Спартак (Другой перевод) - Джованьоли Рафаэлло (Рафаэло) - Страница 52

Господствуя на Везувии и на прилегающих равнинах, Спартак заставлял свои отряды ежедневно подолгу упражняться в тактических маневрах римских легионов, учиться раздвигать и смыкать ряды, сходиться в намеченном пункте, делать обходные движения, поворачиваться направо и налево, строиться в колонну и в три боевые линии, из третьей, перейдя через вторую, занимать место в первой линии и так далее. Из труб и букцин, отнятых у легионеров Сервилиана, Спартак организовал небольшой духовой оркестр и научил его играть утреннюю зорю, сбор и сигнал к атаке.

Таким образом, с прозорливостью искуснейшего полководца используя время, которое дал ему противник, Спартак занимался строевым обучением своих солдат и готовился оказать упорное сопротивление врагу, нападения которого ждал в скором времени.

И действительно Клодий Глабр не замедлил явиться. Едва собрав свои когорты, он большими переходами двинулся против гладиаторов.

Строгой дисциплиной, энергично проводимой среди воинов, Спартак в короткое время сумел завоевать расположение и любовь всех окрестных пастухов и дровосеков; благодаря этому, уже за день до прибытия Клодия, Спартак знал не только о его приближении, но и с какими силами тот идет его атаковать. Так как он понял, что с тысячей двумястами людей нельзя выступать в открытом поле против трех тысяч римских легионеров, то он отступил в свой лагерь на Везувий и здесь ждал неприятеля.

Атака началась после полудня, в двадцатый день пребывания гладиаторов на Везувии. Манипула легко вооруженных пехотинцев, рассыпавшись цепью по лесу, находившемуся по обеим сторонам тропинки, и медленно взбираясь наверх, приблизилась к лагерю гладиаторов и пустила в него тысячу стрел; стрелы не принесли большого вреда потому, что стрелки были далеко от лагеря, все же несколько гладиаторов ранили и в том числе Борторикса. Но в тот момент, когда Спартак приготовился выйти из лагеря против неприятеля, стрелки и пращники быстро отступили, совершенно прекратив наступление.

Спартак понял, что поражение Сервилиана послужило новому предводителю римлян хорошим уроком, что атаки против его лагеря, подобные первой, больше не повторятся и что Клодий прибегнет к другим способам, чтобы выманить гладиаторов с площадки и сразиться с ними в выгодных для римлян условиях.

Действительно, легкая пехота была выслана Клодием наверх, чтобы проверить, находятся ли гладиаторы в своем лагере. Удостоверившись в этом, Клодий, очень хорошо знавший эти места, потер себе руки и с улыбкой удовлетворения, которая так не шла к его толстым, строгим губам и к его брюзгливому, загоревшему лицу, воскликнул:

— Мышь в ловушке! Через пять дней все они будут в нашей власти.

Центурионы и опционы, окружавшие его, с изумлением посмотрели друг на друга, не понимая слов трибуна, но вскоре им все стало ясным. Тысячу человек Клодий оставил на широкой дороге у подошвы горы, под начальством центуриона Марка Валерия Мессалы Нигера; остальным приказал следовать вверх, по дороге на Везувий, вплоть до места, где начинались леса и извилистая тропинка, которая могла быть единственным доступом в лагерь гладиаторов. Здесь он остановил свое войско и, выбрав удобное место, приказал разбить лагерь. Затем он немедленно послал опциона к центуриону Валерию Мессале Нигеру с приказанием точно выполнить заранее условленный маневр.

Этот Маок Валерий Мессала Нигер, ставший потом, через девять лет после описываемых нами событий, консулом, был молодой человек лет тридцати трех, смелый, честолюбивый и жаждавший военных отличий; он сражался во время гражданской войны в войсках Суллы и показал там свою доблесть, а потом за четыре года до тех событий, о которых мы рассказываем, последовал за Аппием Клавдием Пульхром, посланным в Македонию против нескольких восставших провинций, в частности против фракийцев. В сражениях на Родопских горах он отличился своим мужеством и был награжден за это гражданским венком и званием центуриона. Когда новость о восстании гладиаторов пришла в Рим, Валерий Мессала попросил разрешения отправиться в карательную экспедицию против гладиаторов, ибо этот гордый патриций принадлежал к числу тех, у кого мысль о войне с гладиаторами вызывала улыбку презрения.

