Туман настоящего. Несколько жизней - Орлова Наталья Леонидовна - Страница 20

Без промедления их ввели в комнату умирающего. Там стоял тяжелый дух болезни и затхлости. Слуги принесли свечи. Брат Ансельм смог разглядеть бледное лицо больного, еще молодого человека, спутанные мокрые волосы, разметавшиеся по подушке, белую руку, лежащую поверх одеяла. Монах прикоснулся к его лбу – тот горел. От этого мужчина приоткрыл глаза.

– Я немного разбираюсь в медицине, позвольте, осмотреть вас?

– Думаю, мне ничего уже не поможет, брат. Но делайте, что посчитаете нужным… Я рад, что дождался вас… Мне невыносима мысль о смерти без покаяния…

Ансельм успокаивающе коснулся его руки и попросил слуг открыть окна, принести горячей воды, подогретого вина, меда, чистой ткани и свежего белья. В аптечке местного лекаря он нашел травы, залил их кипятком, смешал с медом и вином, напоил больного. Затем с помощью слега побледневшего Берта и слуг обтер больного и перевязал его рану на левом предплечье – скверную на вид, но не смертельную.

– Ничего, сын мой, лекарское искусство не всегда приятно, но оно необходимо… – сказал монах послушнику.

Свежий воздух проник в комнату, больной задышал легче, жар начал спадать. С неба на землю обрушился ливень. Слуги с поклоном удалились, оставив большую свечу у кровати. Монах хотел отослать послушника, но больной остановил его жестом. Берт удивленно взглянул на отца Ансельма и остался, примостившись в темном углу на скамье. Ливень с ожесточением барабанил по крыше и по листьям деревьев.

– Что же, сын мой, о теле твоем мы позаботились, но оно не исцелиться, если больна душа…

– Больна… отец мой, я ношу в ней тяжкий грех… И хочу исповедаться не только тебе. Пусть послушник останется. Мне будет тяжелее, но это будет правильно.

– Нет такого греха, который не мог бы простить Бог – ответил брат Ансельм, внезапно осознав, что повторяет слова, сказанные ему однажды аббатом Иоанном. – Слова облегчат душу…

– Я всегда был горд, очень горд! Я никогда не боялся умереть. Знаю, что, представ перед Богом, буду отвечать за все. Но сейчас, на пороге могилы мне страшно. И страх этот путает мои мысли… Брат, что мне делать?

– Сын мой, в этом мире нет людей безгрешных, наш мир – юдоль скорби. Расскажи нам и Богу все без утайки…

Воцарилось долгое молчание, больной, казалось, не решался его нарушить, глаза его лихорадочно блестели. Дождь шумел, да потрескивало пламя свечи, темные тени плясали на стенах, грешник следил за ними напряженно.

– Я ранен не на охоте… – он снова замолчал.

– Я понял это по характеру раны, она нанесена коротким кинжалом, удар был не сильным, прошел по скользящей… Подозреваю, лезвие было покрыто ядом. Но яд потерял часть своей силы, поэтому ты жив. Из-за него же твоя лихорадка.

– Само небо послало мне тебя… – он облегченно вздохнул – Ты прав. Слушай. Я родился бастардом влиятельного ныне господина. Отец не отрекся от меня, дал мне имя, небольшой титул и обучил всему, что необходимо дворянину. Я знал, кому обязан всем и служил верно своему отцу.

Уверен, о событиях в столице и во дворце тебе хорошо известно… Мой отец был в центре всего этого. Его жизнь зависела от того, смогу ли я раздобыть необходимые бумаги – это я понимал прекрасно, и казалось, был готов на все ради него. Он отправил меня в один замок, чтобы найти письма. Это переписка некой старой дамы. Но графиня ускользнула от меня. Пришлось убить ее секретаря. Я убивал раньше, но не так… Это не был поединок. Я убил подло, в спину. Что жизнь какого-то слуги, если на чаше весов честь и судьба человека, которому я обязан всем? Но это оказалось напрасным. Мне казалось, что после такого поступка душа моя погублена и мне нечего больше терять. Я взял на душу этот грех. Я думал только о своем долге.

