Париж с изнанки. Как приручить своенравный город - Кларк Стефан - Страница 43

Чарльз Уорт[215] родился в графстве Линкольншир в 1825 году и еще подростком уехал в Лондон подмастерьем к драпировщику. По большей части ему приходилось сидеть за конторскими книгами, но со временем у него развилась страсть к дизайну платья. Овладев мастерством, он тотчас уехал в Париж, где нанялся на работу к торговцу текстилем, который заодно продавал и готовую одежду. Здесь Уорт начал шить платья, которые потом получали призы на Всемирной выставке в Лондоне в 1851 году и Парижской выставке 1855 года. Вскоре у него было уже достаточно клиентов для открытия своей компании на улице де ля Пэ (Rue de la Paix) – новой шикарной улице, построенной на месте монастыря, разрушенного после революции.

Именно тогда, в 1858 году, Уорт разработал собственную модель бизнеса, которая и превратила Париж в столицу моды. В ее основе были три революционные концепции.

Обладая удивительной самоуверенностью, он стал пришивать к своим изделиям бирки «Уорт, улица де ля Пэ, 7», тем самым убедив всех, что его платья не просто одежда, а произведения искусства. Моделируя платья на реальных женщин, а не просто укутывая в них манекены, он показал своим потенциальным клиенткам, как потрясающе они могут выглядеть. И наконец, он проводил модные показы, диктуя дамам, что они будут носить в следующем сезоне.

О демократизации моды пока говорить не приходилось – платья шили вручную, по индивидуальному заказу для богатых clientes[216], и в отделке преобладали очень дорогие материалы. Уорту удалось добиться того, что королевские особы сами приходили к нему в мастерскую, а не наоборот. Первой патронессой его магазина стала принцесса Меттерних, жена австрийского посла, следом за ней подтянулась ее подруга, императрица Евгения, жена Наполеона III. Вскоре в магазин на улице де ля Пэ перестали пускать простых клиентов, и за ним окончательно закрепилась репутация салона для высшей знати.

В 1868 году Уорт сыграл важную роль в создании парижского Синдиката высокой моды, а, как известно, французский syndicat создается один раз и навсегда. Вот почему все дома моды Парижа, от «Шанель» и «Диор» до «Ив-Сен Лоран» и других, следовали одной модели – создавали образ, пропитывали его парижским шиком и делали так, что люди начинали ему поклоняться.

Одним словом, Чарльз Уорт придумал не только haute couture, но и всю концепцию создания люксового бренда, и это был такой же вклад Парижа в историю века, как ноги Эйфелевой башни и танцовщиц канкана.

У французов есть привычка принижать заслуги иностранцев в изобретении того, с чем они сами опоздали, – взять ту же гильотину или багет[217]. Тем не менее Чарльз Уорт стал исключением. Сегодня парижская индустрия haute couture полностью признает заслуги англичанина. В престижной Школе при Синдикате высокой моды, где учились будущие великие кутюрье Андре Курреж, Жан-Луи Шеррер и Ив-Сен Лоран, даже читают курс истории под названием La Mode depuis Worth («Мода со времен Уорта»). Не Людовика XIV или Шанель, а именно Уорта. Это ли не высшее признание?

Есть, правда, единственное пятнышко на этой сверкающей мантии, которое парижане поставили случайно. Им трудно произносить английский звук th, и они не могут поверить в то, что слово с or в середине должно рифмоваться с fl eur[218] (произноситься как «флёр»). Короче, у них есть отвратительная привычка коверкать имя своего английского благодетеля, называя его Wart[219].

Ich bin un parisien[220]

Парижская мода, кажется, свихнулась. С одной стороны, мы привыкли считать «Шанель», «Диор», «Хлое», «Луи Вюиттон» и «Живанши» эталонами парижского шика. С другой – все эти Дома моды приглашают или приглашали иностранцев – Карла Лагерфельда, Джона Гальяно, Стеллу Маккартни, Марка Джейкобса, покойного Александра Маккуина – для создания или совершенствования пресловутого парижского стиля.

Общеизвестно, что Британия привлекает иностранных тренеров для работы со своей футбольной командой, но только для того, чтобы заставить своих игроков выглядеть на поле как стильные иностранцы, а не как неуклюжие англичане. Но вот вручить парижский Дом моды зарубежному дизайнеру – это, скажу я вам, равносильно тому, чтобы поставить в дорогом суши-ресторане бельгийского шеф-повара.

