Мамба в СССР. Черный курсант (СИ) - Птица Алексей - Страница 34

— Стоять!

Загинайко и Гану встали, как вкопанные, и удивлённо переглянулись. Это им?

— Почему вы, товарищ курсант, нарушаете форму одежды?

— Я не нарушаю!

— Ещё и пререкаетесь! Вот это вот что? Что это за подворотничок, почему грязный? Почему не глажен? Трое суток ареста!

Гану и слова сказать не дали, как назначили крайним и продлили арест.

— Ну, как же так? — в недоумении спросил Загинайко у Масенко.

— А нечего на командира руку поднимать. Каждый сверчок — знай свой шесток!

Загинайко хмыкнул: вот ведь, Бинго пострел! Везде поспел! Он и здесь всех к себе расположил. Правда, обрадовался этому обстоятельству старшина не очень: опять в Харьков за двести вёрст мотаться. Ну, ничего. Гану же откровенно скис и едва не плакал! Вот что ему стоило дать эту шайтанову клятву? Вдруг Бинго сдохнет раньше, чем потребует от него выполнения клятвы крови? Всё ведь может быть. Мучайся теперь из-за собственного упрямства!

В итоге, пришлось старшине возвращать обратно своего чёрного курсанта, что он и сделал. Гану в камере встретили со смешками и удивлением. Пришлось ему ещё трое суток сидеть, со страхом ожидая утра четвёртого дня, а то вдруг Масенко ещё добавит? Но всё обошлось и, запрыгнув в кунг, Гану потрясся обратно в училище, решив больше с Бинго не связываться и принести ему клятву. И первым, кого он встретил по приезду, оказался Бинго.

— Ну, что?

— Я согласен, — буркнул Гану.

— Вот и молодец!

Ничего интересного больше не происходило, лишних связей я заводить тут не стал. Персонажей будущего здесь не обнаружил, так что… Один лишь Газини был мне дорог, так сказать, как продукт моего морального творчества, а теперь ещё и Гану добавился. Эликсиры я не продавал, да и не брал их с собою, оставив до следующего года, а сейчас уже и вовсе не планировал торговать ими здесь.

Наконец, все экзамены сданы, нас построили на плацу и торжественно поздравили, вручив зачётные книжки. Раскрыв свою, полюбовался на красивые тройки, никогда не был отличником и сейчас не буду. Твёрдый троечник, он твёрдый во всём. А отличник ни в чём.

После построения все разбрелись по училищу. Пить здесь запрещено, торжественный банкет никто нам, разумеется, не заказывал. Да и смысл? Правда, арабы по всегдашней своей привычке любили всё отпраздновать, ну да это их дело.

— Ну что, парни, успехов вам в учёбе, — сказал я, построив свой взвод перед отъездом.

— И тебе Бинго.

— Гордитесь, что с вами учился скромный чёрный парень по прозвищу Мамба! Думаю, вы ещё не раз услышите обо мне. Всем пока!

Похлопав по ладоням всех из своего взвода, я собрал вещи и пошёл на выход. Но там меня отловил старшина.

— Так это, наш договор в силе?

— Мамба слов на ветер не бросает.

— Ты же вроде Бинго?! — удивился Загинайко.

— Бинго, по прозвищу Мамба.

— Ааа, а сигарет у тебя не осталось?

— Нет, — усмехнулся я, — всё продал или отдал, как и жвачки.

— Жаль, что ты больше не приедешь, а то я нашёл, куда их сбывать.

— Так просись в Африку и купишь там всё.

— Не, мы тутошние, в Африку не поеду.

— Ну и хорошо, тогда прощайте.

— Угу.

Схватив свою наполовину пустую сумку, я отчалил с этого корабля на бурные просторы своего мира. По ту сторону КПП и дышалось намного легче, и смотрелось веселее. Поправив сумку, пошёл на остановку, ждать троллейбус, идущий до железнодорожного вокзала.

С транспортом мне «повезло»: он оказался набит так плотно, что пришлось потолкаться, залезая. Ехать предстояло довольно далеко, а народу в троллейбусе с каждой остановкой всё прибывало и прибывало. И всем приходилось тесно прижиматься друг к другу. Ко мне, как они ни старались держать дистанцию, тоже прижалось несколько пассажиров. Благо моя военная форма примиряла большинство присутствующих.

