Рейдеры - Алексеев Михаил Егорович - Страница 36

– Понимаю! – кивнул в ответ десятник, продолжая снимать доспехи.

– В общем, не обижайся, но оставить тебя в Муроме я не могу. Ты мне нужен рядом со мной. Наградить – награжу! И за действия в Хамлидже. Кстати, напиши подробный доклад и о событиях в нем, и в Муроме. За Муром отдельно награжу. Ты тут действовал самостоятельно и успешно. Твои действия оцениваются и мной, и советом очень высоко.

Фомичев, скинув последнюю латную часть доспеха, взялся за поддоспешник.

– Похоже, придется заняться разработкой положения о наградах. Количество подвигов подчиненных растет, а системы нет. Нужно исправлять. Ну, ты что молчишь? Обиделся?

– Нет, Сергей Владимирович. Скорее в душе вздохнул с облегчением. И вы, и я знаем, что руководитель я так себе. Если только на безрыбье в качестве рака сойду. Честолюбие мое, конечно, вопит об обратном, но опыт той и этой жизни заставляет считать ваше решение верным.

– Это хорошо! Хорошо, когда рядом с тобой верные и понимающие люди. Ну, раз этот вопрос мы с тобой решили, перейдем ко второму. Секунду! – Фомичев, раздетый до трусов, подошел и приоткрыл входную дверь: – Парни! Сообразите ведерко воды, взопрел я.

– Так вот, второй вопрос, вытекающий из первого. Если не ты – то кто?

– Ну, Сергей Владимирович! Я и всех-то в сотне близко не знаю! – развел руками Романов.

– Про Леона что можешь сказать? – прямо спросил Фомичев, глядя на десятника.

Романов замер. Леона он, конечно, знал. И после всех событий, произошедших с ними в этом походе, мог сказать, что знает его очень хорошо. Но в таком ракурсе он его не рассматривал.

– Меня интересует ответ на два вопроса – справится ли он и не предаст ли?

– Насчет «справится ли» – однозначно! В этом вопросе опыта ему не занимать. Я могу это утверждать из опыта совместных действий с ним и в Хамлидже, и тут. Причем, исходя из вопроса, скажу, что организацией дел в Муроме после боя занимался в основном именно он. Или я, но по его рекомендациям. Он в этом вопросе тут был вне конкуренции.

– Хорошо! Что со второй частью вопроса?

– А куда он с семьей денется? Кто и где его ждет? В империи его уже наверняка списали и забыли. Имущество забрали. Начинать жизнь с нуля он мог бы, живя в одиночку. Но тут четверо детей и беременная жена. Гарантий я, конечно, дать не могу, но буду крайне удивлен, если он решится снова поменять жизнь. Да и не тот он человек. Не чувствую я в нем гнили.

В горницу один из телохранителей занес бадью с водой.

– Вода не колодезная, Сергей Владимирович.

– Спасибо, Сергей!

Фомичев, не дожидаясь, когда телохранитель выйдет, окунул полотенце в бадью, выжал и начал протираться, продолжая разговор:

– И все же? Если люди из Византии ему что-то пообещают?

– Что, Сергей Владимирович? Вы же наверняка уже все просчитали. Муром – это не Вязьма и даже не Смоленск. Что за него такого серьезного ромеи могут пообещать? Да и глаза и мозги у него на месте. Видел он нашу силу и возможности. Вам решать, но из моих людей это наилучший выбор. А за других я ничего не скажу – не знаю.

– Ты прав! Эти вопросы уже рассматривались. И вывод примерно соответствует твоим словам. Рад, что ты воспринял наш разговор именно так, а не иначе. Так, с этим закончили! Одеваюсь. С кольчужкой поможешь.

Романов помог князю облачиться в кевларовый бронежилет, названный князем кольчужкой.

– Так! Спасибо за помощь! И еще раз рад, что мы поняли друг друг. И скажи Леону, после пира пусть придет ко мне в каюту на пароход. Нужно ему будет все объяснить и поставить задачу.

Двигаясь к площади, уставленной пиршественными столами, Фомичев поймал себя на мысли, что доволен собой. Все сложилось, как и рассчитывали. Даже более того! Судя по лицу Романова, тот не выглядел разочарованным или тем более обиженным.

