Сны листопада (СИ) - Леру Юлия - Страница 12

— Да что ты сразу кошки-дыбошки, я просто спросил.

— А если да, — сказала я. — Тебе что за дело?

— Да ничего. Просто. — Он вдруг фыркнул, пренебрежительно, высокомерно, коротко. — Нашла ты себе, конечно, ухажера, я тебе скажу. Свитер этот красный… помню, еще три года назад он в нем рассекал. Чем он тут занимается вообще, в этой глуши? Хоть работает?

— Да. Оператор УПСВ (прим. — установка предварительного сброса воды на нефтегазовом месторождении, отделяет добываемую нефть от воды и попутного газа), — сказала я сквозь зубы.

Красный свитер? Ухажер? А ты, Ваня, оказывается, тот еще гад, С Лукьянчиковым до твоего отъезда вы были прямо не разлей вода.

— Зарплата, так понимаю, не ахти. Ну, на бензин хватает, и то хорошо.

Он засмеялся; я же думала, скрежет моих зубов услышит вся улица.

— Правильно сделала, Юсь, что бросила его и уехала. Завязла бы ты здесь, ходила бы по три года в одном платье. — Ванька затянулся в полной тишине и выбросил сигарету, качая головой. — Да и вообще из этой дыры рвать надо тем, у кого мозги есть. Кто поумнее, тот, конечно, уже рванул, ну а кто остался, тот, как видно…

Он белозубо улыбнулся, но теперь мне очень хотелось врезать прямо по этим крепким ровным зубам. Судя по напряженному молчанию тех, кто стоял и слушал нашу милую беседу, это желание испытывала не одна я.

— Молодец, я горжусь тобой, прямо серьезно горжусь… — Ванька снова покровительственно похлопал меня по плечу, заглядывая в глаза. Схватился за воротник рубашки, оттянул, показывая мне и остальным. — Вот знаешь, сколько эта вот рубашка стоит? Годовая зарплата какого-нибудь оператора УПСВ, как тебе? А кофта твоя?

Я даже сама не поняла, как так получилось. Только что Ванька тянул руку к воротнику моей кофты, а через секунду уже отшатнулся, держась за щеку, по которой я ударила так, что зазвенела ладонь.

— С ума сошла? Ты чего дерешься? — Но я уже развернулась и шла прочь, не желая больше его слушать. — Эй, Юсь, ты… совсем?

— Это ты совсем…! — рявкнула я, не оборачиваясь. — Придурок.

— Эй, ты из-за Лукьянчикова что ли обиделась? Ау, Юсь! Вот дура! — пьяно и фальшиво захохотал он мне вслед, а я все ускоряла шаг. — Да что я сказал-то? Вернись!

Но я не вернулась.

Глава 10

С момента того разговора на бабулином крыльце я старалась обходить Костю Лукьянчикова стороной еще упорнее, чем раньше. Весь остаток отпуска выдумывала окружные маршруты, чтобы не попадаться ему на глаза, отчасти потому что чувствовала себя виноватой за вранье о себе и Ростиславе, отчасти потому что просто не хотела лишний раз видеться и говорить с ним… особенно после слов о том, что у него никого уже давно не было.

Костя, черт бы его побрал, разбередил мои раны — старые, глубокие, чуть только затянувшиеся в Уренгое тонкой новой кожицей, и теперь они болели и напоминали мне о том, что было давно и недавно, и я уже почти радовалась тому, что уезжаю из дома, хоть это и было нехорошо.

— Юстина Борисовна, а ну-ка отвлекитесь от задушевных бесед с начальником ОМТС и зайдите ко мне.

Нет, я была так рада вернуться к Ростиславу Макарову… обратно в Уренгой.

Жена Макарова, Лида, работала лаборанткой на нефтегазовом месторождении и ездила по вахтам по графику «неделя через неделю». В ее отсутствие за сыном присматривали сам Ростислав и соседка, старенькая бабушка, Степанида Назаровна, которая нет-нет, да заглядывала к Макаровым вечером, спросить у Сережки, как дела и не скучно ли ему одному. Чаще всего Сережке было не скучно. Парень он был самостоятельный, да и компьютер был всегда под рукой. Вечерами Макаров-младший проводил время за игрой.

Степанида Назаровна позвонила Ростиславу как-то вечером в середине сентября. Мы сидели в его кабинете, обсуждали рабочие вопросы, и вибрация телефона застала Ростислава прямо на середине:

— Да мне плевать, веришь? Пусть она свой срочный ремонт вне бюджета сама с Горским и…

Он извинился и вышел с телефоном в руке, а когда вернулся, был расстроен так, что это было видно невооруженным глазом. Мы закончили обсуждение и должны были идти к Горскому на вечернюю планерку, но Ростислав замялся у шкафа с одеждой, глядя на меня, и я поняла, что случилось что-то нехорошее.

