Вуаль из виноградных лоз (ЛП) - Коул Тилли - Страница 14

Ее брови поднялись вверх, но она быстро кивнула, горя желанием научится. Она просунула руку под гроздь.

— Как же мне это сделать? Как я узнаю, что гроздь идеального веса?

Я не знал, как ей это объяснить. Я мог только показать. Почувствовав, как мои щеки заливает тепло, я поднес свою руку к ее ладони и пальцам подвел к винограду. Я наклонился ближе, так близко, что между нашими лицами осталось всего пару сантиметров.

— Почувствуйте тяжесть в своей руке, — сказал я. — Позвольте кончикам ваших пальцев слегка надавить на ягоду, чтобы проверить ее полноту.

Кареса мягко и со свойственной ей деликатностью сделала то, что я велел.

— Вот так? — прошептала она, так, будто сам звук голосов мог потревожить виноград, который был так счастлив находиться на этой виноградной лозе.

— Да, — направив ее руку дальше, я скользнул пальцем к одной из ягод и повернул ее, чтобы рассмотреть окраску.

Кареса была настолько методична и терпелива, насколько того требовала задача, и очень осторожна, чтобы не сорвать драгоценный плод со стебля.

— Она идеальна, — прошептала она и повернулась лицом ко мне. Она моргнула раз, затем второй. — Ведь так? Идеальна?

— Да, — хрипло ответил я, неуверенный к чему относится моя реплика: к винограду или к ней.

Кареса задержала дыхание.

— Значит, ее можно снимать?

Все еще держа ее за руку, я снял виноград со стебля.

— Последний тест — это вкус, — я положил ягоду ей на ладонь.

Взяв другую для себя, поднес ее ко рту и откусил ее спелой мякоти. Взрыв интенсивной сладости сразу же сказал мне то, что мне нужно было знать.

Кареса следила за каждым моим движением, а когда я одобряюще наклонил к ней голову, она взяла виноградину в рот. Ее глаза широко открылись, когда вкус достиг языка. Мягкий стон вырвался из ее горла, и на мгновение она закрыла глаза. Когда она проглотила мякоть, то открыла их и прошептала:

— Ахилл… как вы добились такого вкуса?

— Что вы почувствовали? — спросил я, очарованный ее первым опытом процесса сбора.

Ее брови задумчиво опустились, когда она изучала послевкусие.

— Она была очень сладкая. Сочная и мягкая, — сказала она. — Это правильно?

Я почувствовал прилив гордости за нее и не смог сдержать улыбку.

— Да. Это означает, что виноград созрел.

Счастливая улыбка появилась на ее губах, пока она смотрела на виноград.

— Теперь я поняла, — с благоговением сказала она. — Поняла, почему вы делаете это вручную. Машины не смогут сделать того же, не так ли? Они не могут понять то, что наши чувства способны нам сообщить, — ее взгляд встретился с моим. — Я действительно поняла это, Ахилл.

Я быстро кивнул, отрывая взгляд от ликования на ее лице. Затем вытащил секатор из ведра.

— Хотите срезать?

— Да, пожалуйста, — ответила Кареса.

Как и прежде она позволила мне вести. Моя рука коснулась ее, когда она взялась за гроздь винограда, висящего на лозе. Отстранившись, я подвинул ведро поближе к тому месту, где она сидела на корточках. Так же осторожно, как она делала все остальное, Кареса срезала гроздь и положила ее в ведро.

Она глубоко вздохнула, и с огнем в глубоких карих глазах, спросила:

— Мы же сделаем это снова?

Мои губы изогнулись в ухмылке.

— К концу сегодняшнего дня я должен пройти три ряда.

— Тогда я, безусловно, могу вам в этом помочь, — сказала она, в ее голосе звучало волнение.

Я направился к следующей лозе, Кареса — моя нетерпеливая тень. И начал, как и прежде, рассказывать о каждом своем шаге. Всегда безупречная ученица, она с готовностью впитывала каждое слово и каждый момент. Наблюдая за тем, как она ест очередную виноградину, изучая вкус и текстуру, я невольно подумал о том, что она очень понравилась бы моему отцу. Он был простым человеком. Он никогда не понимал, почему люди осложняют себе жизнь. Он любил меня, любил мою мать и любил то, что делал. Но также сильно, как все перечисленное — он любил этот виноградник.