Впрочем к жажде славы у Мессалы Нигера в данном случае присоединилась другая, тайная причина — страшная ненависть, которую он питал к Спартаку, ибо он был родственником Валерии Мессалы, вдовы Суллы. Когда весть о ее любовной связи с Спартаком дошла до него, он почувствовал такой стыд и негодование, что не хотел больше видеться и здороваться со своей родственницей; по отношению же к подлому гладиатору, осквернившему своими объятиями имя Мессала, он испытывал глубокую и неугасимую ненависть.

Получив приказ трибуна Клодия Глабра, Мессала двинулся со своими двумя когортами вдоль подножья Везувия, огибая гору до тех пор, пока не достиг склона, обращенного на Нолу и Нуцерию. Здесь, остановив когорты, он приказал разбить лагерь.

Мы не станем описывать как за два часа оба римских отряда на склонах горы соорудили лагери.

Как обычно, лагери имели квадратную форму, были окружены рвом и валом и защищены сверху густым частоколом. Быстрота, с которой римляне строили свои лагери, их совершенство и безопасность слишком хорошо известны благодаря описаниям и похвалам историков и военных специалистов, нам пришлось бы только повторять эти восхваления.

Так Клодий Глабр с одной стороны, а Мессала Нигер — с другой к вечеру расположились лагерем, заперев два единственные, имевшиеся у гладиаторов выхода из их убежища. Тут римские когорты поняли план своего вождя и возликовали при мысли, что мышь, действительно, оказалась запертой в мышеловке.

Как воин предусмотрительный и благоразумный, Клодий послал только одну тысячу человек охранять тропинку, которая вела к Ноле, ибо крайняя крутизна горы с этой стороны была естественным препятствием для спуска гладиаторов. Большую часть своих сил он сосредоточил у дороги со стороны Помпей, где спуск был несравненно удобнее и откуда поэтому с наибольшей вероятностью следовало ожидать атаки.

На заре следующего дня Спартак, обходя, по своему обыкновению, площадку, увидел врагов, расположившихся лагерем под скалами, выходящими на Нолу. Чтобы выяснить положение, он, и в главе двух манипул, стал спускаться по тропинке, ведущей к Помпее. Но не успел пройти и двух миль, как его авангард обнаружил римских часовых. Спартак остановил свой отряд, а сам дошел до того места, куда добрался его авангард, и перед глазами пораженного гладиатора сразу предстал римский лагерь во всей его грозной мощи.

Неподвижно стоял Спартак, устремив глаза на подымавшийся перед ним вал, и не говорил ни слова; римский лагерь производил на него такое впечатление, какое произвело бы на заживо погребенного при пробуждении прикосновение руки к холодной, тяжелой крышке собственного гроба.

Римские часовые при первом появлении авангарда гладиаторов дали сигнал к тревоге, целая центурия вышла из лагеря и двинулась, пуская стрелы на Спартака; а он, погруженный в скорбь, от сознания, что он заперт и безвозвратно погиб, не двигался с места и не замечал дротиков, которые, свистя, падали вокруг него.

Его вывел из неподвижности бывший во главе авангарда декан, сказав:

— Спартак!.. Что нам делать?.. Нужно или идти вперед и сражаться или отступать.

— Ты прав, Альцест, — печально ответил рудиарий. — Отступать.

Римская центурия преследовала гладиаторов некоторое время, беспокоя их стрелами, но скоро и она, согласно полученному ею приказу, вернулась в свой лагерь.

Достигнув площадки, Спартак призвал к себе Эномая, Борторикса и других наиболее опытных и отважных командиров. Он изложил, как обстояли дела и в каком критическом положении они очутились, и спросил, что, по их мнению, следовало бы предпринять в таких тяжелых обстоятельствах.

Эномай, с присущими ему неукротимым мужеством, горячностью и презрением к смерти, закричал:

— Клянусь Эринниями!.. Что нам остается делать, как не броситься с яростью диких зверей на тот или другой римский лагерь. Тысяча погибнет, а двести пробьется.