Цейтнот. Том 1 (СИ) - Корнев Павел Николаевич - Страница 40

Меня бросило в жар.

Если было, это и само по себе чревато неприятностями, но при этом ещё и ровным счётом ничего о процессе не помнить — и вовсе будто серпом по известному месту. А если не было — да как не было-то?! — то всё ещё сомнительней. Упился до такого состояния, что не смог, получается? Или приставал, но не дали, и уснул?

Стыдоба-то какая!

Чувствуя, как начинает печь щёки и уши, я осторожно перебрался на край кровати и уселся там. Подтягивать за собой простынку не рискнул, побоявшись разбудить Ингу. Об отсутствии купальных плавок переживал совершенно напрасно, стоило беспокоиться об отсутствии трусов.

Хотя какой мне с них сейчас прок? Вон, у кресла валяются. Только номер-то мой, не выйдет втихаря одеться и сбежать.

Скрип и шорох, потом — зевок.

— Уже проснулся? — спросила Инга.

Я молча кивнул.

— И сколько сейчас?

Карманные часы лежали на тумбочке, вставать с кровати не пришлось, дотянулся до них и так.

— Половина шестого.

— Ра-а-ано!

Вновь послышался зевок, зашуршала простыня, я не выдержал и оглянулся. Инга приподнялась на одном локте и, прикрывая левой рукой обнажённую грудь, смотрела на меня как-то очень уж требовательно, будто чего-то ждала.

Я облизнул губы и спросил:

— А у нас с тобой…

Инга нервно хихикнула, потом и вовсе рассмеялась в голос.

— Ох, Петя! Пока ты не уснул, то во всех подробностях рассказал, с какой безумной силой обожал меня в выпускных классах, какие нестерпимые моральные терзания испытывал от невзаимности чувств и как разлюбил сразу после инициации. И что теперь не испытываешь ко мне вообще никаких чувств. Не угомонился, пока я не подтвердила, что верю каждому твоему слову.

От стыда захотелось провалиться сквозь землю, но дальше — больше.

— И, знаешь, не вижу причин, почему бы нам сейчас не воплотить в жизнь кое-какие твои школьные фантазии. — Откинув простынку, Инга осталась в одних атласных трусиках, ещё и перестала прикрывать рукой не слишком крупную, зато едва ли не идеальной формы грудь, требовательно похлопала ладошкой по кровати рядом с собой. — Иди ко мне!

Иди ко мне?! Будто собачонку поманила!

Кровь застучала в висках, а попутно прилила туда, куда ей сейчас приливать совсем не стоило, и я оказался перед чрезвычайно нелёгким выбором: послушаться или же проявить характер. В первом случае пришлось бы согласиться, пусть даже и завуалированно, на подчинённую роль, во втором — идти в эдаком непотребном виде до кресла, в которое скидал вчера одежду, или стыдливо прикрыться простынкой и просить барышню уйти, что было попросту выше моих сил.

С мыслью «слаб человек», я плюнул на возможные последствия и потянулся к Инге. Погладил её по стройной голени, а потом ухватил и рывком подтянул к себе. Барышня ойкнула от неожиданности и перевернулась на живот, а я навалился сверху, уткнулся носом в русый затылок и втянул в себя едва уловимый аромат духов.

Ждал, что выверт силы тяжести отправит прямиком на потолок или приключится ещё какой-нибудь сверхъестественный казус, но нет — напряжённая до того будто струна Инга внезапно расслабилась и замерла подо мной на кровати. Шалея от собственной решительности, я потянул с неё трусики, а дальше всё случилось слишком уж быстро и как-то сумбурно, зато на удивление ярко, особенно под конец. И по кое-каким признакам финал таковым выдался вовсе не у меня одного.

С блаженным стоном я отвалился в сторону, шумно перевёл дух и уставился на Ингу. Та промокнула краешком простыни раскрасневшееся и покрытое испариной лицо, поднялась с кровати, избавилась от болтавшихся в ногах трусиков и заявила:

— А вот такого, Петя, мне о тебе Лия не рассказывала!

Раздражения я не уловил, но на всякий случай не преминул перевести всё в шутку.

— Разочарована?

