатый, и кинется на меня.

Сильвен смотрит на меня в ответ, и я вижу, как его взгляд неожиданно смягчается.

— Каждый, кто окажется в Гленне после захода солнца превратится в ночного монстра. Если вам говорили так, то это правда. Именно поэтому наши холмы всегда закрываются с приходом ночи. И именно поэтому каждый, кто был изгнан, обречён на смерть. На это, — Сильвен кивает в сторону огненного круга.

Я ёжусь.

— А как же… мы?

— Ты, — Сильвен ворошит угли, отдвигая заячью тушку от жадного золотистого языка. — В Гленне есть свободные охотники. Мы живём в лесу большую часть времени, и приходим в деревню только на ярмарку. Все свободные охотники — колдуны и знают, как задобрить духов деревьев. Но изгнанников лишают магии, и духи нас не видят. Без их защиты и волшебства в Гленне ночь не пережить, — он кивает на дерево. — Нас щадят благодаря тебе. Тополь чувствует, кто ты, и бережёт меня как твою собственность. Он всегда не прочь защитить красивую девушку, которая оказалась в беде.