Туман настоящего. Несколько жизней - Орлова Наталья Леонидовна - Страница 21

Берт стал успокаиваться, отстранился от монаха, утер лицо, закутался в одеяло и свернулся калачиком на узкой кровати. Крис устроился у него в ногах. Брат Ансельм сел рядом на пол, стал гладить его по голове, понимая, что только время смягчит боль утраты.

Рассвет был серым, но дождь прекратился. Берт с раннего утра возился с лошадьми, расчесывая им гривы, проверяя упряжь, то и дело тревожно высматривая Криса. Никто и не обращал внимания на мальчишку-послушника. Странников накормили и предложили задержаться, но брат Ансельм сослался на важность своего обета и невозможность промедления. Он дал наставления лекарю, чем поить больного и отметил, что теперь, после исповеди господин пойдет на поправку. Перед отъездом монах еще раз посетил хозяина дома, благословил его. И вскоре два всадника – один крупный бородатый монах, второй – хрупкий юноша-послушник с седельной сукой у седла, из которой выглядывала черная ушастая голова кота, выехали из распахнутых ворот навстречу пасмурному осеннему дню.

Путешествие брата Ансельма и Бертрада. К морю

Путники двигались на юг к морю, осень ступала по их следам, становилось холоднее, они не могли больше ночевать в лесу, чаще останавливаясь на постоялых дворах. Они двигались к границе, оставляя за собой страну, в которой разгоралась ожесточенная война за власть.

Берт уже очень уверенно чувствовал себя в седле, кожа лица его загрубела от ветра и солнца, случалось, что девушки заглядывались на послушника, невольно вгоняя его в краску. Крис тоже окончательно превратился в ездового кота, даже стал сидеть на луке седла и взирать оттуда на меняющиеся пейзажи. Брат Ансельм лишь улыбался в бороду.

Иногда у них находились попутчики, которые, впрочем, не мешали долгим разговорам монаха и послушника о мироустройстве, Боге и философах древности. Крестьяне не понимали, о чем говорят эти, безусловно ученые люди, купцы же с уважением слушали, предпочитая не перебивать.

Погода резко изменилась, с моря подул теплый воздух, солнце стало пригревать почти по-летнему, с полей подул ароматный ветер, насыщенный дыханием поздних трав. Берт все чаще улыбался, ему стало казаться, что большую часть своей жизни он провел в седле, путешествуя с котом и братом Ансельмом к краю мира.

– Это так удивительно, что природа может быть жестокой – сковывая все кругом мертвящим холодом, и такой приветливой уже на следующий день.

– Да, сын мой. Думаю, в этом есть особый замысел – природа человека тоже такова: то жестокость и холод, то тепло и благо. От нас самих зависит очень многое. Не всегда надо отвечать холодом на холод, жестокостью на жестокость… В этом человек свободнее природы, мы не подчиняемся законам времен года…

– Но, уважаемый брат, разве не надо силой останавливать неправедных? – купец, давно прислушивавшийся к их беседе, пришпорил свою лощадь – Так ни на кого управы же не найдешь? Кто сильнее, за тем и правда.

– Это справедливо для некоторых ситуаций – брат Ансельм внимательно посмотрел на него. – Но все значительно сложнее. Остановить зарвавшегося подлеца нужно, даже полезно. Но не стоит ненавидеть его. Ненависть порождает ненависть, зло – зло. В скриптории нашего аббатства мне попался один интересный свиток. Там было сказано об огнепоклонниках – язычниках. Но у них я вычитал интересную мысль: «Счастье тому, кто желает счастья другим»…

– Я никогда не буду желать счастья разбойникам, которые грабят путников на дороге!

– Гм, и не надо, просто поставь себя на место такого человека…

– Вот еще, я тружусь, вожу товары, собираю их, плачу работникам, а он все отбирает и рад…

– Давай размышлять вместе: у тебя, благодаря твоим трудам, есть крыша над головой, добрый конь под тобой, теплая одежда и еда. Тебя многие знают и уважают. А что у него? Холод, голод, страх быть пойманным и повешенным… К нам в аббатство как-то пришел такой человек худой, изможденный, избитый. Была суровая зима, он умирал на улице. Я не оправдываю его, нет. Я хочу, чтобы ты понял, что часто у таких людей нет выбора, а потому они становятся жестокими, подобными зверям, не знающим милосердия. Сейчас он стал одним из наших братьев – у него оказался отличный голос, который теперь украшение нашего хора. Это редкость. Но и такие люди есть. Мир очень сложен, в нем нет плохих и хороших людей…

Купец задумчиво слушал брата Ансельма, Крис щурился, греясь на солнце, Берт смотрел монаха с обожанием и старался наслаждаться каждой минутой, не позволяя туману настоящего скрыть яркое голубое небо, легкие белые облака, золотую листву и ставшую белоснежной, словно сотканной из облаков бороду брата Ансельма.

