Путь кинжалов - Джордан Роберт - Страница 41

Его совсем не обрадовало, что Фэйли пустила Ласточку в галоп следом за ними. Он открыл было рот, но она, глядя на него, выгнула бровь. Разметавшиеся на ветру черные волосы были прекрасны. Она была очень красива. Выгнула бровь – и только. И Перрин сказал вовсе не то, что собирался:

– Защищай сзади, – велел он ей.

Улыбнувшись, Фэйли извлекла откуда-то кинжал. Иногда Перрина удивляло, как это он ни разу не порезался, обнимая жену, – так много у нее припрятано клинков.

Вновь взглянув вперед, Перрин лихорадочно замахал рукой Айраму, стараясь, чтобы не видела Фэйли. Тот кивнул и обнажил меч, готовый развалить надвое первого же из людей Пророка, оказавшегося на пути. Перрин надеялся, что Айрам понял правильно – если им придется все же схватиться с теми молодчиками, он должен оберегать Фэйли со спины, да и с других сторон.

Никто из головорезов их еще не заметил. Перрин закричал, но за своими воплями они его, похоже, не услышали.

Один, в болтающейся куртке, влез на стену, двое вот-вот тоже взберутся. Если Хранительницы Мудрости что-то хотят сделать...

Гром, раздавшийся чуть ли не над головой, едва не оглушил Перрина – чудовищный грохот заставил Ходока на миг споткнуться. Наконец-то нападавшие что-то заметили – они дико озирались, некоторые зажимали уши руками. Взобравшийся на стену головорез не удержался и свалился к своим товарищам. Правда, он тотчас же вскочил, сердитыми жестами приказывая окружать загон, и кое-кто подчинился. Другие увидели Перрина и, указывая пальцами, яростно зашевелили губами, но никто не побежал. Наоборот, нашлись такие, кто взял оружие на изготовку.

Вдруг над загоном возникло огненное колесо, словно бы лежащее на боку, диаметром в человеческий рост. Оно закрутилось, разбрасывая шипящие пламенные пучки и издавая протяжный стон, переходящий в вой и свист.

Оборванцы кинулись врассыпную, точно вспугнутые кролики. Человек в мешком сидевшей куртке размахивал руками и кричал, потом, бросив последний взгляд на огненное колесо, тоже кинулся наутек.

Перрин едва не рассмеялся. Никого не надо убивать. И не нужно тревожиться, что Фэйли получит вилами в бок.

Судя по всему, люди в загоне перепугались не меньше – по крайней мере, одна из них. Женщина, которая вздыбливала лошадь, выскользнула сквозь ворота и, подгоняя лошадь, пустила ее неуклюжим галопом по дороге, прочь от Перрина и его спутников.

– Постойте! – закричал Перрин. – Мы вас не обидим!

Услышали его или нет, неизвестно. Женщина продолжала нахлестывать лошадь. Привязанный позади седла узел подпрыгивал на каждом шагу. Те молодчики, может, и разбежались, но если она будет одна, двое-трое из них вполне способны на нее напасть. Пригнувшись к шее Ходока, Перрин ударил жеребца каблуками, и мышастый стрелой рванулся вдогонку.

Ходок заслужил свое имя не только за умение гарцевать. Кроме того, судя по неуклюжей поступи, лошадь женщины едва ли годилась под седло. С каждым шагом Ходок сокращал разделявшее животных расстояние; ближе, ближе, и вот уже Перрин сумел дотянуться до уздечки. Вблизи он разглядел лошадь незнакомки – исхудалое, взмыленное животное со сплющенными ноздрями. Настоящая кляча, хоть воронам на обед. Удивительно, как этот одр еще бегать ухитряется?

Перрин остановил обеих лошадей.

– Простите, госпожа, если испугал вас, – сказал он. – Честное слово, ничего плохого я не замышлял.

Второй раз за день извинения возымели вовсе не то действие, какого он ожидал. С лица, обрамленного длинными золотисто-рыжими локонами, по-королевски величественного, несмотря на слой перемешанной с потом пыли, на Перрина сердито взглянули голубые глаза. Пыльное, в дорожной грязи платье было из простой шерсти, но королевская ярость читалась на этом королевском лице.

– Мне незачем... – начала дама холодно, пытаясь высвободить свою лошадь, потом осеклась, когда на бурой кобылке – кости да кожа, ребра выпирают, – подскакала другая женщина, беловолосая и костлявая. Видно, этим людям довелось немало времени провести в седле – обе женщины, и старая, и помоложе, были все в пыли и имели очень усталый вид.

