Американская история - Прист Кристофер - Страница 41

– Не помню, чтобы я такое видел. Это одна из сцен, которые я придумал?

– Думаю, это было вставлено позже.

Я попытался вычислить, когда это было сделано. На момент создания фильма Татаров определенно был еще жив, но он уехал из Шотландии и вернулся в Нью-Йорк через пару недель после того, как я взял у него интервью. Наверное, это было в 2006 году, потому что незадолго до этого я начал встречаться с Жанной. Я работал над сценарием в 2008-м, а фильм вышел ближе к концу следующего года. У меня сложилось впечатление, что водолечебницу снесли, как только Татаров и другие уехали оттуда. Тем не менее они не могли приступить к съемкам как минимум два года спустя.

Я сказал это Джей.

– Нам действительно пришлось снимать некоторые эпизоды в студии, – сказала она. – Но мы начали съемки в самой водолечебнице. После отъезда Татарова и американцев здание какое-то время стояло незанятым, но, когда мы были готовы приступить к съемкам, рабочие уже сносили самую старую часть здания. Восточное крыло было заброшенным и небезопасным. Вы наверняка видели, каким огромным было главное здание… такое длинное и узкое, оно тянулось по склону холма и имело как минимум четыре крыла. Плюс огромная территория. Американцы располагались в западном крыле, и оно все еще оставалось нетронутым, когда мы там были. Брайан договорился с владельцами, чтобы мы в течение двух недель могли снимать внутри здания, но команда по его сносу производила ужасно много шума и вибрации, повсюду висела пыль, так что через несколько дней нам пришлось уехать.

– Они использовали для сноса домов взрывчатку? – спросил я.

– Нет, только бульдозеры и чугунные бабы.

Мы с Жанной переехали на Бьют в 2017 году, где вскоре родился Луи. Сету на тот момент было почти два года. Я ни разу не завернул к водолечебнице – ни тогда, ни после. Думаю, мы проезжали мимо нее десятки раз, но ее нелегко было разглядеть с дороги из-за деревенских домов и деревьев. Большинство сохранившихся фотографий, сделанных в те дни, когда водолечебница работала, были сняты либо с края давно канувшего в небытие пирса, на смену которому пришла набережная в Байле-Бхойд, либо с плывущей по заливу лодки. С такой точки обзора викторианский особняк гордо возвышался на склоне холма, как будто паря над деревней, но, когда вы были там, на уровне моря, он более или менее скрывался от взгляда. Многие деревья с тех пор сильно выросли.

– Что стало с Брайаном и с вами? – спросил я. – Вы все еще работаете с ним?

– Нет, моя работа закончилась вместе с фильмом. Вы, наверное, не слышали, но через пару лет он умер. Он больше не снимал фильмов. Благодаря скромному успеху «Сергея и Тани» он снял несколько рекламных роликов, но потом заболел. Я узнала об этом только через несколько недель после его смерти.

Удивленный и даже слегка растерянный, я несколько мгновений сидел молча. Я отлично помнил Брайана Клермонта, хотя мне не нравилось, как он работал, как бесконечно менял свое мнение, требовал переписывать что-то по чужой прихоти. Равно как и Джеки, или Джей, если на то пошло. Тот период остался в прошлом. Теперь это не имело значения. Часть работы, которую я проделал за эти годы, была просто переходом к чему-то другому, именно этим и был для меня сценарий «Сергея и Тани».

– А как насчет вас? Вы все еще снимаете фильмы?

– Я никогда их не снимала – я закулисный работник. Вернее, была, пока меня не уволили. Я почти никогда не присутствовала на съемках, если вы это имеете в виду. Когда работает камера, большинство тех, кто занят в киноиндустрии, находятся в другом месте.

– Пожалуй, я понял это, когда писал сценарий.

– Это была отстойная идея для фильма, верно?

– Я никогда не говорил этого Брайану столь многословно, но да. Тем не менее ему удалось его снять, а люди пришли его посмотреть. Он даже удостоился нескольких неплохих отзывов. Для меня это тоже был ценный опыт.

– Брайан был очарован Татаровым.

– Я так и думал. Многое из того, что сказал Татаров, меня озадачило.

