Делай Деньги - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 36

— Это, конечно, бумага высочайшего качества, — сказал типограф, когда Мойст вгляделся в марки.

— Вы все больше и больше совершенствуетесь. Я вижу каждую деталь, — выдохнул Мойст, пристально рассматривая листок.

— Нет, — с каким-то удовлетворенным видом ответил Спулс. — Вообще-то не видите. Хотя могли бы, с помощью вот этого.

Он отворил шкаф и подал Мойсту тяжелый медный микроскоп.

— Он добавил больше деталей, чем было у нас, — сказал он, когда Мойст настроил прибор. — Это предел того, к чему можно убедить бумагу и металл. Я заявляю, что это работа гения. Он будет вашим спасением.

— Поразительно, — признал Мойст. — Ну, надо найти его! На кого он сейчас работает?

— Ни на кого, мистер Липовиг. Он в тюрьме, ожидает петлю.

— Оулсвик Дженкинс?

— Вы свидетельствовали против него, мистер Липовиг, — мягко сказал Спулс.

— Ну да, но только чтобы подтвердить, что он копировал наши марки и сколько мы можем потерять! Я не ожидал, что его повесят!

— Его сиятельство всегда очень близко к сердцу принимает дела, касающиеся государственной измены, как он это называет. Думаю, с Дженкинсом плохо обошелся его адвокат. В конце концов, из-за его работы это наши марки стали больше похожи на подделки. Вы знаете, у меня такое впечатление, что бедняга даже не понял, что он сделал что-то неправильное.

Мойст вспомнил водянистые испуганные глаза и выражение беспомощного замешательства.

— Да, — согласился он. — Возможно, вы и правы.

— Может, вы используете ваши связи с Ветинари…

— Нет. Не сработает.

— А. Вы уверены?

— Да, — решительно ответил Мойст.

— Ну, понимаете, у наших возможностей есть пределы. Мы теперь можем даже автоматически нумеровать банкноты. Но иллюстративный материал должен быть лучшего сорта. О боги. Мне жаль. Я думал, смогу помочь. Я перед вами в огромном долгу, мистер Липовиг. Нас ждет столько работы, что место в Монетном Дворе нам фактически необходимо. Боги, мы же теперь практически правительственная типография!

— Правда? — отозвался Мойст. — Это очень… интересно.

Дождь лил нещадно. Сточные канавы плескались и пытались плеваться. Временами ветер подхватывал каскадные потоки воды с крыш и хлопал водяной пеленой по лицу всякого поднявшего голову. Но этой ночью не следовало поднимать голову. Эта ночь была создана для того, чтобы, сложившись пополам, стремглав нестись домой.

Капли ударялись в окна пансиона миссис Торт, особенно — с частотой двадцать семь в секунду, плюс-минус пятнадцать процентов — в окно задней комнаты, занимаемой Маволио Бентом.

Мистер Бент любил считать. Числам можно доверять, за исключением, разве что, пи, но он работал над этим в свободное время и рано или поздно число должно было сдаться.

Бент сидел на своей кровати, наблюдая за танцующими в голове числами. Они всегда для него танцевали, даже в тяжелые времена. А тяжелые времена были ну очень тяжелыми. Теперь, возможно, впереди ждет еще больше.

Кто-то постучал в его дверь. Он произнес:

— Входите, миссис Торт.

Хозяйка открыла дверь.

— Вы всегда знаете, что это я, не так ли, мистер Бент, — сказала миссис Торт, которая совсем не притворно беспокоилась о своем лучшем жильце. Он платил за жилье в срок — точно в срок — держал комнату в безупречной чистоте и, конечно, был профессиональным джентльменом. Ну хорошо, у него был измученный вид и еще странная привычка каждый день перед уходом на работу тщательно заводить часы, но миссис Торт была готова с этим смириться. Недостатка в квартирантах в этом переполненном городе не было, но чистоплотные, регулярно платящие и никогда не жалующиеся на еду постояльцы все-таки были достаточной редкостью и стоили того, чтобы относиться к ним заботливо, ну а если они вешают на шкаф странный висячий замок, что ж, меньше знаешь — крепче спишь.

— Да, миссис Торт, — сказал Бент. — Я всегда знаю, что это вы, потому что между стуками проходят отличительные четыре десятых секунды.