Старая то лучезарно улыбалась Перрину, то хмурилась своей товарке.

– Благодарю вас, милорд. – Ее голос, тонкий, но сильный, чуть дрогнул, когда она разглядела его поближе, но золотисто-желтые глаза юноши лишь на миг приостановили ее речь. Впрочем, испуганной или обеспокоенной она не казалась. И по-прежнему сжимала в руке крепкую палку. – Очень своевременное спасение. Майгдин, чем ты вообще думаешь? Ты бы убиться могла! И что бы мы тогда делали?! Она очень упрямая девочка, милорд, всегда торопится, сначала делает, потом думает. Запомни, дитя мое, только дурень бросает друзей и меняет серебро на блестящую медь. Мы так вам благодарны, милорд! Майгдин тоже, только дайте ей очухаться...

Майгдин, на добрый десяток лет старше Перрина, можно было назвать девочкой лишь по сравнению со второй женщиной, но, несмотря на усталую гримасу, которой соответствовал ее запах – смешанное с гневом раздражение, – она выслушала мораль, лишь раз попытавшись высвободить лошадь. Потом, опустив руки на луку седла, она осуждающе нахмурилась, затем моргнула. Опять желтые глаза. Но страхом от нее не пахло. А вот у женщины постарше Перрин чуял страх. Интересно, что причиной страху – он или что-то другое?

Пока старая женщина говорила, приблизился еще один спутник Майгдин – небритый мужчина на очередном одре, сером, с шишкастыми коленями. Но он держался в стороне. Ростом он не уступал Перрину, в плечах поуже, одет в видавший виды темный дорожный кафтан, на поясе – меч. Как и у женщин, к его седлу сзади был приторочен узелок. Едва заметный ветерок донес до Перрина его запах. Он был не испуган – насторожен. И если то, как он смотрел на Майгдин, могло служить подсказкой, то беспокоился он за нее. Судя по всему, они не просто спасли путников от банды головорезов...

– Наверное, вам лучше отправиться в мой лагерь, – сказал Перрин, отпустив наконец уздечку. – Там... вы будете в безопасности от... разбойников.

Отчасти он ждал, что Майгдин с места в карьер рванется к ближайшим деревьям, но она повернула коня к загону. Пахло от нее... уступчивостью.

Она сказала:

– Благодарю за приглашение, но я... мы... должны продолжать наше путешествие. Мы поедем дальше, Лини, – твердо добавила она, и вторая женщина так сурово нахмурилась, что у Перрина возникла мысль, уж не мать ли это с дочерью? Впрочем, по внешности такого не скажешь. Лицо у Лини было узкое, кожа как пергамент, вся жилистая, а Майгдин, если смыть грязь, наверняка красива. Если мужчине нравятся светлые волосы.

Перрин покосился через плечо на пристроившегося позади мужчину. Вид у него суровый, взгляд твердый. И бритва не помешает. Наверное, ему нравятся светлые волосы. Может, даже очень нравятся. Вот из-за чего у людей бывают неприятности.

Впереди, у загона, Фэйли верхом на Ласточке смотрела на людей внутри. По меньшей мере, один из них ранен. Сеонид с Хранительницами не видно. Айрам, по-видимому, понял верно: он держался позади Фэйли, нетерпеливо посматривая на Перрина. Опасность явно миновала.

Не одолел Перрин и половины пути до загона, как появился Терил. Рядом с чалым жеребцом ковылял узкоглазый, заросший щетиной малый. Ворот его куртки Страж крепко сжимал в кулаке.

– Я подумал, стоит одного поймать, – с недоброй ухмылкой сказал Терил. – Всегда лучше выслушать обе стороны. Мало ли что вы там видели. Так говаривал мой старик-отец.

Перрин удивился: он-то считал, что Терил думает не дальше своего меча.

Даже сейчас было заметно, что куртка небритого молодчика весьма велика. Перрин сомневался, что еще кто-нибудь сумел что-то разглядеть на таком расстоянии, но он узнал и куртку, и этот длинный нос. Тот, кто убежал последним.

Презрительно хмыкнув, разбойник поглядел на Перрина.

– Ну вы и вляпались, просто по уши, – проскрипел он. – Мы выполняли приказ Пророка, во как. Пророк говорит: если мужчина досаждает женщине, которая его не хочет, он умрет. Эта шайка гналась за ней, – он мотнул головой на Майгдин, – а она от них убегала. За это Пророк вам уши отрежет! – И отрывисто сплюнул.