Вопрос, конечно, спорный. Возьмем, к примеру, Карла Лагерфельда, directeur artistique[221] «Шанель», парижского бренда par excellence[222]. Он родился в Гамбурге в семье банковского клерка Отто Лагерфельдта и говорит по-французски с довольно комичным немецким акцентом, мелькая в СМИ как инкарнация прусского посланника при дворе Людовика XIV. Резонно спросить: как он мог представлять – даже олицетворять собой – «Шанель» на протяжении стольких лет, с 1983 года? Ну, во-первых, за его акцентом скрывается грамматически безупречный и весьма остроумный французский язык. Во-вторых, появляясь на публике в черно-белых официальных костюмах, с легкими вкраплениями серебра, он демонстрирует, как можно совмещать классическую элегантность с повседневностью. И наконец, при всей своей эксцентричности, Лагерфельд остается настоящим профессионалом. После появления на модной сцене Парижа в 1959 году он был художественным директором нескольких Домов моды и заработал хорошую репутацию после спасения двух из них – «Хлое» и «Шанель» – от неминуемого краха. Под его руководством «Хлое» в середине 1960-х стал шикарным брендом, а его поклонницами были Джекки Онассис, Бриджит Бардо и принцесса Монако Грейс Келли.

Карл не просто добавил немецкой изюминки во французскую couture[223], хотя это было именно то, чего не хватало французским брендам. Они нуждались в дизайнере, который сделал бы их одежду еще более парижской, а уж его национальность была второстепенным условием.

Применить зарубежный талант к парижской моде довольно сложно, о тонкостях этого процесса мне поведала Сьюзан Обари, парижанка калифорнийского происхождения, которая выступает посредником между американскими покупателями и парижскими Домами моды, в частности, во время Недель высокой моды, проходящих два раза в год.

– Неважно, какой они национальности, – говорит Сьюзан. – Если зарубежный или любой другой дизайнер хочет добиться успеха, он должен уметь работать в структуре компании. Находить общий язык с боссом, который прежде всего бизнесмен, ладить с творческими людьми, а также радовать своими успехами финансовый отдел. Иногда приходится идти на компромисс, чтобы создать малобюджетную коллекцию.

Англо-германских дизайнеров нанимают на работу не только потому, что, по мнению французов, они более реально оценивают деловую сторону процесса.

– Главное для дизайнера, – подчеркнула Сьюзан, – умение пользоваться архивными материалами, смешивать старое с новым. Они должны изучать прежние коллекции, чувствовать стиль бренда, видеть причины его былого успеха.

Это то же самое, что взять классическую модель автомобиля и переделать ее под запросы современных водителей. Новая модель не должна отворачиваться от прошлого, она должна воспользоваться его плодами. Поэтому «Шанель» от Лагерфельда – это не чистый Лагерфельд, это бережно вылепленная über-Шанель.

И нельзя сказать, что это дорога с односторонним движением. Дома моды и сам Париж тоже многое дали дизайнеру. Карл Лагерфельд, именитый кутюрье, дольше всех проработавший в Париже, уже неотъемлемый атрибут этой страны. Его пригласили для разработки дизайна монеты к столетию со дня рождения Коко Шанель, он стал лицом французской диетической кока-колы и даже удостоен ордена Почетного легиона за «выдающиеся заслуги перед нацией». Другими словами, модная индустрия добилась того, что немецкий дизайнер вплетен нитью в ткань парижской жизни. Создаем ажиотаж

Ведущий styliste парижского Дома моды должен не только придумывать одежду, которую потом можно продать, – он должен создавать шумиху вокруг этой одежды, и не важно, с каким акцентом – немецким, американским или британским. Главное, что нужно бренду, – это мелькать в журналах и на телах знаменитостей. Именно поэтому дизайнеры с сильным имиджем, как Лагерфельд и эксцентричный Гальяно, или известным именем, как Стелла Маккартни, идеально подходят для выполнения этой задачи. В любом случае, мир парижской моды, хотя и кажется очень изысканным и утонченным, живет по законам прагматичного бизнеса, чего мало кто ожидает от Франции – по всеобщему мнению, страны плохого сервиса и ленивых работников.