Его сердце наполнилось бы радостью, если бы он увидел Каресу, будущую хозяйку этих земель, и то, с какой страстью она относиться к работе всей его жизни.

— Он созрел, — произнесла Кареса, отрывая меня от размышлений.

Я взял виноградину с той же грозди, просто чтобы убедиться в том, что она была права. Когда интенсивный вкус достиг моего неба, а уровень сладости достиг пика, я повернулся к молчаливой, ожидающей Каресе.

— Вы правы.

Я отодвинулся, когда она отрезала гроздь и положила ее в ведро. И следующие три часа, она часто улыбалась, когда сортировала спелый виноград от их незрелых соседей.

С Паваротти36 играющем на заднем плане, благодаря старому магнитофону моего отца, мы закончили три ряда раньше времени. И впервые за семь месяцев, я понял, как мне нравится работать, когда я был не одинок.

Это было… приятно, когда была возможность разделить с кем-то этот момент.

И мне нравилась улыбка Каресы.

Она была такой же сладкой, как и мой виноград.

Глава 5

Кареса

Я поднялась, разминая ноющие мышцы. Мои ноги дрожали, от долгого сидения на корточках. И все же, не смотря на боль, я чувствовала себя хорошо. Намного лучше за очень долгое время.

Звук ботинок, послышался позади меня. Когда я повернулась, Ахилл шел в мою сторону. Он относил последнее ведро с виноградом в амбар. А я задержалась, чтобы убедиться, что мы не пропустили ни одной кисти винограда. Так оно и вышло. В любом случае, я не думала, что Ахилл совершил бы такую ошибку.

Его взгляд был устремлен на меня, и когда я подняла свои глаза, наши взгляды встретились. Ахилл быстро переключил свое внимание на землю, и пробежался рукой по задней части шеи. Я заметила, что он делает так, когда нервничает. Все утро Ахилл в основном молчал. Он не был из тех, кто попусту тратит слова. Все, что он говорил, было прямым и предполагалось с определенной целью, или мое любимое — похвала за то, что я сделала что-то правильно.

Но в нашем молчании не было никакой неловкости. Слова были не нужны. В тишине он демонстрировал свое величие. Временами, я была ошеломлена, как много он знал о винограднике, как тщательно и красиво следил за каждым шагом. Казалось, что шум и пустая болтовня только бы испортили весь процесс.

Я не знала его возраста. Он не выглядел намного старше меня — двадцать четыре, может двадцать пять. Но то, что он знал об урожае, было удивительным.

Несомненно, Ахилл был красив. Теперь я считала так еще больше. Его обнаженный торс блестел на ярком солнце, темная щетина затемняла точеное лицо. Но еще более привлекательным была его любовь, с которой он отдавался своей работе. За те несколько часов, которые мы провели в поле, я видела намного больше его сердца, чем он мог выразить словами.

Его щека подергивалась от гордости, когда я делала, что-нибудь правильно. Его ноздри слегка раздувались, глаза закрывались, длинные ресницы целовали его скулы, когда он смаковал идеальный вкус винограда. Его губы слегка сжимались в сосредоточении, когда он держал в своей грубой ладони гроздь винограда, глаза были опущены, чтобы он мог просто чувствовать. Вера в интуицию указывала ему путь. Он был воплощением простоты, но в тоже время его так сложно было распознать. Мне хотелось залезть в мысли этого маэстро виноделия.

Хотелось бы понять, что такое истинное величие.

— Вы… вы голодны? — спросил Ахилл, возвращая меня в настоящее.

Я открыла рот, чтобы ответить, и мой желудок заурчал. Я ничего не могла с собой поделать. Я засмеялась, положив руку на свой живот. Мой смех подхватил ветерок, и эхом разнес по винограднику.

Ахилл уставился на мои губы, его рот слегка приоткрылся. Это зрелище быстро отрезвило меня. Я постаралась придать своему лицу строгое выражение, и Ахилл, казалось, вышел из этого транса.

— У меня есть еда, — он повернулся на пятках, направляясь в сторону амбара.