Не то чтобы Фомичев опасался обидеть десятника. В работе с людьми, к сожалению, в интересах дела это приходится делать нередко. И все же он слова о том, что такие как этот десятник стоят у него за спиной, были не пустыми. И по опыту той жизни он знал, сколько людей потеряло власть и деньги или, хуже того, ушло в мир иной, обидев тех, кто должен был прикрывать им спину. И уж он-то на награду верному человеку не поскупится.

Остался разговор с Леоном. По мнению Фомичева, за результат можно было быть спокойным. Все говорило об этом.

Глава 25

Княжеский пароход прогудел, взметнув в небо струю пара, и скрылся за поворотом реки. Леон, проводив его взглядом, обернулся. За его плечами стояли два воина в бригантах, выбранные им в качестве личной охраны. Людей из переданных в его подчинение трех десятков тяжелой пехоты он не знал, поэтому выбрал в личники тех, кто знал греческий. Не потому, что не знал языки княжества – он владел обоими в достаточной степени. Просто такова была его прихоть. Он теперь имел на это право.

Позади охраны стояли его прямые подчиненные – десятники лучников и легкой пехоты, и полусотник из тяжелых пехотинцев, которого Леон назначил старшим в дружине после себя. Чуть в стороне от перечисленных стоял глава городской сторожи. Его доспех, хоть хорошо и улучшившийся за счет трофеев побитых булгар и выглядевший достаточно богато, все же сильно проигрывал доспехам княжеских воинов. Итого в распоряжении Леона было три десятка тяжелой пехоты, два десятка лучников, десяток легких пехотинцев – разведчиков и выживший десяток местных дружинников. Прямо сказать – немного. Но в реалиях данной местности и исходя из задачи – охраны и обороны города, пусть даже имеющего деревянную стену – достаточно, чтобы отразить первый натиск врага и заставить его перейти к осаде. А далее в дело вступят люди, которых в число воинов Леон не включил, но они ими являлись. Просто их дело было не рубиться с врагами на стенах или стоять в плотном строю в поле. И было их всего два человека, и их главной задачей было обеспечение связи с княжеством. Вон они, ладят свои железяки и провода на самой высокой башне городской стены.

Когда князь после окончания пира пригласил Леона к себе в каюту на пароход, тот несказанно удивился. Он в это время был готов по окончании несения службы по охране города во время пира быстро собрать вещички и, погрузившись на пароход, отбыть в Вязьму. Туда, куда несколько дней назад уплыла его семья. А здесь, в Муроме, в качестве гарнизона оставались воины, которые пришли вместе с князем. И которые сменили их на постах, после чего десятку действительно поступила команда грузиться на пароход. Всем, кроме Леона. Это было крайне неожиданно и тревожно. К князю он шел, гадая, в чем он провинился и что его ждет?

– Присаживайся, Леонтий… как тебя по батюшке? – Князь указал на пустующее кресло за столом. – Извини, не нашел времени взглянуть в твои бумаги.

– Зовите меня просто Леоном, князь. Я уже привык к этому имени. С новым именем у меня началась новая жизнь. И она мне нравится, а значит, это хорошее, правильное имя.

– Хорошо! Пусть будет так, но в моем указе ты будешь назван как полагается. Так? – Князь вопросительно взглянул на одного из своих ближников, присутствующих при разговоре. Тот кивнул головой в знак согласия.

– А указ этот будет гласить о том, что ты, Леон, назначаешься воеводой Мурома.

В этот момент Леон потерял дар речи. Шел, думая о наказании, а тут такое!

Справившись с собой, Леон встал и обошел стол, чтобы опуститься перед князем на одно колено.

– Благодарю, князь, за доверие! – молвил он, опустив голову. – Знай – прикажешь умереть – умру! И еще знай – это не благодарность за должность. Не думал я о ней! Это за семью. За спасение детей моих.

Князь откровенно несколько оторопел от его поступка и, приподнявшись из кресла, положил руки на плечи Леону, приподнимая его.

«Слишком чист князь. Нет у него привычки вековых традиций владения людьми. Опыт власти у него есть, но не полной, когда повелитель владеет и душой, и телом подчиненного, и считает это естественным», – мелькнуло у Леона в сознании.