– Вы помните, как мы познакомились? – спросила Джей. – Когда Брайан поделился с вами своей идеей для сценария?

– Конечно. Чего Брайан не знал и я не мог ему этого сказать, так это что я действительно приезжал в водолечебницу, чтобы встретиться с Татаровым. Это происходило в тот момент, когда СМИ думали, что он пропал. Тогда я даже не знал, что о его исчезновении ходили слухи. Но во время нашей встречи Татаров взял с меня слово хранить в тайне все, что он скажет. Так что Брайан хотел поговорить о том, о чем я никоим образом говорить не мог.

– Пока вы разговаривали с Брайаном, я делала заметки, – сказала Джей. – Позже я была с ним, когда он их читал, и тогда он сказал, что вы, похоже, что-то от него скрывали. Он сказал, что не сомневается, что вы были у Татарова.

– Что ему было нужно на самом деле?

– Он хотел снять фильм про события 11 сентября. Для него это была большая тема. Он намеревался приступить к съемкам, как только закончит с «Сергеем». Он был уверен, что Татарову известно о событиях 11 сентября что-то крайне важное, и видел в «Сергее» способ заложить основы. Собственно, по этой причине он и пригласил вас.

– А какова была бы его точка зрения?

– Он полагал, что Татаров нашел терактам своеобразное объяснение через такую обыденную вещь, как телевидение. Все во всем мире смотрели телевизор.

– Я тоже, – сказал я. В тот долгий день, стоя в терминале аэропорта в Колумбусе.

– Вы помните, где вы были? – спросила она. – В день, когда это случилось?

– Разумеется, помню. Я был в самолете…

Она, не слушая, перебила меня:

– Я никогда не забуду того, что случилось со мной! Мне было семнадцать, я еще училась в школе. К нам в класс зашел завуч и повел нас в актовый зал. Все остальные старшеклассники уже были там. Младших не пустили. Там стоял телевизор и в прямом эфире показывали программу Би-би-си. Первое, что я увидела, – это пожар в одном из небоскребов, в Северной башне, из нее валил черный дым. Затем показали, как в Южную башню врезался второй самолет и протаранил ее.

– То есть вы видели это в прямом эфире.

– Нет, программа шла в прямом эфире, но у них были записи, а также прямые трансляции из Америки. Было трудно понять, как все началось. По телевизору крутили одни и те же кадры. Это сильно сбивало с толку, но одновременно заинтриговало меня еще больше. Почему не было прямой трансляции?

В том году я начала учебный курс по этике СМИ, синтаксису кино и телевидения. Я обожала этот предмет – ничто из того, что я проходила в школе, не было таким интересным. Так что, хотя я, как и все, считала тему 11 сентября кошмарной, я была очарована недосказанным языком трансляции, неким, как мне казалось, скрытым смыслом. Я читала работы человека по имени У. Хью Бэддели, классика теории кино- и теледокументалистики. Он был обеспокоен тем, как прямолинейное, фактическое событие могло быть снято на видео точно таким, каким оно произошло, а затем создатели фильма манипулировали им, придавая ему иные смыслы путем выбора ракурса камеры, монтажа, отвлекающих моментов, наложения картинок, вырезок и комментариев, использования стоп-кадров, чтобы зритель никогда не увидел всего.

Освещение событий 11 сентября американским телевидением было почти классическим тому примером. Казалось, репортажи были призваны скрыть происходящее, а не прояснить его. Информации почти не было, ничего прямого, никаких фактов. Сплошные догадки, домыслы, вопросы. Подчеркивая не те подробности, прерывая интервью, постоянно переходя от сцены к сцене, они фактически скрывали события на виду у всех. Они отказывались от всех правил визуальной документальной журналистики, делая невозможным передачу достоверной информации или ее получение зрителями.

Эффект заключался в том, что зрители должны были сами строить предположения о том, что им показывают.

Затем освещение терактов в программах Би-би-си только усугубило это. Они начали снова и снова запускать повторы, порой блокируя американские комментарии и вставляя свои собственные. У них были свои эксперты, которые все объясняли и строили гипотезы. Брайан сказал мне, что так было везде.