Зажатый между какой-то толстой тёткой и дедком, я не мог и пошевелиться.

— Да, что же это такое деется, почему так долго троллейбуса не было? — не выдержала какая-то женщина.

— Сломавси, — нехотя ответил водитель троллейбуса.

— А почему другой не пустили? — возмутился уже мужик.

— Сломавси тоже, — флегматично ответил водитель.

— А почему не ремонтируете?

— А слесарь забухал.

— У вас что, один слесарь на всё депо?

— Нет.

— А почему тогда другие не починили?

— А тоже забухали.

Мужик выматерился, его поддержали, а троллейбус на следующей остановке просто не остановился. Проехав чуть дальше, водитель притормозил и выпустил из троллейбуса всех желающих. Затем, не дожидаясь, пока до него добегут от остановки, закрыл двери и поехал дальше.

Так как троллейбус был переполнен, то выходили из всех дверей, в том числе и из узкой передней двери. Там стояла бабка с корзинкой, что практически ввалилась в кабинку водителя.

Ворча и бубня, пассажиры протискивались мимо раскорячившейся на весь проход бабки. Пока, наконец, один мужик не выдержал:

— Да что ты, старая дура, стала на проходе, выйти не даёшь?!

Бабка тут же вспылила в ответ:

— Не могу я выйти! Я яйца у водителя держу, а то побьются.

На секунду в салоне повисла тягучая пауза… а потом троллейбус буквально взорвался смехом. Смеялись все: и старые, и молодые, и водитель! Даже ничего не понявшие дети хихикали, поддавшись всеобщей атмосфере веселья. Хохочущие люди вываливались из троллейбуса, корчась в приступах смеха.

— Что? Что такого смешного? — спрашивали те, кто стоял на остановке. Но никто из пассажиров им ничего не отвечал, только сдавлено сипели, не в силах проговорить и слова.

Пассажиры ещё долго не могли успокоиться. Для начала историю рассказали вновь прибывшим, да и потом то один, то другой вспоминал об этом случае, поднимая очередную волну смеха. Едва все более или менее успокоились, как зашёл какой-мужик, высоко держа авоську с… яйцами! И тут же кто-то громко спросил:

— Вам яйца не подержать?

И троллейбус вновь забило в конвульсиях. Мужик обвёл всех недоумённым взглядом и буркнул;

— Сам справлюсь.

Так с хохотом и прибаутками мы и ехали. Мне даже как-то стало легче дышать, хоть я по-прежнему со всех сторон оставался зажат людьми.

На вокзале выходили почти все. Подхваченный людским потоком, я вылетел из троллейбуса, как пробка из бутылки. Ошарашенно посмотрев по сторонам, двинулся к зданию вокзала. Билет заранее я не покупал, но поезда до Москвы шли каждый день, и дефицита билетов на них не было. К тому же, мне выдали воинские перевозочные документы, и я особо не напрягался.

Денег вот мало оставалось. Ну, как мало? Предстояло ещё затариться продуктами, чтобы сдать их потом в рестораны за границей. Той же чёрной икрой, например. Отстояв очередную очередь, купил билет и, так как до поезда ещё оставалось пару часов, решил зайти в продуктовый магазин.

Магазин оказался стандартной «стекляшкой». Толстые стёкла во всю стену и тяжёлые стеклянные двери, что впускали в святая святых советской торговли. Правда, она обычно начиналась с чёрного входа, а не с парадного, но не суть.

Оттянув дверь, я вошёл в обитель очередного советского продуктового рая. Рай больше походил на ад, но я-то уже знал, что все его сокровища хранятся в неприметных кладовых внутри магазина. Та же колбаса, например.

В магазине всё как обычно: хлеб да молоко, консервы с морской капустой, килька в томатном соусе, «хрюкадельки» в том же томате. А вот шпрот не было. В чём прикол того, что одна и та же рыба в томатном соусе была, а чуть подкопчённая и в масле напрочь отсутствовала, для меня являлось тайной, покрытой мраком!

— Колбаса есть? — спросил я у продавщицы.

— Докторскую подвезли, вон лежит, не видно, что ли?

— Не заметил, да, теперь вижу.

— Оно и видно, что слепой, хоть и негр. Ходют тут всякие, еду скупают.

Видимо, у продавщицы оказалось на редкость плохое настроение, или она со всеми так себя вела. Я решил не обращать на это внимания.