Смерть на холме Монте-Марио - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 8

Первыми тосты произносили гости из России. Итальянцы уже немного привыкли к визитерам из стран бывшего Советского Союза и их несколько агрессивной манере вести себя за столом. Тосты следовали один за другим, официанты старались успеть налить всем присутствующим спиртное. При этом дамы не отставали от кавалеров.

Дронго смотрел, как вел себя каждый из гостей, оказавшихся за этим столом. Супруги Соренко явно чувствовали себя не в своей тарелке. Жураевы были преувеличенно любезны, как бы стараясь показать, что подобные приемы были для них не столь заметным событием. Торчинский был элегантен, вежлив и непроницаем, хотя иногда бросал грозные взгляды на Екатерину Лабунскую. Обозов мрачно молчал, уткнувшись в тарелку, и почти не пил, позволив себе лишь несколько глотков. Хеккет, напротив, был весел и необычайно оживлен, он поддерживал каждый тост Лабунского или Жураева и высоко поднимал свою рюмку.

За столом шла неторопливая беседа. Итальянцы рассказывали о своих планах, Лабунский говорил о своих проектах. Все были довольны. Торчинский иногда что-то шептал супруге Лабунского, и та весьма благосклонно склонялась к нему. Правда, иногда она посматривала и в сторону Дронго, сидевшего на другом конце стола.

Когда подали десерт, мужчины поднялись, чтобы выкурить сигареты. Лицци уже много лет курил только «Ротманс», тогда как Марк Лабунский достал свои сигары, а Жураев «Кэмэл». В отличие от итальянских женщин, российские дымили не меньше мужчин. Это считалось модным. На Западе же модным был абсолютный запрет на курение, здесь всячески стремились изжить столь вредную привычку.

К Дронго подошла Екатерина Лабунская.

– Мне понравилась экскурсия, – с явным вызовом сказала она, – может, нам в Москве тоже устроить нечто подобное.

В некоторых случаях лучше не отвечать. Это был как раз тот самый случай. Дронго взглянул ей в глаза и ничего не ответил. В это время раздался громкий голос Соренко. Он о чем-то спорил с Обозовым, причем говорил только Соренко. Его собеседник предпочитал молчать, поддерживая беседу лишь невразумительным мычанием.

– Мне кажется, что четвертый пункт нашего договора мы могли бы дать несколько в другой редакции, – сказал по-английски Марк Лабунский, обращаясь к сеньору Лицци.

Хеккет, услышав это, насторожился.

– Как это – в другой? – спросил он. – Мы ведь уже все согласовали.

– Чисто техническая правка, – успокоил его Лабунский. – Если разрешите, я вам покажу.

– Конечно, – сразу согласился Хеккет, – я хочу посмотреть, что именно вас не устраивает.

Лабунский повернулся и пошел к лифту. Сеньор Лицци подошел к Хеккету и о чем-то тихо спросил. Когда Хеккет ему отвечал, лиц говоривших не было видно, они отвернулись от бассейна и отошли в глубь сада.

Не куривший Горчинский подошел к Лабунской, которая стояла с сигаретой в руке. Очевидно, это не мешало им общаться, так как был слышен грудной смех женщины. Через несколько минут в ресторане показался Марк Лабунский. Он принес копию контракта и показал ее Лицци и Хеккету, настаивая на поправке. Хеккет сразу начал сверять текст договора с предложениями Марка. Это было не совсем удобно – вести деловые разговоры во время ужина, но, очевидно, договаривающимся сторонам было важнее согласовать договор, чем соблюдать некие этические принципы. Второй итальянец также подошел ближе, и они начали оживленно что-то обсуждать.

Лабунский подозвал к себе Обозова, знавшего английский язык гораздо лучше него. Они стояли впятером, обсуждая пункт договора, по которому возникли сомнения, когда официанты начали разносить шампанское и вино.

Женщины также поднялись и беседовали между собой. Дронго заметил, как, поговорив с Лабунской, к лифту в глубь холла поспешил Олег Торчинский. Официанты разносили вино, шампанское и десерт, когда супруга Лабунского неожиданно резко взмахнула рукой и официант, подававший ей бокал вина, к своему ужасу, опрокинул его ей на платье.

Все переполошились. Подбежавший метрдотель долго извинялся. Официант от страха просто остолбенел и только бормотал слова извинения. Женщины предлагали Екатерине свои салфетки, но она извинилась и отошла от них, собираясь направиться к лифту, чтобы подняться наверх и переодеться.

