Мартовскіе дни 1917 года - Мельгунов Сергей Петрович - Страница 87

Только 17-го собрались по?хать в Ставку члены Правительства. Св?д?нія об этой по?здк? в печать проникли очень скудно. В "Рус. В?д." довольно глухо было сказано, что "линія общей работы найдена". Лукомскій в воспоминаніях передает лишь вн?шнія черты пос?щенія революціонными министрами Ставки, зафиксировав момент прі?зда, когда министры по очереди выходили на перрон из вагона и, представляясь толп?, говорили р?чи: "совс?м как выход царей в оперетк?" — сказал кто-то из стоявших рядом с генералом. Повидимому, декларативных р?чей было сказано не мало[353]. Возможно, что декларативной стороной и ограничился главный смысл пос?щенія министрами Ставки... Как видно из "секретнаго" циркулярнаго сообщенія, разосланнаго за подписью Лукомскаго, в Ставк? 18-го происходило д?ловое сов?щаніе с "представителями центральнаго управленія" для выясненія вопросов "боеспособности арміи". Сов?щаніе пришло к выводу, что Правительство должно "опред?ленно и ясно" сообщить союзникам, что Россія не может выполнить обязательств, принятых на конференціях в Шантильи и Петроград?, т. е., не может привести в исполненіе нам?ченныя весной активныя операціи. Деникин, со слов ген. Потапова, передает, что Правительство вынесло отрицательное впечатл?ніе от Ставки. Если не по воспоминаніям, то по частным письмам того времени — и с такой неожиданной стороны, как в. кн. Серг. Мих. — вытекает, что само правительство в Ставк? произвело скор?е хорошее впечатл?ніе. 19 марта Серг. Мих. писал: "вс? в восторг?, но кто покорил вс?х, так это Керенскій".

II. Революція и война.

1. Симптомы разложенія.

Временному Правительству и верховному командованію предстояло практически разр?шить проблему исключительно трудную — сочетать стремленія революціи с задачами продолжающейся войны. В предфевральскіе дни сознаніе сложности этой проблемы при сохраненіи жизненных интересов страны, конечно, не чуждо было представителям соціалистических партій — за исключеніем, быть может, упорных догматиков крайняго толка. Страх перед возможной катастрофой клал преграду революціонной пропаганд? и м?шал "подлым софистам " (по выраженію Ленина) приложить провокаціонно, т. е. преждевременно, свою печать к грядущим событіям.

Фронт не мог быть изолированным оазисом в атмосфер? той психологіи фаталистически неизб?жнаго, которая охватила наканун? стихійно разыгравшихся событій вс? круги и вс? слои русской общественности и обостряла до крайности напряженность ожиданій народных масс... "Недовольство в народ? становится сильн?е и сильн?е... Революція неминуема" — это запись 2 февраля в дневник? боевого генерала на фронт? — Селивачева (8 марта, посл? событій, Селивачев записал: "несомн?нно, что посл? войны революція была бы бол?е кровавая, а теперь — провинція просто таки присоединилась").

Как уже указывалось, перелюстрированныя солдатскія письма с фронта в значительной степени можно было бы охарактеризовать выраженіем в одном из этих писем: "Мы стоим на порог? великих событій". Среди перелюстрированнаго департаментом полиціи матеріала им?ется документ, представляющій особый интерес, ибо он был переслан в Ставку военным министром Б?ляевым для ознакомленія войсковых начальников. Задержанное "письмо" с фронта, написанное партійным челов?ком большевицкаго склада мыслей, набрасывало ц?лую программу революціоннаго выступленія посл? войны , окончаніе которой "скоро или не очень скоро" несомн?нно приближается. Вс? наблюденія, которыя автор вынес из своих скитаній "по запасным батальонам и по фронту", приводили его к заключенію, что у правительства может и не оказаться силы для подавленія неизб?жных рабочих и крестьянских "безпорядков". Армія в тылу и " в особенности на фронт? , полна элементов, из которых одни способны стать активной силой возстанія, а другіе могут лишь отказаться от усмирительнаго д?йствія". Весь этот " революціонный элемент" надо спаять для того, чтобы поднять знамя солдатскаго возстанія. Ген. Клембовскій (и. д. нач. шт. верх. главнок.) разослал "совершенно секретно в собственный руки" начальников предложеніе военнаго министра дать отзыв о нам?ченном министерством агитаціонном план? "вс?ми зависящими средствами" парализовать в зародыш? "преступную работу" в арміи. Мы знаем только отв?т Рузскаго, высказавшагося против устройства в войсках бес?д на политическія темы, ибо это приведет лишь к "опасности возникновенія в арміи бол?е интенсивных подпольных теченій". "До настоящаго времени в воинском строю проводится взгляд, что армія должна стоять вн? политики и поэтому не сл?дует "искусственно привлекать ея вниманіе к этому вопросу". Рузскій подчеркивал, что единственным средством борьбы с революціонной пропагандой является изжитіе "тяжелаго кризиса внутренней жизни страны..." "нельзя упускать из виду, что современная армія... представляет собой однородную с прочим тыловым населеніем массу и естественно отражает в себ? т? настроенія, помыслы и стремленія, которые суммируются в другой половин? ея". Были попытки представить революцію плодом "отрицанія войны". Эту аргументацію по соображеніям больше политическим, нежели в соотв?тствіи с фактами, развил в нервом и единственном зас?даніи Учред. Собранія офиціальный докладчик партіи с.-р. о "мир?" — Тимофеев. Первое слово Учр. Собр. должно быть о "мир?" — этом "чаяніи измученнаго, истомленнаго войной трудового народа". Оратор старался вырвать пріоритет у большевиков своими рискованными без оговорок утвержденіями. Для Троцкаго в "исторіи" революціи главным лозунгом февральских дней остается лозунг: "долой войну"...

