153 самоубийцы - Лагин Лазарь Иосифович - Страница 37

Август пошел по дороге. Он увидел: по обочинам дороги растут деревья, они шелестят своими темными листьями и из листьев выглядывают большие желтые яблоки. Август знал эти яблоки – они были сочные, вкусные и чертовски сытные. Но это были чужие яблоки.

Он пошел дальше, насвистывая веселый марш. По сторонам шелестели деревья и на них висели чудесные большие сытные яблоки. А в окнах домов желтели домовитые электрические лампы, люди ужинали и откуда-то долетали звуки фисгармонии. Играли что-то ленивое и бездумное, смахивающее на жужжание шмеля. Август шел по дороге, размахивая чемоданчиком. Он был чертовски голоден и уговаривал себя не срывать яблок.

Но он все же сорвал яблоко и начал его, давясь, есть. Он не успел еще съесть и половину его, как в окне ближайшего дома показалась одна голова и еще одна. Потом люди выбежали на дорогу из этого дома и выбежали еще люди из других домиков. Они вытирали усы, бороды и губы после жирного ужина. Они протирали себе сонные глаза, потому что они собирались уже ложиться спать. Они обступили Августа и один старик с седой бородой, толстый и древний, как баобаб, остановил Августа и спросил его, что у него такое в руке. Август улыбнулся и сказал, что яблоко. Тогда старик спросил, «чье это яблоко», и сам сказал: «это мое яблоко». И что это никуда не годится, если его яблоки будут воровать, и что он давно уже замечает, что у него пропадают яблоки, и что это его может разорить, и что сейчас большие налоги, и что у него две дочки на выданьи, и что никто не живет на его дачах сейчас, потому что кризис, и что он так это дело не оставит.

Тогда Август сказал, что он просит извинить его, но что он страшно голоден, что он с утра не ел. На это Августу ответили, что если бы все голодные люди ели яблоки, им не принадлежащие, то это получилась бы уже не страна, а анархия, и что Август вне всякого сомнения жулик, и ничто не гарантирует, что ночью он не обкрадет их дома. И они потащили его в полицию.

В полиции узнали бы, что он незаконно перешел границу, его бы тогда обязательно выдали обратно молодчикам из Гестапо, и Август побелел и начал говорить, чтобы они этого не делали, потому что он политический эмигрант и он бежал от фашистов. Он им объяснял, что если они его выдадут, то его там замучают до смерти. Но ему ответили, что ничего подобного, что они фашистов знают, – это очень порядочные люди и всегда аккуратно платят за молоко, когда подъезжают к швейцарскому берегу и что знают они этих политических эмигрантов, – одна голь перекатная, и кроме воровства от них ничего нельзя ожидать. И вообще пускай там разберутся в полиции…

А на другой день моторная лодка, в которой сидели полицейский начальник и один полицейский, и тот самый старик, который смахивал на баобаб, и еще один свидетель, и Август, выехала на заре на озеро, чтобы перевезти Августа на ту сторону. Август говорил им, что они не понимают, что делают, что они выдают его на верную смерть. Но полицейский сказал, чтобы он вел себя тише.

Тогда Август улучил секунду, когда никто не обращал на него внимания, и бросился в озеро. Вода была розовая и теплая, как кисель, и было очень трудно плыть. Люди в лодке поплыли за ним и хотели вытащить его за волосы, но он нырнул под лодку. И он не успел оглянуться в темноте, как раздался очень сильный взрыв, и его уже больше не стало, потому что ему винтом раскроило череп. Тогда вода стала красной и люди в лодке догадались, в чем дело, и они, ругаясь, вытащили Августа за ноги в лодку и отвезли его на берег и положили на песок.

А старик очень громко кричал и огорчался, потому что не хватало того, что у него воруют яблоки, – он еще должен сейчас терять время на то, чтобы ходить в полицейское управление и подписывать там разные акты, и потом его еще чего доброго будут таскать, как свидетеля, как будто у него нет дел по хозяйству. Он ругался все время, пока шел домой. По дороге он посмотрел на свои яблони и увидел, что около одной из них валяется яблоко. Оно только, что упало, с дерева. Тогда он замолчал, нагнулся, вытер яблоко и положил его в карман.