— Правда? Подумать только! — воскликнула миссис Торт, которой весьма понравилось, как звучит „отличительный“. Как я всегда говорю, ладно у вас все складывается. Э, внизу вас спросят три джентльмена…

— Когда?

— Где-то через две минуты, — ответила миссис Торт.

Бент поднялся одним раскладывающимся движением, как Джек-из-коробки.

— Люди? Во что они будут одеты?

— Ну, э, просто, ну, знаете, в одежду? — неуверенно ответила миссис Торт. — Черного цвета. Один из них даст мне карточку, но я не смогу прочитать, потому что надену не те очки. Конечно, я могу пойти и надеть нужные очки, разумеется, но у меня такая головная боль начинается, если не даю предвидению сбыться как надо. Э… а теперь вы скажете „Прошу вас, миссис Торт, дайте мне знать, когда они прибудут“.

Она в ожидании посмотрела на него.

— Извините, но у меня было предвидение, что я поднимусь к вам сказать, что у меня было предвидение, так что я решила, что лучше так и сделать. Это немного глупо, но, как я всегда говорю, никто не может изменить свою природу.

— Прошу вас, миссис Торт, дайте мне знать, когда они прибудут, — сказал Бент. Миссис Торт послала ему благодарный взгляд, прежде чем поторопиться прочь.

Мистер Бент вновь сел. Жизнь с предвидениями миссис Торт могла временами быть несколько запутанной, особенно теперь, когда предвидения становились рекурсивными, но частью духа Улицы Вязов было то, что вы терпимо относились к чужим недостаткам в надежде на такое же отношение к себе. Ему нравилась миссис Торт, но она ошибалась. Изменить свою природу можно. Если нельзя, то все безнадежно.

Через пару минут он услышал звук дверного звонка, приглушенные голоса, и старательно изобразил удивление, когда миссис Торт постучала в дверь.

Бент изучил визитную карточку.

— Мистер Космо? О. Как странно. Вам стоит пригласить их сюда, — он замолчал и огляделся. Сейчас в городе сильно распространилось разделение. Комната была ровно в два раза больше кровати, а кровать эта была узкой. Троим людям здесь необходимо хорошо друг друга знать. Четверо будут вынуждены крайне хорошо узнать друг друга вне зависимости от их желания. В комнате был стул, но Бент держал его на шкафу, чтобы не мешался в проходе.

— Может, одного Космо, — предположил он.

Человек был торжественно приведен минуту спустя.

— Ну, чудесное убежище, мистер Бент, — начал Космо. — Очень удобно, что, эм…

— Все под рукой, — помог ему Бент, снимая стул со шкафа. — Вот, прошу вас, сэр. У меня нечасто бывают гости.

— Я сразу перейду к делу, мистер Бент, — сказал Космо, садясь. — Управляющим не нравятся, ха, направление, в котором движутся дела. Я уверен, что и вам тоже.

— Мне бы, пожалуй, хотелось, чтобы они развивались иным образом, сэр, да.

— Он должен был собрать заседание директоров!

— Да, сэр, но по правилам банка ему, боюсь, неделю можно без этого обойтись.

— Он разорит банк!

— Вообще-то у нас появляется много новых клиентов, сэр.

— Не может же быть, чтобы вам нравился этот человек? Только не вам, мистер Бент?

— Он с легкостью нравится многим. Но вы меня знаете, сэр. Я не доверяю людям, которым ничего не стоит засмеяться. Сердце глупых в доме веселия. Он не должен распоряжаться вашим банком.

— Мне бы хотелось назвать его нашим банком, мистер Бент, — великодушно сказал Космо, — потому что на самом настоящем деле, он и есть наш.

— Вы слишком добры, сэр, — произнес Бент, уставившись в доски пола, проглядывающие через дырку в дешевом линолеуме, который, в свою очередь, был виден, на самом-то настоящем деле, из-за истершейся заплатки на ковре, который, на самом настоящем деле, был его.

— Вы поступили к нам в довольно-таки молодом возрасте, если не ошибаюсь, — продолжал Космо. — Мой отец самолично дал вам работу служащего-стажера, верно?

— Это так, сэр.

— Он был очень… понимающим человеком, мой отец, — добавил Космо. — И это правильно. Нет смысла ворошить прошлое.