Круги на воде (СИ) - Зимин Дмитрий - Страница 69

Он протянул руку, и с ладони его спрыгнул солнечный зайчик. Подлетел ко мне и впитался в кожу. Я не успел ничего поделать! По телу разлилось приятное тепло, в голове перестали бить колокола, на душе сделалось благостно и приятно.

- Вот видишь, - улыбнулся маг. - Ты - один из нас, тебе сладка наша сила. Что тебе кратковечные людишки, стригой? Пойдём с нами, и ты будешь жить вечно.

- Ага, - буркнул Чумарь. - Вечно молодой, вечно пьяный... Обделаться можно от счастья. Соглашайся, друг Сашхен. Я бы на твоём месте согласился.

Говорил он одно, но тон его, манера речи выражали совсем другое.

- Признаю, - кивнул я. - Мне близка ваша сила. Благодаря вам я открыл для себя новые возможности.

- Но?.. - Софроний иронично приподнял бровь.

- Но вы не пришли ко мне с миром. Не предложили помощь и науку. Вы обманули. И обманете снова.

- Я не обманывала тебя, Саша, - из-за спины мага вышла Алевтина. В тонкой белой рубашке до пят, в цветочном венке на распущенных волосах. Она была прекрасна. - Ты и правда люб мне. Разве тебе не было хорошо со мной? Идём с нами и я сделаю тебя счастливым.

И она улыбнулась. Улыбнулась так, что в мою душу и вправду закрались сомнения.

- Оставайся мальчик с нами, будешь нашим королём... - вновь противным голосом пропел Чумарь. Я вздрогнул и очнулся.

- Ты не уверена в себе, - сказал я ведьме. - Не уверена настолько, что пользуешься чарами даже сейчас! Ты обокрала меня.

- Тебе не нужен драконий жемчуг для того, чтобы быть собой, - сказал Софроний. - Ты - мудрец, ты уникальный маг. Таких больше нет... Идём с нами, и ты сможешь править миром.

- Со временем, конечно, - к нам подошла ведьма Настасья. Сейчас, сквозь тонкую рубашку, было видно, что тело у неё рыхловатое, груди обвисли, лицо без косметики казалось сморщенным и старым. Но голос - властный, звонкий, оставался прежним. - Ты ещё очень молод, стригой. Многого не знаешь и почти ничего не умеешь. К сожалению, научиться ты сможешь только у нас. А если нас уничтожат, если Совет победит - то никогда и ни у кого не найдёшь знаний. Совет придёт за тобой, рано или поздно. И если ты не поклонишься, если не поклянёшься служить ему - уничтожит. Идём с нами, молодой стригой. Годы пролетят незаметно. Ты и оглянуться не успеешь, как сможешь дотянуться до луны. И смахнуть её с небосвода.

Настасья не применяла никакой магии. Просто я чувствовал, что в её словах есть разумное зерно. С Советом я уже сталкивался - спасибо большое, мне не понравилось. Знаниями, как быть магом, тоже делиться никто особо не спешил...

- А почему ты не зовёшь присоединиться меня? - вдруг спросил Алекс. - Почему не позовёшь по старой дружбе? Ведь у нас с тобой были и счастливые времена!

Настасья подошла к шефу, протянула руку и потрепала его по щеке.

- Ты слишком стар для наших игр, Сашук.

- Старый конь борозды не портит, - возразил шеф. - Ты же знаешь: я ещё очень силён. В конце концов, это я освободил вашего Рогатого повелителя.

- И что? - ведьма Настасья удивлённо распахнула глаза. - Хочешь пойти с нами?..

- Да хрен вам через бедро с тройным окладом. И сам не пойду, и ученика своего кровного не отдам.

- А вот за него не тебе решать, - вклинился маг. - Пусть он сам скажет.

- Мой наставник всё сказал, - я старался не смотреть на Алевтину.

Несмотря на все обиды, на её ложь и двуличность, как только я смотрел ей в глаза, решимость моя таяла...

- Быть по сему, - решил верховный маг. - Только знай: это МЫ хотели сделать тебе одолжение, принять в наши ряды.

- Обойдусь.

- Тогда убить придётся всех, - словно ему было кого-то жаль! - Если бы ты согласился, добровольно поделился бы силой с нашим Владыкой, некоторые могли бы и уцелеть. А так... Прощайте, - он надел голову оленя себе на плечи, развернулся и пошел к костру.

Антигона, как привязанная, шла за ним.

- А меня даже не спросили, - обиженно прогудел вслед ведьмам Владимир.

- А ты бы согласился? - полюбопытствовал Алекс.

- Нет, но хотя бы из вежливости...

- Не нужен нам берег турецкий, - махнул рукой Чумарь. - Своими силами обойдёмся.

- Нет у нас больше сил, - сказал Алекс. - Вы разве не чувствуете?

- И то правда, - Владимир помахал руками в воздухе. - Я снова - обычный человек. Смертный.

- Эх, и выпотрошат нас, как варёное порося... - вздохнул Чумарь. - А девчонку жалко. И пса-перевёртыша. Они здесь вообще не при делах.

- Ты тоже ни при чём, - возразил я. - Однако вписался.

- Да я за дядю Вову кому хошь глаз на пятку натяну, - похвастался рэпер.

Татухи его потускнели, съёжились, и более всего напоминали теперь сделанные цыганской иглой и чернилами зоновские партачки.

Я вдруг ощутил зверский, всепоглощающий голод. Почувствовал, как кожа на черепе истончается, натягивается, как волосы становятся ватными и ломкими... Глянул на свои руки и отвёл взгляд. Чёрные когти добавить - и буду вылитый гоголевский упырь.

Алекс на глазах седел. Его роскошная шевелюра будто подёрнулась белым пеплом, засеребрилась, граница волос со лба отодвинулась к макушке, а на лысине обозначились коричневые старческие пятна.

Широкие плечи Владимира поникли. Голова усохла, затряслась на тонкой шее, а широкие штаны ему пришлось поддерживать рукой, чтобы не свалились.

Тем временем у костра что-то происходило. Ведьмы двигались, как сомнамбулы, уперев взгляды в пустоту перед собой, движения их были слаженными, красивыми. Окружив костровище, они клонились в танце, махали руками с зажатыми в них еловыми ветками, и что-то негромко напевали. Я старался расслышать, что они поют, сквозь шум крови в ушах, но никак не мог.

- Что они делают? - я поразился, каким хриплым и безжизненным стал голос.

- Давайте подойдём поближе, - предложил Алекс. - Терять-то вроде уже нечего.

И мы пошли.

Трава больно колола ноги, и посмотрев вниз, я понял, что никакая это не трава, а стальные острые шипы. Они впивались в подошвы кроссовок и не пускали.

Алекс шел ровно, гордо подняв голову - уж не знаю, каких это требовало от него сил. А вот Владимир прихрамывал, тяжело опираясь на плечо Чумаря.

Перед костровищем откуда-то взялся каменный высокий алтарь, и Гришка был извлечён из клетки и распят на нём, пушистым брюхом вверх.

Голову его захлестнули петлёй, как и все четыре лапы, притянув к земле. Хвост бессильно свешивался. Пасть пса была распахнута, глаза выкачены от страха. Но из горла рвался не бессильный скулёж, а яростный рык.