— У Сережки температура поднялась. Тошнит его, дышать, говорит, тяжело, — сказал он, и я едва ли не впервые увидела на его лице что-то кроме привычной уверенности. Это был страх, страх за мальчика, которого он поначалу не любил, и беспомощность оттого, что он, взрослый человек, росчерком пера решающий судьбы стольких людей, в этот раз оказывается бессилен. — А Лида, как назло, на вахте и приедет только в среду.

Он потер лицо уже хорошо знакомым мне жестом усталости и раздумий.

— Я поеду, Юстин. Сама доложишься? Все в рабочем порядке.

— Да без проблем, — кивнула я уверенно, прижимая к груди рабочую папку, — ни о чем не думай, иди.

Ростислав кивнул и направился вслед за мной к выходу из кабинета, надевая куртку, и я, хоть и знала, что это лишнее и наверняка не стоит, не удержалась: обернулась уже в коридоре, остановилась рядом, глядя, как он запирает дверь на замок.

— Ростислав.

Он повернулся ко мне, чуть сведя брови в ожидании очередного рабочего — и такого несвоевременного сейчас, когда мысли совсем не о том — вопроса.

— Позвони мне, когда узнаешь, что и как, ладно? Я буду волноваться.

Какое-то мгновение он смотрел на меня с выражением легкого удивления на лице, и я почти пожалела о том, что спросила, влезла со своим неуместным волнением в его семью…

— Я позвоню. — И он быстрым шагом направился прочь, оборвав мои мысли.

Сережку положили в больницу с острой пневмонией. Оказалось, они с ребятами в честь первого снега уже несколько дней подряд после школы играли в снежки, и он приходил домой весь распаренный и мокрый. Одежду до прихода Ростислава сушил, но организм в какой-то момент решил, что с него хватит, и выдал температуру под сорок и жутчайшую интоксикацию.

Сережку тошнило, рвало, он бредил и все время звал папу. Скорая забрала его в Первую детскую. Ростислав провел бессонную ночь и наутро выглядел так, что краше в гроб кладут, и срывался на всех подряд, включая меня — еще и из-за того, что никак не мог дозвониться до Лиды и рассказать ей, что случилось.

Я старалась не огрызаться в ответ, понимая, чем вызвано такое настроение… было только хуже.

— Ты-то что глаза отводишь, Юстин, ты-то что со мной, как с больным, обращаешься? — цедил он сквозь зубы. Я молча подавала документы. — Что на этот раз?

— Приказы на сверхурочную работу и на работу в выходной.

— Опять под конец месяца всех скопом и задним числом? — Ростислав отодвигал приказы в сторону, даже не заглянув, отворачивался к компьютеру, не удостоив взглядом и меня. — Где согласия работников на привлечение к работе?

— Приколоты к приказам. Я просмотрела, все на месте.

— Она просмотрела. — Тон был издевательским, но я молчала. — Ладно. Потом гляну. Завтра зайдешь.

— Хорошо.

— Если пошлю куда подальше, тоже скажешь «хорошо»?..

— А если я? — взрывалась я, уже поднимаясь со стула, и Ростислав резко оборачивался и хватал меня за руку свободной рукой.

— Извини. — Выражение лица, голос, тепло его ладони на запястье — все это било в меня наотмашь, и я безвольно опускалась обратно за стол, хотя мгновение назад была готова пулей вылететь из кабинета. — Погоди две минуты. Сейчас согласую.

В субботу я собрала пакет с яблоками, апельсинами и всей той глупостью, что носят в больницу взрослые, ничего не понимающие в детях, и пришла к квартире Макаровых, решив отдать Ростиславу, чтобы тот передал Сережке. Но его дома не было. Степанида Назаровна, вышедшая на трезвон из соседней квартиры, сообщила мне, что Сережке стало хуже, и Ростислав уехал к нему еще рано утром.

— Господи ты боже мой, мальчишка-то какой хороший, так жалко, — запричитала вдруг она, и я вцепилась в пакет мгновенно омертвевшими пальцами и уставилась на бабку, как на кликушу, не зная, что делать, и испытывая жгучее желание рявкнуть на нее, чтобы она заткнулась и не смела говорить о Сережке так, словно его нет. — Такой славный мальчишка-то… И всегда поздоровается, и «баб Степ, идем-ка чай попьем», и пакеты поможет дотащить, и улыбнется всегда, такой парнишка добрый, такой молодец, как же так, ну как же так-то случилось…