– Там не такое большое пятно, – заметила Клавдия, взглянув на свою сестру.

– Не нужно никуда ходить, – недовольно бросил Марк Лабунский, – можешь подняться потом, после десерта. А мы посидим еще немного в баре.

– Я быстро вернусь, – сказала супруга, даже не обернувшись на его просьбу.

Лабунский пожал плечами, но не стал спорить. Его больше интересовал разговор с итальянцами. Екатерина захватила свою сумочку и поспешила в холл, чтобы подняться на свой этаж.

– У тебя вечно заедает карточка, – напомнил ей муж, – если опять заест, позови дежурную, она сидит на этаже.

– Хорошо, – обернулась к нему супруга и поспешила дальше.

Лабунский проводил ее неодобрительным взглядом и пригласил сеньора Лицци за стол. Следующий тост был за новый контракт и за подписание столь важного документа, уже согласованного в деталях.

– Вы обратили внимание, – вдруг прошептал Хеккет, – хозяйка ушла не одна. За нашим столиком нет и этого тенора. Мне кажется, что у мистера Лабунского вполне могут вырасти ветвистые рога, если уже не выросли.

– Это не наше дело, – строго одернул его Дронго, – и, кажется, к контракту не имеет никакого отношения.

– Я не говорю про контракт, – усмехнулся Хеккет, – по-моему, вы проиграли сегодняшнюю схватку. Не всегда вам быть суперменом, мой дорогой друг.

– К счастью, я не ваш друг, – напомнил Дронго, – и, между прочим, никогда не был суперменом.

Он вдруг вспомнил, что не взял с собой мобильный телефон. Он вообще не любил эти аппараты, от которых так сильно болела голова. Но сейчас уже десятый час, и Джил наверняка захочет с ним связаться. Значит, нужно подняться в свой номер и достать аппарат. Дронго повернулся и медленно пошел к лифту. Он услышал, как за его спиной говорили Лицци и Лабунский.

– Я думаю, мы договорились обо всем, – удовлетворенно сказал сеньор Лицци, поднимая бокал.

– Да, теперь все в порядке, – согласился Лабунский, тоже поднимая бокал. Уже усаживаясь в кресло, он вспомнил о договоре, лежавшем на стуле, и протянул его своему помощнику.

– Станислав, отнесите, пожалуйста, наш контракт в номер. Вот мои карточки, от лифта и от дверей. Код замка сейфа вы знаете.

– Хорошо, – Обозов забрал карточки и договор и поспешил к лифту.

– Надеюсь, вы быстро! – крикнул ему Лабунский и достал новую сигару.

Двери кабины лифта были открыты, и Дронго вошел первым. Вслед за ним вбежал Обозов. Он улыбнулся Дронго, достал карточку от кабины лифта, вставил ее в отверстие и нажал кнопку десятого этажа.

– Кажется, вы обо всем договорились, – сказал Дронго, кивая на контракт.

– Слава Богу, – прошептал Обозов, – мы готовили этот контракт целый год. Непонятно, где сеньор Лицци нашел этого мошенника Хеккета. Тот спорил с нами по каждому пункту, по каждой позиции.

– Он серьезный человек и, думаю, вам было нелегко, – согласился Дронго, скрывая улыбку.

Кабина лифта замерла на десятом этаже.

– Извините, – сказал Обозов, доставая карточку, – вам ведь нужно вниз. Если вы меня подождете, я спущусь вместе с вами.

На этом этаже без специальной карточки лифт не срабатывал.

– Ничего страшного, – усмехнулся Дронго, – я могу вас подождать рядом с дежурной, а потом мы спустимся ко мне.

Они вышли из кабины и прошли мимо дежурной, которая снова строго посмотрела на них. Впрочем, Обозова она уже знала.

– Сеньора у себя? – спросил Обозов.

– Да, – кивнула дежурная. – Только что вернулась.

– Сеньора у себя в номере? – уточнил по-итальянски Дронго.

– Да, – кивнула дежурная, – она появилась несколько минут назад.

– Одна? – хмуро осведомился Обозов. Он говорил по-английски.

– Да, – удивилась дежурная, – одна. Конечно, одна.

– Тем лучше для нее, – пробормотал Обозов и обернулся к Дронго. – Пойдемте вместе, – неожиданно предложил он, – я оставлю контракт, и мы вместе спустимся вниз.