Их путь завершился неожиданно возникшей на горизонте полоской бесконечного моря и черной громадой замка на прибрежной скале. Монах уверенно постучал в закрытые ворота и попросил слугу доложить господину, что прибыл брат Ансельм с важным посланием. Вскоре ворота медленно раскрылись, монах и послушник въехали в них.

Бенедикт и Беатрис. Свобода

Бенедикт и Беатрис въехали в ворота прибрежного замка. Бенедикт помог любимой покинуть седло, и Крису покинуть сумку. Повел свою даму, держа за руку вслед за слугой. В стрельчатые окна замка было видно бесконечную морскую гладь, большую залу заливал солнечный свет. Бенедикт уверенно вошел и снял с головы капюшон.

– Вот это гость! – раздался восторженный возглас и маркиз Виллар, распахнув объятья, направился к Бенедикту – Ты жив! Я оплакивал тебя вместе с Реми! Его повесили, ты знаешь? Прямо во дворце…

Они крепко обнялись и маркиз с интересом посмотрел на Беатрис.

– Представишь меня твоему спутнику… – он прищурился – Не может быть! Беатрис Прекрасная! Бог мой! – Маркиз церемонно опустился на одно колено и поднес благосклонно протянутую Беатрис руку к губам. – Даже в этом маскараде ваша красота затмевает свет! Графиня, примите мои соболезнования…

– Вот и хорошо, но все же я представлю тебе свою спутницу – Бенедикт подошел к Беатрис – Это, действительно, Беатрис Прекрасная, а ныне – моя невеста… Мы надеемся на твое гостеприимство и возможность обосноваться в этой стране на неопределенное время…

– Вот как… Мои поздравления! Сегодня по истине день чудес! Ваш визит и такие новости… Конечно, рад буду оказать помощь…

Вечером в парадном зале горели свечи, Беатрис впервые за долгое время снова облачилась в дамский наряд, короткие волосы были уложены в аккуратную прическу и покрыты жемчужной сеткой, согласно новой моде. На шее сверкали украшения. Крис, как верный паж, высоко подняв хвост гордо шел за своей госпожой. Маркиз Виллар, забыв правила хорошего тона, во все глаза смотрел на кота.

– Впервые вижу подобное. Честно говоря, я думал, что все истории про дьявольского кота – извините – выдумка чистой воды…

– Знакомьтесь, это Кристобаль – мой верный спутник. – Казалось, кот снисходительно кивнул, чем вызвал новую волну недоумения.

Беатрис вежливо улыбалась, но комок стоял в горле. Ей вспомнилась очень похожая сцена знакомства Криса в гостиной графини с Ланцелотом, которому они так многим были обязаны.

Бенедикт с аккуратно подстриженной бородой, расставшийся с монашеской рясой, выглядел внушительно и солидно. В нем нельзя было узнать того повесу, что устраивал скандальные пирушки в столице всего каких-нибудь пять лет назад. Все наслаждались ужином, шумом моря за окном и мягким теплом камина. Но скорбные новости проникали даже сюда, нарушая покой.

– Никогда не думал, старый друг, что будем так сидеть с тобой вдалеке от столицы. Что многих наших приятелей уже не окажется с нами…

– Человек всегда наивно полагает, что жизнь его будет благополучной и неизменной… – Бенедикт поднял бокал – Выпьем за тех, кто навсегда останется в нашей памяти!

Воцарилось молчание, каждый из них вспоминал. Беатрис снова ощутила, как опустел мир без графини. Эта старая дама стала для нее не просто наставницей – другом, недостижимым эталоном ума и чести. Она вспомнила Рудольфа – высокомерного, гордого, всегда уверенного в себе, порой бесцеремонного. Море плескалось за распахнутыми окнами, от солоноватого ветра трепетали язычки свечей. Бесплотные тени ушедших стояли рядом с живыми, безмолвные, печальные. Янтарные глаза Криса были устремлены на них. Он узнал графиню и золотистые искорки в глубине его глаз приветливо вспыхнули. Даже к Рудольфу он отнесся благосклоннее. Призрак учтиво поклонился ему. Хрипловато пробили часы, словно призывая живых отвлечься от печальных мыслей, а тени окончательно покинуть этот свет.