Записки из подвала

Дела далеко не блестящи. Кто мог подумать что они догадаются раздать оружие мастеровым, приказчикам, и прочему штатскому сброду. Что делается! Сегодня видел на Пуэрто дель Соль трех хорошеньких девушек с винтовками вместо сумочек. Справедливость требует признать, что военная форма чертовски идет этим девочкам. Впрочем сейчас мне не до амуров. Дернул меня черт остаться в тылу у этой сволочи. Того и гляди, выловят и пристрелят. Боже, на кого надеяться, кто нам поможет в нашем святом деле? Если они победят, я остаюсь нищим…

…Дела становятся все хуже и хуже. Вчера меня опознали на улице два астурийских молодчика, с которыми я не совсем вежливо обошелся в тридцать четвертом году. Еле спасся через проходной двор.

На фронте эти вчерашние шпаки почем зря бьют наших. Самое обидное – у наших почти нет самолетов и всего один-два крейсеренка. На них далеко не уедешь.

…Наших бьют. Тихо отсиживаюсь.

…Все по-прежнему. Господи спаси и помилуй. Хорошо по крайней мере, что и не на фронте. Спешно отращиваю усы и бороду. Хорошо бы приобрести синие очки.

…Кажется, еще не все пропало. Бог услышал наши молитвы. Если еще сохранились на свете ангелы-хранители, то они безусловно, носят коричневые мундиры или черные рубашки. Они говорят по-немецки с итальянским акцентом, а на итальянском – с немецким. Только что узнал, что из Германии и Италии прилетели восемь ангелов и шесть архангелов. Потом еще пять и еще три. Господи, укрепи их крылья! Господину Асанья это не нравится, а нам как, раз нравится. Ничего не поделаешь – разные, характеры.

…Небосклон все более проясняется. Франко удалось перебросить на материк марокканцев. Это хорошие солдаты. Они нас здорово били в свое время. Пусть теперь побьют немного испанских дружинников. В этом даже есть какая-то доля справедливости.

…Архангелы недурно бомбят эту сволочь. Может быть, побриться? Или подождать?.. Подожду.

…Сегодня прочитал в газете про заявление Франко о «пятой колонне». Как видно, пятая колонна – это я и мои молодцы. Постараюсь оправдать доверие его превосходительства. Итак, не будем терять золотого времени. Набросал кой-какой план. Вперед, в бой, пятая колонна!

…Сегодня встретился в кафе с доном Педро Хименес, доном Хозе К., доном Педро Н. и одним очень приличным господином, фамилию которого я позабыл. У всех огромные черные бороды. А я думал, что только я один догадался об этом. Положительно, все ваши ребята из пятой колонны парни с головой. Договорился с ними обо всем. Они единогласно избрали меня начальником их пятерки. Дал им боевое задание. Завтра весь Мадрид должен знать, что в ближайшее воскресенье женщины будут национализированы.

…С удовольствием услышал сегодня от моего привратника, что в ближайшее воскресенье, если не подоспеют войска генерала Франко, все мадридские женщины будут национализированы и распределены среди представителей партий народного фронта. Я очень возмущался. Сказал, что Испания этого не допустит.

…Навестил бедного дона Педро Хименес. Он лежит в постели. Его били на базаре, когда он рассказывал достоверные слухи о том, что консервы, присланные русскими рабочими, отравлены мышьяком. Договорились переходить к методам, более достойным кастильского дворянина.

…Проклятье! Вчера видел из окна моих батраков, которые везли на моих лошадях и моих повозках мой хлеб на ихний фронт!

…Спасибо молодому и благородному идальго дону X., который скрывается под видом простого шофера, так называемой народной милиции. Он спер для нас грузовик и три комплекта обмундирования. Дальше все по шло, как по маслу. Мы нарядились в эти отвратительные комбинезоны, нацепили на себя значки народной милиции и в одном из темных переулков остановили двух «камарадос».

– Ваши документы?! – спросил я у них сурово. Они с циничной гордостью предъявили нам документы, выданные штабом ихнего пятого полка.