Тогда мне пришлось следовать по пути старой графини. Ночью, под видом гонца я проник к ней в замок. Старуха мне не поверила. Знаешь, брат, это странно, но она была красива. Давно не молодая, но изящная, встретила меня царственно сидя в кресле, как на троне. Никогда не видел королеву, но даже испугался, что это может быть она. Черный бархат, украшения…

Кинжал она прятала в складках платья. Я не ожидал такого отпора. Она знала, что я несу смерть, но встретила меня, глядя в глаза. А я умираю как собака в страхе…

Она смеялась, показывая мне кучу пепла в камине – все, что осталось от тех самых писем, она назвала меня бастардом – она все знала!.. Она смеялась надо мной и моим отцом, она не боялась смерти. Я был взбешен и заколол ее, уже умирая она вонзила в меня кинжал…

Послушник в углу невольно вскрикнул и зажал рот рукой.

– Да, мальчик, ты видишь перед собой убийцу и подлеца. Я всегда верил в честь и долг – это были для меня не только слова. Но убив того человека и графиню, я запятнал себя… Я продал душу Дьяволу…

Брат Ансельм внимательно посмотрел на Берта, но юноша снова застыл неподвижной статуей в темном углу комнаты.

– По вечерам я вижу, как сгущается ночная тьма и из нее выступает темная фигура той женщины, но теперь она молода и красива. Она манит меня и смеется. Я схожу с ума… А может, это черти зовут меня в ад…

Я вернулся сюда, боясь гнева отца… И несколько дней провел в бреду. Каждую ночь она приходит и смеется надо мной… Я потерял свою честь и душу… – в это время на подоконнике мелькнула черная тень и два янтарных глаза уставились на больного, тот слабо вздрогнул, рука его взметнулась – Вот! Это сам Сатана…

– Успокойся, сын мой, это всего лишь кот. – промокший Крис спрыгнул на пол и подошел к Берту. Дождь за окном не прекратился, но стал затихать. Юноша взял кота на руки, стал вытирать его полой своей одежды, а потом прижал к себе, словно пытаясь найти у него помощи и защиты. Больной с недоумением следил за происходящим.

– Ты поступил скверно, и будешь отвечать перед Богом и уже отвечаешь… Не в моей власти отпустить эти грехи…

Но давай порассуждаем. Почему графиня бросила тебе вызов столь открыто? Мне показалось, что графиня сама избрала для себя смерть? Она выбрала тебя, чтобы уйти, показав свое величие, а не умереть глубокой старухой в окружении столь же старых служанок. Ты стал ее орудием…

Подумай об этом. Я скажу слова, которые тебе покажутся странными из уст монаха: в этом мире есть уникальные женщины, они сильнее мужчин духом, а иногда и умнее. Твои терзания говорят о том, что душа твоя страдает под тяжестью греха. Но ты жив, и будешь жить. Ты не умираешь физически. Посвяти оставшиеся дни искуплению… Ты не бедный человек, возведи часовню в честь святой по имени той дамы, спаси другие жизни, открой приют. Ты можешь покинуть этот мир и стать монахом, искупив свой грех служением. В мире нет только белого и черного. В нем много теней и полутонов. Подумай, если не было бы греха, было ли место искуплению?

Долго еще говорил брат Ансельм. Больной и Берт внимательно слушали его, дождь, успокаиваясь, стучал по крыше, свеча, медленно оплывала, догорая. Наконец глаза больного закрылись, и он задышал ровнее. Брат поднялся, стараясь не шуметь, взял свечу, приобнял за плечи послушника с котом на руках и повел его из комнаты. За дверью их встретил встревоженный слуга.

– Твой господин будет жить, он спит. И нам бы неплохо было отдохнуть…

– Конечно, ступайте за мной, для вас приготовили комнату…

Он отвел их в небольшую комнату для слуг, где для них постелили две узкие кровати, на столике стояла простой ужин. Монах устало поблагодарил слугу. Ужинали в тишине. По щекам Берта беззвучно катились слезы, он почти ничего не ел. Крис то и дело тревожно поглядывал на него, сидя рядом. Брат Ансельм сложил тарелки с остатками ужина, отдал их слуге и встал в дверях, задумчиво глядя на юношу, провел рукой по бороде, шагнул вперед и прижал послушника к груди. Берт зарылся лицом в рясу монаха, плечи его вздрагивали, брат Ансельм гладил его по голове и плечам и тихо, но внятно говорил.

– Все грешны, сын мой, исповедь дана людям, чтобы рассказать о своих грехах и осознать их. Месть порождает новый грех, получается замкнутый круг. Но людям дан шанс все осознать. Часто на пороге могилы. Его ад всегда рядом с ним. Поверь мне, дитя мое, теперь он будет жить иначе… А ее душа уже в лучшем из миров…