К. С. Петров-Водкин. Жизнь и творчество - Адаскина Наталия Львовна - Страница 46

В конце декабря снова оказался в Москве, осмотрел Третьяковскую галерею, Кремль, Румянцевский музей. Побывав в Москве, задумал перейти в Московское училище живописи, ваяния и зодчества (МУЖВЗ).

В августе выдержал экзамены в Московское училище живописи, ваяния и зодчества (было 100 заявлений на 30 мест). По наукам зачислен во второй класс.

Среди преподавателей Московского училища выделял впоследствии Н. А. Касаткина, Л. O. Пастернака, называл также имена А. Е. Архипова и К. А. Коровина.

Основным своим учителем он считал В. А. Серова, к советам и суждениям которого возвращался в течение всей своей жизни, неоднократно делился воспоминаниями о Серове со студентами и коллегами. Много лет спустя анализировал творчество учителя в контексте художественного процесса десятых годов: «В. А. Серов был удивительнейшем чистоты и четкости человек, соврать он в жизни не мог, а соврать где-то в форме, подсластить эту форму он никогда не решался. Вот почему трагедия Серова, судя по интимным нашим беседам того времени, я сыграл роль друга, благодаря чему он выдержал свой переход в абстрагированное искусство с его „Идой Рубинштейн“, с его „Похищением Европы“»[268].

У Серова занимался, по-видимому, с осени 1901[269]. Знаменательно, что уже после окончания Училища осенью 1904 предполагал поехать в Москву из Петербурга, где он тогда жил, «…хочется чуть-чуть покрасить у Серова и повидаться с товарищами»[270].

В ноябре поселились вчетвером: Петр Уткин, Павел Кузнецов, Владимир Половинкин и Кузьма Петров-Водкин… В годы ученья в Московском училище сблизился с названными художниками, а также с М. С. Сарьяном, с которым вместе снимал жилье в ноябре 1900 — феврале 1901. Дружба с Кузнецовым прошла через всю жизнь. Среди его друзей в те годы были также П. Цыганко, В. Сорохтин, И. Мясоедов, скульпторы А. Козельский, А. Матвеев, Д. Митрохин, A. Брускетти, архитектор А. Холопов и его жена художница B. Новодворская.

В октябре пишет матери, что Касаткин оказывает ему внимание, следит за его работой[271]. Работает над этюдом «Христос и Иуда».

Проявляет живейший интерес к естественным наукам.

Еще в Училище Штиглица начал заниматься физикой, астрономией, был поражен открывавшимися перед ним знаниями, пытался сопрягать все это с нравственно-философским осмыслением жизни.

«Много — много всякого добра, которое с каждым открытием увеличивается. Силен человеческий ум в вечном стремлении узнать больше и больше <…> Но несмотря на такие познания [в астрономии. — Н. А.] человек все-таки бессилен перед природой и ея властелином»[272]. «Сколько интересного для меня открылось, о чем я знал только понаслышке»[273]. Пересказав в письме матери подробно и увлеченно проект полета на Марс, о котором писали газеты, заканчивает сентенцией: «Чем-то кончится вся эта прямо сказочная история. Все это конечно трудно представить, но ведь гений человеческий Бог знает до чего дойдет. Ведь творец, создав человека, ничего ему не дал кроме мозга и до всего ему пришлось дойти этим мозгом. Он даже не умел добывать огня — а теперь! Электричество, лучи Рентгена <…> и еще люди не могут предсказать, до чего они сами дойдут <…> И чем труднее будет людям жить на земле, по степени ее охлаждения, тем больше люди будут иметь средств для борьбы с этими трудностями и тем больше законов Творца они будут постигать»[274].

В январе работает на керамической фабрике в селе Всехсвятском под Москвой, которая называлась «Торговый дом Н. П. Сорохтина и К°. Специальное производство изразцов и цветных печей», делает эскизы каминов, печей, лепит изразцы. Сын владельца фабрики Н. П. Сорохтина Володя учился в МУЖВЗ, юноши совместно снимали жилье. На фабрике работал до поездки в Европу весной 1901.

В феврале начал давать уроки рисования в частном доме, учил девочку.

С 9 по 24 июня жил в имении Г. М. Половцева в Воронежской губернии, недалеко от города Новохоперска, готовил одного из членов этой семьи Г. М. Грибкова к поступлению в Училище, занимался живописью, ездил на велосипеде, играл на скрипке.

В годы ученья каждый год на летние каникулы (с апреля по сентябрь) уезжал на родину в Хвалынск. В этот период он часто бывал в Петербурге, не раз гостил там на рождественских каникулах, много времени проводил с Р. Мельцером, постоянно бывал у Казариных, в 1900 писал портрет Ю. И. Казариной. Примерно с 1901 поездки в Петербург все чаще оказывались связаны с выполнением различных заказных работ, главным образом монументально-оформительских, как правило, полученных при посредничестве Мельцера.

1898–1903: регулярно принимал участие в выставках работ учеников Училища, проходивших обычно зимой, в рождественские каникулы.

Был участником XXI (1898–1899), XXII (1899–1900), XXIII (1900–1901), XXIV (1901–1902), XXV (1902–1903) и XXVI (1903–1904) выставок.

В ноябре 1898 готовил к выставке две картины: «Восход солнца» и «После дождя на Волге».

На выставках 1899–1900 и 1900–1901 экспонировал этюды (в каталогах по шесть номеров).

В 1901–1902 готовил к выставке три вещи: «Портрет Ю. И. Казариной»[275], «Голова мальчика», «Натюрморт с черепом». (В каталоге: № 133 — «Осенью»; № 134 — «Молодой олимпиец»; № 135 — «Портрет».)

В январе 1903 сообщает, что на выставке «большая картина имела успех». По-видимому, речь шла о «Семейном портрете за столом в Хвалынском доме»[276] — картине, написанной под воздействием творчества В. А. Серова, за нее была получена малая серебряная медаль. В каталоге выставки к авторству Петрова-Водкина относятся 19 названий, все они носят этюдно-пейзажный характер. Возможно, картина была показана сверх каталога.

Зимой 1900–1901 работает над портретом А. М. Кузнецовой, жены владельца фарфоровых заводов. Делает рисунки тарелок для фарфорового производства Кузнецовых, с которыми 10 ноября 1900 его познакомил Р. Ф. Мельцер. «Анна Макаровна Кузнецова очень славная, интересная женщина, и я с ней стал большим приятелем, мужу ее я тоже пришелся по вкусу. Она иногда заходит ко мне — чисто по-товарищески. Споры у нас с ней до ссоры доходят и, между прочим, она не одобряет мою зависимость от Юлии Ивановны. Зовет на лето к себе в Харьков работать у них на фабрике», — писал он матери[277].

В апреле — июне совершил первое путешествие за границу: Москва — Варшава — Мюнхен. О планах поездки за границу впервые сообщил матери в письме от 5 января из Петербурга, где он проводил рождественские каникулы: «…потом В. Сорохтин и я едем в Мюнхен <…> и оттуда пешком в Венецию»[278].