— Да как тебе сказать…

Пояснять что-либо Инга оказалась не расположена, без малейшего стеснения и смущения она начала одеваться, и я ей откровенно залюбовался. Лия была примерно такого же роста и сложения, но Инга по сравнению с ней выглядела заметно спортивней и поджаристей, из-за чего оказалась полностью лишена малейших намёков на домашнюю мягкость одноклассницы. Открытое волевое лицо с высокими скулами и широким ртом, светло-русые волосы, стройные бёдра, узкая талия, некрупная и очень ладная грудь с бугорками сосков…

Пришлось даже напомнить себе, что я в неё больше не влюблён.

Инга застегнула сорочку, натянула и поправила подтяжки, тогда я не утерпел и отметил:

— Ты раньше не носила костюмы.

— Венечка полагал, что это умаляет женственность, — сообщила Инга, надела пиджак и, глядя в зеркало на потолке, привела в порядок растрепавшуюся причёску. — Кому только это в голову пришло? Лежишь, а на тебя будто сверху пялятся!

Я уселся на кровати и пожал плечами.

— Так уж мне повезло с номером.

— Нет, в моём то же самое. Портье сказал, так везде. — Инга надела шляпу и вдруг спросила: — Ты ведь помнишь, о чём мы говорили? Подумаешь об участии в проекте?

Она именно спросила, без вчерашнего приказного тона, и хоть после нашей скоротечной близости отвечать отказом категорически не хотелось, слабину я не дал.

— Из этого ничего не выйдет.

— И всё же — подумай, — сказала Инга и, оставив за собой последнее слово, вышла в коридор с такой естественностью, словно и не покидала утром номер постороннего мужчины, словно её нисколько не волновала случайная встреча с коллегами по студсовету.

А вот меня — волновала. И ещё как!

Только беспокоили неизбежные сплетни не вероятными осложнениями на военной кафедре из-за связи с невестой героического Вениамина Мельника — в конце концов помолвка уже расторгнута! — тревожила реакция на этот слух со стороны Льва.

Это у меня былые чувства к Инге поугасли, а он к ней, подозреваю, до сих пор неровно дышит. И если эта история станет достоянием общественности, нашим дружеским отношениям точно придёт конец. А мало того, что Лев последний из одноклассников, с кем я ещё поддерживаю отношения, так мне эти самые отношения ко всему прочему по работе поддерживать полагается! Вот он закусит удила и наломает дров, кто тогда виноват во всём будет?

Правильно — я и только я.

Откинувшись на подушку, я уставился на собственное отражение и прошептал:

— Ну не идиот ли ты после этого?

Вроде умный и предусмотрительный, опыта нахватался, а на деле опростоволосился почище зелёного первокурсника. Напился, вот и полезло наружу всё то, что с выпускного класса в черепной коробке подспудно варилось. Расслабился, называется!

И не сослаться ведь в случае чего на опьянение. Никто и слушать не станет.

Отражение ещё это дурацкое! Так и кажется, будто не одни в комнате были, будто есть свидетель наших утех, и он-то держать язык за зубами точно не станет. Непременно всем растрезвонит!

Мысль эта сделалась какой-то совсем уж навязчивой, и я даже простынку натянул, вроде как от собственного отражения прикрылся. Это и заставило задуматься, на кой чёрт вообще поместили на потолок зеркало. И не в одной комнате, не в двух — специально для любителей смотреть на себя со стороны, а решительно во всех.

Тут-то меня холодный пот и прошиб.

А ну как это и не зеркала вовсе? Точнее не простые зеркала, а зеркальные стёкла с односторонней прозрачностью? Как в книгах, фильмах и… учебных пособиях?!

Я резко ослабил заземление и попытался уловить присутствие кого-либо над перекрытием, но заработал лишь острый приступ мигрени. Тогда скатился с кровати и принялся с лихорадочной поспешностью одеваться, намереваясь незамедлительно это своё предположение проверить.

Свидетели — ерунда, но так ведь можно и скрытую фотосъёмку вести!

Рывком распахнув дверь, я выглянул в пустой коридор и каким-то запредельным усилием воли обуздал нервозность, сумел взять себя в руки.

Здесь ведь правительственную комиссию ждали, а значит, и другие важные шишки бывают. Никто бы попросту не стал городить такой огород исключительно ради членов студенческого самоуправления! Если зеркала и непростые, это отнюдь не означает, что за нами велось наблюдение. Но пусть бы даже и велось — не того я полёта птица, чтобы угодить в серьёзную разработку, а без серьёзной разработки моих болевых точек не выявить. Мы с Ингой люди свободные, ничего предосудительного в наших отношениях нет.