Отд?льными иллюстраціями, взятыми из жизни — сложной и многообразной, пожалуй, почти всегда можно подтвердить любой тезис и в особенности тогда, когда р?чь идет о неуловимой с точки зр?нія статистических выкладок народной психологіи. В исторіи не может быть фактически принят сомнительный сам по себ? метод американских "институтов общественнаго мн?нія"'. Обобщающія впечатл?нія современников могут быть ошибочны и субъективны, как, напр., ув?ренность будущаго правительственнаго комиссара при Верховной Ставк? Станкевича — для него "несомн?нно", что "переворот был вызван народным ощущеніем тяжести войны"[354]; столь же "ясно" было и будущему военному министру Верховскому, что массы поняли революцію, "как немедленное прекращеніе войны". "Когда пришли к нам и сказали о великом переворот?, вс? солдаты сказали: "славу Богу, может быть, теперь мир скоро будет заключен" — вспоминал на сов?щаніи Сов?тов 30 марта Остроумов, солдат большевицкаго уже склада, явившійся "прямо из окопов". Боевой генерал Селивачев, н?сколько пессимистичный в записях своего дневника, скажет с своей стороны, что "совершившійся переворот притянул к себ? мысли арміи, которая безусловно ждала, что с новым правительством будет окончена война". Еще опред?ленн?е было мн?ніе Набокова, принадлежавшаго к числу т?х, которые полагали, что одной из причин революціи было утомленіе от войны и нежеланіе ее продолжать. Но только мн?ніе это сложилось уже в процесс? революціи и сильно отражало в себ? слишком субъективное воспріятіе д?йствительности. В сознаніи Набокова вырисовывался единственно разумный выход — сепаратный мир[355]. Набоков высказал свое уб?жденіе Милюкову, который "р?шительно" не согласился, однако, с этим и считал, что "без войны скор?й бы все разсыпалось".

Наличія таких разговоров не отрицает и офиціальная сводка Алекс?ева — их слышали, как было упомянуто, депутаты Янушкевич и Филоненко, в одном полку первой арміи при объ?зд? С?вернаго фронта. Командующій 5-ой арміей на С?верном фронт? Драгомиров в донесеніи Рузскому 29-го марта совершенно ясно опред?лил эту психологію "опаснаго свойства", которая стала зам?чать ея в его арміи посл? "н?котораго успокоенія" "в первые дни", и которая свидетельствовала, по его мн?нію, об упадк? боевого настроенія. "Первые дни подряд — писал Драгомиров — ко мн? приходили полки, стоявшіе в резерв?, с заявленіем своей готовности по первому моему требованію итти, куда угодно, и сложить голову за родину". На практик? "крайне неохотно отзываются на каждый приказ итти в иконы"[356]; "Вс? помыслы солдат обращены на тыл. Каждый только думает о том, скоро ли ему очередь итти в резерв, и вс? мечты сводятся к тому, чтобы быть в Двинск?. За посл?дніе дни настойчиво живут мыслью, что они достаточно воевали, и пора их отвести в далекіе тыловые города, а на их м?сто поставить войска Петроградскаго округа и других больших городов".